ГАЙД-ПАРК. ЛИТЕРАТУРНЫЙ., Авторские работы, эссе, тезисы, критика

https://zen.yandex.ru/media/id/5f368e664718...tm_campaign=dbr
Иван Солоневич о кривом зеркале русской литературы
26 августа

И.Л. Солоневич, уроженец Белоруссии, — блестящий и мало известный широкому кругу читателей исторический мыслитель и публицист.

Несколько фактов удивительной биографии И.Л. Солоневича (1891-1954).
• Петербургский университет (юридический факультет) Солоневич окончил в 1917-м г.
• Человек уникальной физической силы, он был учеником И. Поддубного, работал борцом в цирке, спортивным инструктором и журналистом.
• Ему вынесено 3 смертных приговора ЧК.
• В 1933 г. арестован и оказался на строительстве Беломоробалтийского канала (осуждён на 8 лет лагерей).
• Сбежал с братом и сыном в Финляндию (возглавив всесоюзную олимпиаду с привлечением западных журналистов, смог осуществить подготовку к побегу)
• В Европе на него было 3 покушения ГПУ, одно из которых закончилось гибелью жены.
• Основал в Аргентине ряд монархических организаций, в частности Народно-Имперское (штабс-капитанское) движение, и организовал издание газеты «Наша страна» (до сих пор существует).
• Автор книг «Россия в концлагере», «Народная монархия», «Диктатура сволочи» и множества статей.
С интересом знакомилась с его остроумной исторической публицистикой. Но особенно парадоксальными и новыми показались его рассуждения о роли русской литературы в революционной катастрофе 17-го года.

Цитаты по книге - И.Л. Солоневич «Народная монархия». - Мн.: Лучи Софии, 1998.
«…кто же всерьёз будет относиться к измученным рефлексией обломовым и печориным или даже каратаевым!»;
«...Всякая литература, в особенности большая литература, всегда является кривым зеркалом жизни. Её интересует конфликт и только конфликт. … Если конфликта нет — то литературе, собственно, не о чем и рассказывать»;
«Большая литература есть всегда литература обличительная. Именно поэтому благонамеренной литературы нет и быть не может…
Наши писатели-классики в основном дворянского происхождения, за немногим исключением - Островский, Лесков, Чернышевский… А поэтому могли ли они изнутри показать русский мир? Любоваться извне — могли. Гоголь в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» или «Миргороде», Тургенев в «Записках охотника», Толстой в «Казаках»… Поэтому Солоневич и резюмирует:
«Психология русского народа была подана всему читающему миру сквозь призму дворянской литературы и дворянского мироощущения. Дворянин нераскаянный — вроде Бунина, и дворянин кающийся — вроде Бакунина, Лаврова и прочих, все они одинаково были чужды народу».
Ну а приговором русской классике будет звучать такое умозаключение:
«Наша великая русская литература — за немногими исключениями — спровоцировала нас на революцию»…
Можно упрекать Солоневича в социологическом подходе, говорить о том, что литература ничего не должна отражать, прошли времена критического реализма и т. д. Но некий здравый, крестьянский что ли, взгляд на роль литературы в трагической истории ХХ века отрицать нельзя.
Или можно поспорить?)
________________________________________________________________
Комментарии к статье:

Елена Устинова

Насколько я помню, в 30-е годы Солоневич какое-то время сотрудничал с немцами и составил для них что-то вроде аналитической записки о перспективах войны против СССР, где объяснял, что не следует составлять психологический портрет будущего противника, основываясь на великой русской литературе. Это было опубликовано в одном из наших толстых журналов где-то в конце 80-х начале 90-х годов. Должна признать, что это "прикладное литературоведение", как бы к нему ни относиться, очень повлияло на мое восприятие нашей классики. Конечно, я ее не разлюбила (важно ведь не столько что написано, сколько как), но избавилась от школярского представления о том, что это безусловный и непогрешимый "учебник жизни".

https://zen.yandex.ru/media/kulturologia/po...tm_campaign=dbr
Почему талантливый младший брат Пушкина не стал знаменитым, как Александр Сергеевич

22 сентября 2020
Современники Льва Сергеевича Пушкина считали, что лишь по причине своего близкого родства с гениальным поэтом он не получил признания, которое заслуживал. Лев Сергеевич пользовался общей любовью и воспринимался как человек, не лишенный талантов; Белинский был в восторге от одного из его стихотворений. А среди более поздних отзывов о младшем брате Александра Пушкина встречаются и откровенно критические. Кем же был Лев Пушкин – недооцененным поэтом с феноменальными способностями или типичным для своей среды пьяницей, буяном, повесой и эпикурейцем?
Учеба, Петербург и отношения между братьями
Лев был единственным из доживших до взрослого возраста братьев Александра Пушкина – другие сыновья Сергея Львовича и Надежды Осиповны умирали в детстве. Родился он в 1805 году в Москве, а в 1814 году семья переехала в Петербург; Александр жил неподалеку, в Лицее. Квартира Пушкиных располагалась в Адмиралтейской части города, рядом с Сенной площадью.
В то время как старший брат учился в Царском Селе, младшего отправили в Главное немецкое училище при лютеранской церкви Святого Петра. Вскоре он оказался зачисленным в пансион при Лицее, а после перешел в Благородный пансион при Главном педагогическом институте. Учебные заведения, как впоследствии и места службы, Лев Сергеевич менял с легкостью, особенно долго нигде не задерживаясь – иногда по собственной воле, а порой – нет.
С Михаилом Глинкой, будущим композитором, Лев Пушкин был дружен во время учебы в Благородном пансионе
Учебу в Благородном пансионе Пушкин-младший не завершил, в 1821 году он был исключен оттуда за участие в протестах против увольнения учителя словесности Кюхельбекера, лицейского товарища Александра. Вообще круг общения старшего брата сделался и для Льва привычной средой, он с легкостью заводил приятельские отношения. Способствовало этому и то обстоятельство, что после окончания Лицея Александр жил некоторое время в доме родителей, и братья много общались.
Лев был ниже Александра, со светлыми, хоть и вьющимися, волосами; его внешность, пусть и в меньшей степени, чем у брата, напоминала о происхождении – прадед, Абрам Ганнибал, был африканцем. Лев Сергеевич был широкоплеч, но фигура его хранила следы невоздержанности в еде и вине, а сам он был остроумен и отличался «совершенной грамотностью».
Александр Пушкин сделал Льва своим поверенным во время ссылки на юг
В 1820 году старший из братьев Пушкиных оказался в южной ссылке, и Лев стал его поверенным по многим поручениям – от пересылки книг и периодики до решения вопросов издания стихотворений и поэм. Делал он это, по всей видимости, от чистого сердца, но не особенно добросовестно, во всяком случае, в письмах к брату и к друзьям Александр нередко упрекал Пушкина-младшего в недостаточной серьезности и даже в проматывании высылаемых для дела сумм.
И все же дружбу с младшим братом поэт ценил, и Лев пользовался его безусловным доверием – в том числе и в переписке.
«Чтеньебесие», светская жизнь и декабрьское восстание
Единственным, кто знал все произведения Александра Пушкина - в том числе ненапечатанные, был его младший брат
Была у Льва Пушкина одна замечательная способность – с первого раза запоминать любой прочтенный текст. Он знал наизусть все стихи своего брата, в том числе и их наброски и первоначальные, впоследствии исправленные, варианты. Несмотря на то, что после смерти Александра Лев делился своими воспоминаниями о поэте, по всей видимости, огромное количество стихотворений Пушкина – неизданных и даже, возможно, не записанных, оказались, по словам Вяземского, погребены вместе с его младшим братом.
Феноменальная память «Левушки» сделала его желанным гостем столичных гостиных, ведь «чтеньебесие», публичное чтение стихов, было любимым занятием младшего Пушкина. В свое время таким образом читался «Бахчисарайский фонтан» - еще до публикации, это вызвало крайнее неудовольствие Александра, который в переписке с младшим братом «намылил ему голову».
Но не только стихи привлекали Льва в петербургские салоны; истинный сын своего отца, он имел большую склонность к веселому времяпрепровождению – выпивке, играм, общению с дамами. При этом был остроумен и обаятелен, весел и добр, а потому становился желанным гостем и душой компании. Как и отец, любил шикануть, будь то заказ самого дорогого номера в гостинице или угощение друзей обедом; долги Льва Пушкина, в том числе и игровые, вплоть до самой своей смерти раздавал Александр.
Лето 1824 года семья Пушкиных, включая обоих братьев, проводила в селе Михайловском, в компании Льва Пушкин совершал свои визиты к соседкам. Вскоре, оставив Александра отбывать его ссылку, семейство отправилось в Петербург, там Лев ненадолго поступил на службу в Департамент иностранных вероисповеданий, но хватило его рвения всего лишь на несколько месяцев.
Вильгельм Кюхельбекер, лицеист, был дружен и с младшим Пушкиным
14 декабря 1825 года Лев Сергеевич оказался на Сенатской площади, был представлен Одоевскому Кюхельбекером и получил палаш, отнятый у жандарма. Однако же, участие в событиях того дня не привело Льва в крепость или в ссылку – возможно, в силу его возраста, юноше было всего двадцать. В 1826 году Лев Сергеевич поступил в Нижегородский драгунский полк и отправился на Кавказ. На военной службе он проявил себя куда лучше – участвовал в военных кампаниях, был знаменит своей храбростью, пользовался расположением начальства и любовью товарищей по службе. Вслед за персидско-турецкими кампаниями он участвовал в польских событиях, в перерывах между ними успев погулять на свадьбе брата в 1831 году во время продолжительного отпуска.
Гражданская служба, семья и жизнь в Одессе
В 1832 году Лев сделал попытку распрощаться с военной службой, он вышел в отставку и вскоре поступил в министерство внутренних дел чиновником по особым поручениям. Но гражданская служба снова не задалась, и он отбыл на Кавказ, там и получил известие о смерти брата на дуэли.
Новость стала для Льва Пушкина большим потрясением. Он рвался во Францию, чтобы вызвать на поединок Геккерена-Дантеса, но был остановлен друзьями. До конца своей жизни Лев Пушкин поддерживал добрые отношения с вдовой своего брата, Натальей Николаевной, а в 1843 году, вскоре после увольнения с военной службы, женился на ее родственнице, дочери симбирского губернатора Елизавете Загряжской. В этом браке родилось четверо детей.
К тому времени Лев Сергеевич окончательно ушел в отставку. Военная служба принесла ему награды за отвагу и репутацию храброго офицера. Семья Пушкиных обосновалась в Одессе, в не сохранившемся до нашего времени доме Крамарева на углу Дерибасовской и Преображенской улиц. Почти десять лет Лев Пушкин служил чиновником Одесской таможни, продвигаясь по службе и завоевав прекрасную репутацию; к нему имели обыкновение обращаться с просьбой выступить третейским судьей в спорах. Несмотря на постоянную стесненность в средствах, Пушкины участвовали в общественной жизни Одессы, занимались благотворительностью. В 1852 году Лев Пушкин умер от водянки.
Памятная табличка в Одессе
Одним из излюбленных занятий младшего брата Александра Пушкина было сочинительство; он писал неплохие стихи, которые довольно высоко ценили современники. Сам же Александр признавал Льва лишь литератором, но никак не поэтом. Тем не менее, стихотворение «Петр Первый», одно из немногих напечатанных произведений Пушкина-младшего, очень нравилось Белинскому, который знал его наизусть. В 1853 году, уже после смерти Льва Сергеевича, в «Москвитянине» появилась статья его авторства под названием «Биографическое известие об А.С. Пушкине до 26 года».
Лев Сергеевич Пушкин скончался в возрасте сорока семи лет
«Брат – человек умный во всех смыслах слова, - писал когда-то Александр Пушкин Дельвигу, - и в нем прекрасная душа».
Лев Пушкин, эпикуреец, повеса, игрок, поэт и поверенный поэта, отважный воин и отличный семьянин, был похоронен на Старом кладбище в Одессе, которое было разрушено в тридцатых годах прошлого столетия.

Комментарии62
Марина Эрдыниева
Уважаемый автор, разрешите дополнить! У Льва Пушкина действительно была феноменальная память! Ему было достаточно один раз прослушать или один раз прочитать большой не знакомый текст, и он запоминал его наизусть! Однажды А.С.Пушкин потерял целую главу из "Евгения Онегина", а её уже срочно нужно было сдавать издателю. Эту главу он прочитал один раз своему младшему брату перед тем, как он отправился на Кавказ. В своём письме А.С.Пушкин признался о потере и о том, что не может вспомнить всю главу полностью, он был сильно огорчён. Вскоре А.С.Пушкин получил ответное письмо от младшего брата, Лев Сергеевич написал всю эту потерянную главу из "Евгения Онегина" дословно, он запомнил её наизусть с первого раза!!!
________________________________

https://style.rbc.ru/people/5f7f28029a79472..._medium=desktop
[b]


Это сообщение отредактировал георргий - 24.02.2023 - 21:19

29 октября Владимир Савичев ушёл из жизни. Завтра, 31 октября, в 11.30 состоится отпевание в церкви на Осташинском кладбище. Приходите все, кто хочет попрощаться с Владимиром Николаевичем.

https://www.facebook.com/anna.kouzova/posts/3349721748446366

Завершается год. Подводятся итоги. В том числе и на поэтических сайтах И-нета. Вот одно из предложений ознакомиться с интересными стихотворениями https://stihi.ru/2020/12/15/3122

Экспертный обзор. Сергей Лейбград. Итоги года-2020 (с сокращениями)
Большой Литературный Клуб
Комнатная температура

Зима. Эстетическая, этическая, политическая и медицинская пандемия. Территория жизни оккупирована коронавирусной властью и властью коронавируса. Отчаяние и внутренняя эмиграция. Последнее, что ещё можно читать – стихи...

Рецензии

- Ильдар: ...А не могли бы Вы назвать произведения ныне живущих авторов, которые вызвали у Вас потрясение? То есть не восхищение, удовольствие и тому подобное, а именно потрясение?

- Сергей: ...Стихи Елены Фанайловой, Галины Рымбу, Ирины Котовой, Константина Шавловского, Сергея Жадана (в переводах Станислава Бельского и Владимира Коркунова), Михаила Айзенберга, Дмитрия Веденяпина, Александра Кабанова, Ия Кивы, Арсения Ровинского, Фёдора Сваровского...

- Ильдар: ...спасибо за ответ! Но не могли бы назвать именно конкретные стихи? Процитировать хотя бы пару целиком или назвать первые строчки?

- Сергей: http://www.cirkolimp-tv.ru/articles/848/kholodnaya-voina
http://magazines.gorky.media/znamia/2020/1...e-ne-poete.html
http://www.cirkolimp-tv.ru/articles/925/novoe-pravopisanie
http://shoizdat.com/galina-rymbu-moya-vagina/

P.S. Не менее бурное обсуждение темы было шесть лет назад под предыдущим обзором Сергея (https://stihi.ru/2014/12/22/8180 Экспертный обзор. Сергей Лейбград. Итоги года-2014, БЛК), см. http://stihi.ru/comments.html?2014/12/22/8180

Это сообщение отредактировал георргий - 19.12.2020 - 01:30

На днях на "Стихи.ру" прошло народное голосование на предмет: «Лучшее стихотворение 2020».
Представлю две понравившиеся мне работы:

https://stihi.ru/2020/07/08/6766
инферно
Лайт Шейд

со змеями танцуют идиоты,
заведомо идущие на красный.
сломаешься, тогда узнаешь, кто ты.
не забавляйся с кобрами...
не празднуй
свой выигрыш игрой на флейте.
стёрто.
скажи "адью", подумаешь, потеря.
вот, мозамбикским ядом плюнет морда,
в исход летальный, всё-таки, не веря.
пожалуйста, чуть-чуть помилосердней,
нельзя ни посмотреть, ни прикоснуться,
вскрывают неопознанные стервы
артерии венозного искусства.

когда ты круче фирменного спайса,
разбитая при битве ватерлоо,
не промахнись, немедленно спасайся,
войди в квартиру тела нежилого
ребром адама, вписанном на идиш
куратором от зазеркальной нави.
не знаешь, значит ближнего не выдашь,
а после смерти к стенке не поставят.

ах, боже мой, спасите наши суши
от засухи, ковида и потопа,
пока нас всех чумой не передушат,
вторая парка будет шить и штопать.

пока меня никто ещё не выскреб
из ада слов, записанных неверно,
звучат стихи, похожие на выстрел
в прекрасное
далёкое
инферно.

8 июля 2020


https://stihi.ru/2019/01/12/10189
Представь
Алексей Ефипов (Ярославль)

Ю.С.

Представь: не стало ноты "до",
представь: не стало "види, вици",
и жизнь длинна, как коридор
психиатрической больницы.

Представь: остался только сон
от ленты лет до лета Леты,
где ты всего лишь горизонт
несуществующей планеты.

https://stihi.ru/2021/01/17/6754
ИРИНА ЕВСА
Старики обживают улицу, как траншею...


Старики обживают улицу, как траншею,
осторожным шажком: налево, направо зырк.
И у каждого колокольчик на тонкой шее
обездвижен и безъязык.
Им понятно, что бой неравен, а ров неровен.
Все труднее дышать под маской беззубым ртом.
Срок просчитан, а колокольчик пронумерован,
вписан в ведомость, и его заберут потом.
Старики семенят, сбивая в ходьбе набойки,
так прозрачны в апрельских сумерках, что дитя
пробегает сквозь них, тинейджер летит на байке,
оперяются клены, гривами шелестя.
Безнадзорные, сокращающие до мига
путь извилистый от собеса к небытию,
слышат музыку: это вслед им поет Доминго
на балконе, как на переднем своем краю.
И покуда ты, в добровольной томясь тюряге,
в сотый раз подсчитав, как список смертей подрос,
кипятишь молоко, отхлебываешь из фляги,
очевидное, словно мантру, бубня под нос:
что не Юлиус Фучик ты и не Януш Корчак –
твой сосед внизу
все звонит, звонит в беззвучный свой колокольчик,
сглатывая слезу.

https://portal-kultura.ru/articles/books/33...tm_campaign=dbr
• Газета «Культура»

«Слово о полку Игореве» обрело автора (ред.: с сокращениями)
Андрей САМОХИН
29.12.2020

…Сенсационная гипотеза изложена в книге «Слово о полку Игореве» и его автор», вышедшей этим летом в издательстве «Согласие». «Культура» беседует с автором книги Александром Ужанковым.
…
«Культура»: …по вашему мнению, автор Киевской летописи и автор «Слова» — одно и то же лицо?

А. Ужанков: Именно. Это игумен Моисей, который был и автором летописной статьи, и автором-составителем самой Киевской летописи (последнее убедительно доказано до меня). Любой филолог вам скажет, что создатель шедевра не может быть автором всего одного произведения. К нему он может идти всю свою творческую жизнь.
…
«К»:
— Но как вы перекинули … мостик к идентификации личности игумена до его пострижения?

А.У.:
— А вот здесь мы подходим к главному. В древнерусских произведениях авторы крайне редко писали о себе, и абсолютное большинство произведений анонимны. Но тут есть интересный нюанс. Я уже ставил в предыдущих своих работах вопрос: почему древнерусских авторов не замечают в произведениях? И отвечал на него: да потому, что авторы о себе пишут в третьем лице. И это — традиция библейская. Тот же игумен Моисей в своем «Слове на освящение церкви Святого Михаила» упоминает пророка Аггея, который также писал о себе в третьем лице. И апостол Иоанн Богослов в своем Евангелии говорит в описании событий о себе в третьем лице «один из учеников... которого любил Иисус (Ин. 13: 23). А когда говорит сам в «Откровении» — то от первого лица. И я стал смотреть: а есть ли такая загадочная личность, о которой говорится в третьем лице в летописной повести игумена Моисея?

Поход князя Игоря там отнюдь не центральная тема: летописец приводит разные сведения о походах других князей на половцев. А когда переходит к битве на Каяле-реке, сообщает, что из всех воинов смогли убежать всего 15 человек, остальные погибли, а князья попали в плен. И далее он пишет: «се прибеже к нему с тоя брани Беловод Просович, поведая ему погибель християн в земле Половецкой». «К нему» — это к великому князю киевскому Святославу Всеволодовичу, который, находясь под Черниговом, собирал войска против половцев.

Кто этот Беловод? Об этом — ни слова в летописи. Но зато игумен Моисей весьма подробно описывает встречу дружинника с князем и реакцию последнего на услышанное. То есть создается полное впечатление, что автор описывает происходившее на его глазах. «Святослав же, то слышавъ и вельми воздохнувъ, утеръ слезъ своих и рече: «О, люба моя братья, и сынове, и муже земле Руское! Дал ми Богъ притомити поганыя, но не воздержавше уности отвориша ворота на Русьскую землю. Воля Господня да будеть о всемь! Да како жаль ми бяшеть на Игоря, тако ныне жалую болми по Игоре, брате моемь». Дружинник он, судя по всему известный, раз поминается без представления, кто он и что он. Значит, человек знатный, скорее всего, авторитетный боярин, раз киевский князь его слушает.

«К»:
— И тогда у вас возник вопрос: кто так ярко и подробно рассказал игумену Моисею об этом разговоре дружинника и князя?

А.У.:
— Совершенно верно! Если сам Беловод Просович, то тогда нужно доказывать, что он в 1087 году, то есть уже без своего князя, зачем-то поехал в Киев во владения другого князя и поведал все это незнакомому игумену Выдубицкого монастыря. Стоит отметить, что описание этого эпизода с небольшими вариациями встречается и в других летописях, восходящих именно к Киевской, например, в Хлебниковском списке Ипатьевской летописи. Причем везде значится, что Беловод прибежал «с тоя брани» — то есть однозначно был дружинником князя Игоря. А в Лаврентьевской летописи, которая далека от этих событий, изложено все совсем по-другому: «Поиде путем тем гость» (то есть, купец какой-то) и встретил он по дороге половцев, ведущих русских пленников, и половцы ему «рекуще: поидете по свою братью, али мы идеме по свою братию к вам». То есть приказали ему передать: «Идите за своими пленниками или мы придем к вам за своими». Согласно этой летописи, половцы торгуются о выкупе пленников через некоего купца. О Беловоде же Просовиче там — ни слова. В общем, исходя из текста Киевской летописи, напрашивается вывод: либо игумен Моисей присутствовал при беседе Беловода Просовича с князем Святославом, либо это одно лицо.

«К»:
— То есть вы пошли методом отсечения более сложных версий и запутанных доказательств к более простым?

А.У.:
— Именно так. В моей книге нет ни одного оборота типа: «если мы предположим, что... то это значит то-то». Я не допускаю такие научные обороты. Поэтому предпочитаю говорить не об «открытии автора «Слова о полку Игореве», а об «установлении авторства». Это расследование сколько историческое, столько же и филологическое. Вот, скажем, в Киевской летописи и «Слове о полку Игореве» есть красноречивые параллели. В первой читаем: «Святослав же то слышав и вельми воздохнув, утер слез своих и рече». Во втором: «Святослав изрони злато слово со слезами смешано и рече». В летописи: «О любе моя братия и сынове». В «Слове»: «О мои сынове Игоре и Всеволоде». Летопись: «Не воздержавша юности». «Слово»: «Рано еста начала Половецкую землю мечи цвелити, а себе славы искати». Летопись: «Отвориша ворота на русскую землю». «Слово»: «Загородите полю ворота своими острыми стрелами за землю Русскую». И таких — не лексических, но смысловых совпадений между двумя текстами очень много. Очевидно, что «Слово» как бы опирается на рассказ в Киевской летописи.

При этом мы наглядно видим творческое возрастание гениального писателя конца XII века. Гений не повторяется. Я задаю этот вопрос в книге: «Как можно доказать авторство гения, если он не подписал свое творение?» Могли бы мы, скажем, по сюжету и языку идентифицировать авторство Пушкина двух таких разных по жанру произведений, как «Капитанская дочка» и «Евгений Онегин», если бы не знали точно, что оба они вышли из-под его пера? Точно так же и в этом случае: Игумен Моисей — бывший воин, боярин, а ныне чернец — пишет сперва назидательную летописную повесть, в которой выводит в третьем лице и себя. А потом, осмыслив и передумав все в глубине души, создает, возможно, в «одночасье» свой литературный шедевр — «Слово о полку Игореве».

«К»:
— А раньше никто не замечал особую роль в летописи Беловода Просовича?

А.У.:
— Замечали. В «Энциклопедии «Слова о полку Игореве» о Беловоде Просовиче сообщается: «В 1968 году в ФРГ была выпущена ротапринтом брошюра «Бѣловолодъ Просовичь. Слово о полку Игоревѣ. Новъгородъ Севѣрскый. Лѣто 6693», содержащая неподписанную статью на украинском языке, в которой Б. П. назван автором «Слова». Поскольку именно ему будто бы поведал Святослав Всеволодович свой сон».

«К»:
— Выходит, авторство Беловода Просовича уже кто-то открыл?

А.У.:
— Я нигде больше не нашел ссылок на упомянутую выше брошюру, как и ее саму. Однако недавно петербургский лингвист Алексей Бурыкин в примечаниях к своей книге о «Слове о полку Игореве» заметил, что ленинградский языковед Никита Александрович Мещерский на своих семинарах по «Слову» в 1970-х годах также указывал на Беловода Просовича как возможного автора. Я был лично знаком с Мещерским. Когда, будучи еще студентом Львовского университета, приехал на один из его семинаров и в разговоре спросил, кто же мог быть автором «Слова», он назвал имя Беловода Просовича. Мне запомнился ответ, хотя я тогда не занимался еще этой темой. Бурыкин упоминал, что Мещерский считал автором этого героя на том основании, что автор носит не христианское имя, но занимает видное положение, поскольку упоминается с отчеством, а также имеет широкую известность: нигде не указывается ни статус, ни профессия его. Но Мещерский нигде это свое мнение не публиковал.
…
«К»:
— Ваши выводы все равно — гипотеза? Ведь доказать стопроцентно это невозможно...

А.У.:
— Естественно. Если авторство «Слова о полку Игореве» игумена Моисея верно на 99 процентов, то его тождество с Беловодом Просовичем — это рабочая гипотеза. Но гипотеза выросла не на пустом месте, а имеет много косвенных доказательств. И мое предлагаемое исследование представляет собой связный и непротиворечивый разбор этих доводов.
…

Материал опубликован в № 10 газеты «Культура» от 29 октября 2020 года.

https://zen.yandex.ru/media/masterwpoetry/l...67c3f280b8d7b6a
Любопытные стихи Пушкина, которые были найдены в его черновиках
20 января 2021

Когда Пушкина не стало, то огромный сундук с черновыми записями и тетрадями перешёл к его другу и наставнику Василию Андреевичу Жуковскому. Будучи в хороших отношениях с государем, Жуковский взял на себя полную ответственность за наследия Александра Сергеевича. По легенде государь приказал уничтожить неугодные и вольнодумные тексты.
Но уничтожил ли Жуковский хотя бы одну строчку, написанную Пушкиным?
Многие склоняются к тому, что он оставил всё. Самые вольнодумные тексты он припрятал до лучших времён и возможно некоторые рукопись Пушкина ещё предстоит найти историкам. В этой статье речь пойдёт о коротких стихах, которые либо не публиковались поэтом (по разным причинам), либо считались шуточными. Но даже они представляют определённый интерес, ведь речь идёт о «нашем всём».

Про себя

Великим быть желаю,
Люблю России честь,
Я много обещаю —
Исполню ли? Бог весть!

Одно дело желать, другое делать. Пушкин написал и создал столько, сколько другие поэты и за всю жизнь не создадут. Причём многие считают, что у Пушкина почти нет «проходных стихов». Они есть, просто их процент гораздо ниже, чем поэтов ранга (таланта) пониже. Скромностью Пушкин не отличался, но тем не менее давал себе отчёт, что излишняя хвальба ничего ему не даст.

27 мая 1819

Веселый вечер в жизни нашей
Запомним, юные друзья;
Шампанского в стеклянной чаше
Шипела хладная струя.
Мы пили — и Венера с нами
Сидела, прея, за столом.
Когда ж вновь сядем вчетвером
С «бл*дьми», вином и чубуками?

Это короткое стихотворение можно было вообще оставить без комментария. В нём и так всё понятно, но всё-таки нужно отметить, что это писал двадцатилетний молодой поэт, который уже до этого писал шедевры. Например, двумя годами ранее были написаны знаменитые строки:

Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!

Одно из последних

О нет, мне жизнь не надоела,
Я жить люблю, я жить хочу,
Душа не вовсе охладела,
Утратя молодость свою.
Еще хранятся наслажденья
Для любопытства моего,
Для милых снов воображенья,
Для чувств ....... всего.

Этот набросок так и остался недоделанным и недописанным. Датируется 1837 годом. Понимал ли Пушкин, что его конец близок или нет, сказать сложно. Современники наоборот говорят нам о том, что поэт хотел начать новую жизнь с семьёй и детьми. Нужно было только решить вопрос с Дантесом, который никак не отставал от него и «клеился» к его жене, хотя уже был женат на её сестре.
Дантес стал настоящей занозой для Пушкина, который всяческими силами пытался уладить конфликт мирно. Последние месяцы жизни поэта описаны чуть ли не по часам, но до сих пор ведутся споры о том, что на самом деле привело Пушкина к фатальному исходу. Сам Дантес до конца своих дней не понимал кого он убил на дуэли и прожил долгую мирную жизнь после отъезда из России.

А вам знакомы эти стихи Пушкина?

Это сообщение отредактировал георргий - 27.01.2021 - 22:22

https://www.mk.ru/culture/2020/11/28/stanov...tm_campaign=dbr

«Становление Блока как поэта было самоубийственным»
Любовь и предчувствия «трагического тенора эпохи» (с сокращениями)

…Автор книги о Блоке в серии ЖЗЛ, профессор МГУ Владимир Новиков рассказал о возлюбленных Блока, его отношениях с Ахматовой, восприятии войны, революции и преемственности с Пушкиным...

- Что вас больше всего впечатлило?
- Любовная жизнь Блока интересна не с житейской точки зрения, а тем, какой в ней читается высший смысл. Размышляя об этом, я вспоминаю слова, которые Лев Толстой вложил в уста Анны Карениной: «Если сколько голов, столько умов, то и сколько сердец, столько родов любви». Блок не тиражировал любовные отношения. Уникален его союз с женой Любовью Дмитриевной. Я к ней отношусь с огромным уважением. Её мемуары «И быль и небылицы о Блоке и о себе», которыми возмущалась Ахматова, считаю прозаическим шедевром. Сама Любовь Дмитриевна говорила, что Блок не был «мужем» в общепринятом смысле слова. В отношения между Блоками не надо вникать с сексологической точки зрения. Это был духовный союз, притом без мистики. Хотя поначалу Блок вместе с Андреем Белым и Сергеем Соловьёвым играли в поклонение Любови Дмитриевне, но потом сами стали над этим посмеиваться. Она была конгениальна Блоку. Недаром он говорил: «У меня две женщины: Люба и все остальные».

- Среди «остальных» актриса Наталья Волохова и оперная певица Любовь Дельмас. Насколько сильные чувства испытывал к ним Блок?
- Натальей Волоховой вдохновлён сборник Блока «Снежная маска». В Блоке был и жар, и холод. Холод его взаимодействовал с холодом Волоховой. Уникальный случай, загадка, почему эти отношения всё-таки были. Отношения с Любовью Дельмас – ещё одна реальность. Это земная женщина, телесную привязанность к которой Блок не утратил, но разговор о высоких материях с ней вести было невозможно. Они расстались по-хорошему и поддерживали контакты до конца жизни Блока. Ещё одна женщина Блока, с которой мне довелось беседовать, – Евгения Фёдоровна Книпович. Потом она станет советской функционеркой, но в молодости была феноменальной девушкой. Она пришла к Блоку на следующий день после окончания им поэмы «Двенадцать». Блок как поэт уже замолчал и мог говорить о себе рефлективно. Её мемуарная книжка, которую она мне подарила, вышла в 1987 году, когда я ещё не думал, что буду писать книгу о Блоке. Там содержится совершенно уникальные высказывания, которые не каждый поймёт. Блок говорил ей, что можно честно относиться к жизни, как кадеты (конституционные демократы), но для искусства его нужно преодолевать, «надо обмануть себя, не обманывая. Иначе нельзя — это и есть фаустовский путь». Когда Книпович появилась с накрашенными губами и папироской в доме Блока, то его мать Александра Андреевна сначала решила, что это «новое Сашенькино дон-жуанство», а оказалось, что что-то более серьёзное. Блок, например, мог ей сказать: «Я человек среднего ума». Может быть, главное, что я открыл в процессе написания книги – что Блок был человек очень большого ума, но таланта было в нём ещё больше. Он к себе относился критически, что в этих отношениях и раскрылось.

- Блоку даже приписывали роман с Анной Ахматовой…
- Отношения Блока с Ахматовой – это интереснейший сюжет. Ахматова даже дала заголовок для будущих публикаций под названием «Как у меня не было романа с Блоком». Если называть вещи своими именами, и не могло быть. Ахматова пришла к Блоку в квартиру на Офицерской улице (там бывали и Клюев, и Есенин). Они разговаривали около часа, но когда домой вернулась Любовь Дмитриевна, Ахматова поспешила уйти. Позже она сама признавала, что Блок тогда был влюблён в Дельмас. Ахматовой он написал стихотворное послание:
«Красота страшна» — Вам скажут, —
Вы накинете лениво
Шаль испанскую на плечи,
Красный розан — в волосах.
Она ответила честным и психологичным стихотворением «Я пришла к поэту в гости». Блок не мог влюбиться в женщину-поэта. Он был сам, как истинно творческая натура, женственен и ревнив. Его привлекали жизненные женщины, а не поэтические. К Ахматовой он относился с уважением. В своей статье «Без божества, без вдохновенья», в которой Блок ругал акмеистов, для Ахматовой он сделал исключение. Не надо тут думать, что Ахматова хотела амурных отношений, а Блок на это не пошёл. Она сама была достаточно инфернальна, и её влюблённость ещё не гарантировала долговечности и прочности отношений...

- В письме к Андрею Белому Блок назвал свои стихи «трилогией вочеловечения». А как бы вы определили поэтическую философию Блока?
- Часто говорят, что поэзия Блока вышла из философии Владимира Соловьёва. Хотя с ним он виделся лишь однажды, и то мельком. У Блока было три учителя: Соловьёв, Валерий Брюсов и Зинаида Гиппиус. От Соловьева – идея Вечной Женственности, Софии; от Брюсова – урбанизм; от Гиппиус – психологическая напряжённость. Все эти грани Блок соединил и в общем всех учителей победил, создав качественно новую поэтическую систему. Гении выходят за пределы своей школы в пространство, для которого нет точного термина. В то же время от каждой значительной эпохи остаётся вечный след. Конечно, последствия символизма велики. Символическая образность пребудет вечно. В этом векторе развивался Булат Окуджава, который в зрелые годы пришёл к символичности, и многие видят в нём перекличку с Блоком. В Блоке самом шла литературная эволюция. Юрий Тынянов в своей эпохальной статье «Промежуток» 1924 года утверждает, что блоковский период кончился, а сейчас ключевая фигура – ушедший из жизни, но вечно живой футурист Велимир Хлебников. Там звучат страшные слова: «Смерть Блока была слишком своевременной». Однако уже поэма «Двенадцать» сочетает символическую обобщённость с авангардной формой. Символизм не умер, а растворился в последующем развитии литературы. Тот же Андрей Белый говорил, что у символизма появился правый рукав – акмеизм и левый – футуризм.

- А, правда, что Блок готов был совершить самоубийство и даже приготовил предсмертную записку, если Любовь Дмитриевна ему откажет?
- Решительное объяснение с Любовью Дмитриевной Блок считал главным в своей жизни. Благодарность к ней, за то, что она не отвергла его, а соединилась с ним, он сохранил навсегда. Была игра, честная и нешуточная. Идея самоубийства в данном случае гиперболизирует пограничные состояния. В стихотворении «К Музе» 1912 года, открывающего цикл «Страшный мир», сказано:
Я не знаю, зачем на рассвете,
В час, когда уже не было сил,
Не погиб я, но лик твой заметил
И твоих утешений просил?
Становление Блока как поэта было самоубийственным. Игра на границе жизни и смерти
– выживет он или нет. Любовь Дмитриевна Блока как поэта поняла. Его не все приняли сразу. Брюсов писал: «Он не поэт». Хотя именно он опубликовал потом подборку «Стихов о Прекрасной Даме», придумав этот заголовок. Блок спросил Любовь Дмитриевну, что она думает о его стихах. Она сказала, что он «поэт не меньше Фета». В 1901 году Блока это устроило, и ему предстоял рывок, чтобы от музыкального уровня Фета подняться к вершинам гениальности. С помощью Любови Дмитриевны он этот рывок совершил. Так что жизнь и поэзия здесь одно.

- Вообще жизнетворчество характерно для символистов. Не оно ли породило этот любовный треугольник между Блоком, Любовью Дмитриевной и Андреем Белым?
- Это драма, показывающая нераздельность и неслиянность жизни и искусства. Говоря по-современному, был предпринят уникальный эксперимент – можно ли от любовных отношений пойти к всечеловеческому единению. Возникла на какое-то время эта компания Блоков вместе с Андреем Белым и Сергеем Соловьёвым. Такие союзы как правило недолговечны. Моя гипотеза состоит в том, что Андрея Белого, а точнее Бориса Бугаева, привлекала не столько Любовь Дмитриевна не как женщина, сколько единство двух Блоков – мужчины и женщины. У меня есть такой окказионализм «междунамие», а в третьем лице – «междунимие», то есть третья реальность, которая возникает между двумя людьми. Пространство их отношений – это их междунимие. Был вопрос: может ли туда войти третий человек, чтобы возник, «союз трехсердый», перефразируя Пастернака, (у которого есть выражение «союз шестисердый»)? Таким образом должно возникнуть духовное единение трёх людей, а дальше и всего человечества. Но выяснилось, что жизнь более консервативна и не допускает, чтобы небо было больше земли. В конце концов между Любовью Дмитриевной и Белым возникли любовные отношения, степень которых разные биографы оценивают по-разному. Однако, когда они собрались ехать за границу, бросив Блока, Любови Дмитриевне стало просто скучно, и отношения с Белым сразу же утратили то высокое духовное измерение, которое у них было. В итоге союз Александра Александровича и Любови Дмитриевны оказался выше любых земных отношений. Это такая победа духовности, победа поэзии.

- Впрочем, дело чуть не дошло до дуэли…
- Два дуэльных повода возникали. В Блоке и Белом был момент театральщины. Оба они были дворяне, и вот эта дворянская дурь, уже неуместная в двадцатом веке, в них жила. Это была не пушкинская и не лермонтовская эпоха, но игра страстей столь же неподдельная. Они играли и тем самым самовыражались.

- Ещё одно испытание, которые пережили Блоки, связано с умершим ребёнком Любови Дмитриевны. Насколько это надломило их союз?
- Это был ребёнок от романа с актёром Константином Давидовским, который она великолепно описала в своих, к сожалению, неоконченных воспоминаниях. Само рождение ребёнка было случайным. Любовь Дмитриевна довольно откровенно пишет о том, что просто промедлила с возможностью прервать беременность, и пришлось рожать. Но Блок усыновил этого ребёнка духовно. Для него младенец приобрел символическое значение. Могло возникнуть какое-то единение между супругами, но ребёнок вскоре умер, и Блок написал беспощадные стихи:
Над младенцем, над блаженным,
Скорбеть я буду без Тебя.
Это уже совсем парадоксальная мысль. Ребёнок, который реально не является его ребёнком, больше принадлежит ему, чем Любови Дмитриевне. Сама жизнь создаёт такие отношения, которые ни у какого Чехова и Ибсена не описаны.

- А что двигало Блоком, когда он решился отправиться на Первую мировую войну?
- К войне у него было сложное отношение. Он в ней разочаровался и в дневниках отмечал её «невеликость». Ведь Первую мировую войну уже начинали называть великой. Блок не был таким азартным воином, как Гумилёв, а его уход на фронт – движение в сторону России. Куда шла Россия, туда шёл и Блок. Недаром он написал не стихи о войне, а «Стихи о России». Война – это состояние России, и Блок предчувствовал, что оно продлится долго. Блока влекло туда, где творится история. Блок стремился написать своего «Евгения Онегина» в «Возмездии». Считал количество строк, хотел по объёму догнать Пушкина, но поэма оказалась незаконченной, как незаконченной оказалась и история. Влечение к истории у больших поэтов – не умственное, это чувство, идущее из глубины натуры. Просто тянет туда.

- Известно, что Блок сначала принял революцию. На ваш взгляд, в этом принятии было больше мистического или социального?
- Мистический и символический характер для Блока в большей степени носила революция 1905 года. Октябрь 1917 для него уже был более реальным. Недаром Блок говорит не от себя, а даёт голос массе: «Революцьонный держите шаг! /Неугомонный не дремлет враг!». Здесь Блок уже эпический свидетель, летописец, для которого важнее увидеть реальность, чем её оценить. Но после «Двенадцати» и «Скифов», кроме стихотворения «Пушкинскому дому», практически ничего не написано. Блок начинает разочаровываться в революции. Это видно по его дневниковым записям, а после того ареста в 1919 году «за принадлежность к партии левых эсеров», когда Блок около двух суток провёл в тюрьме на Гороховой улице, позитивных высказываний о советской власти у него нет. Чуковский записал слова Блока в то время: «А может революции не было, может та, что была, не настоящая?» Новый взгляд Блока на революцию, возможно, предстал бы в цикле «Чёрный день», который он задумывал, но так и не сумел осуществить...

- Судьбы Пушкина и Блока часто сравнивают. Именно о Пушкине он произнёс свою последнюю пронзительную речь. В какой степени Блока можно считать преемником Пушкина?
- Речь Блока «О назначении поэта», посвящённая Пушкину – чрезвычайно светлая, внушающая надежду на жизнь. Её автобиографичность присутствует в формуле «Весёлое имя – Пушкин», потому что мы можем её перенести и говорить: «Весёлое имя – Блок», потому что у Блока так же много творческой весёлости и остроумия. Здесь важна сама перспектива, оптимистический настрой, вера в будущее поэзии. Пушкин говорил: «И славен буду я, доколь в подлунном мире/ Жив будет хоть один пиит». Есть у вас один пиит? Если нет, то всё, кончилась русская поэзия. Этот пиит явился в Блоке, и перспектива открыта. Пушкин, Блок, кто следующий?
______________

https://zen.yandex.ru/media/luchik/kak-ubiv...tm_campaign=dbr
Как убивали русскую литературу
11.03.2021

Американский журнал Foreign Policy опубликовал статью под обидным названием «Русская литература мертва?». Краткое содержание: русские писатели измельчали. Последние их гениальные книжки – это «Доктор Живаго» и «Архипелаг ГУЛАГ» (так в статье), с тех пор ничего интересного не было. Раньше американцы находили в русской литературе большие идеи и откровения, жизненные модели и жизненную философию, от писателей ждали, что их произведения будут более глубокими, чем жизнь простого смертного, а сегодня, увы, ничего этого нет.

Поскольку в приведённых здесь тезисах американский журнал абсолютно прав, давайте вспомним, отчего и как такая беда случилась.

* * *
...Западу настолько интересна русская литература, насколько интересна Россия, а Россия интересна ему в одном смысле: как с ней совладать. Это значит, что как только Россия перестаёт быть сильной (и, стало быть, угрожающей), интерес к русской литературе пропорционально падает. Всплеск интереса к русской культуре на рубеже 80-90-х годов объяснялся любопытством: точно ли русский медведь ослаб? А может, ему помочь?
Помощь была нужна. И Джордж Сорос учредил в 1988 году фонд «Культурная инициатива», преобразованный затем в институт «Открытое общество». Одной из его задач была «поддержка толстых литературных журналов». Об успешности этой программы можно судить по следующему показателю: в конце восьмидесятых, когда фонд начал свою филантропическую деятельность, средний тираж основных толстых литературных журналов штурмовал отметку в миллион экземпляров. В середине девяностых, когда Сорос умыл руки, передав заботу об «Открытом обществе» Ходорковскому, средний тираж цеплялся за пять тысяч экземпляров.

"Спаситель русской литературы" Джордж Сорос (имя при рождении Дьёрдь Шварц)
(Забегая вперёд: сейчас часть журналов вообще закрылась, а те, что остались, выходят тиражами и того меньше: от двух тысяч до до нескольких сотен штук.)
Понятно, что тиражи всё равно бы рухнули из-за снижения уровня жизни и, скажем так, перераспределения общественных интересов. Однако филантропами был использован следующий приём: поддержкой пользовались те журналы, которые придерживались строго либеральной позиции, прочие получали шиш. И что же?
У либеральных журналов тираж, как уже говорилось, упал до пяти тысяч и ниже (несмотря на поддержку), а у сидящего на бобах патриотического «Нашего современника» (без поддержки) он составлял девять тысяч, почти вдвое больше! О чём это говорит?
О том, что задачей было не столько «дать журналам выжить», сколько втоптать их в либеральное лакейство. Хочешь гранток – играй музыку, которая нравится заказчику, а не хочешь – крутись как хочешь. Конечно, гранток надёжнее.
В начале девяностых англичане запустили у нас франшизу литературной премии «Букер». Столичная литературная интеллигенция на этот «Букер» только что не молилась, ведь там были фуршеты! С тех пор литературный процесс в России так и держится на двух китах: премия и фуршет. Фуршет и премия. Премиями определяется общественная значимость литературных произведений, а общественная значимость самих премий измеряется их денежным выражением и классом кормёжки.

Как только стало ясно, что мы восприняли преподанный урок и сами справляемся с втаптыванием своей литературы в «европейский стандарт», заграничный дядюшка и сам ушёл, и сундучок унёс. Ни поддержки, ни интереса. «Русская литература умерла», ах, какая неприятность…
Она не умерла, её вбомбили в каменный век. Мы имеем такую литературу, которую нам дозволяют иметь либеральные литературные функционеры. В качестве цензурного инструмента используются «механизмы рынка». Работая в крупном издательстве, я наблюдал, как это происходит. Очень просто: приносите вы книжку с «подозрительным содержанием» в отдел маркетинга. Там чешут репу и этак простодушно спрашивают:
– Хм, а на что это похоже? На «Духless» или на Дарью Донцову?
– Ни на что не похоже! – яритесь вы. – Это бомба, такого сто лет не было!
– Хех, — снисходительно смеются в маркетинговом отделе, – нового Толстого открыл? Слушай сюда, мальчик. У нас частное коммерческое издательство, если ты не знал. В него Соломон Пантелеич личные деньги вкладывает (слава Соломон Пантелеичу). Поэтому ты давай неси то, что продаётся, или то, что похоже на то, что продаётся! Мы хорошим предложениям всегда открыты.
Там, где «механизмы рынка» по каким-либо причинам не действуют, применяется прямая цензура. Впоминается в связи с этим забавный анекдот. Один мой приятель, литературный критик, написал для толстого литературного журнала (из тех, что поддерживались Соросом) статью, в которой, среди прочего, был абзац о разумности литературной цензуры. Статья вышла, а абзаца-то в ней и нет… «Знаешь что, — сказали ему в редакции. — У нас демократическое издание, мы против цензуры. А потому этот абзац выкинули!» Чик-чик.
Писатели «нежелательного» направления были отлучены от актуального литературного процесса. А литературный процесс – это и редактура (работа с дельным редактором — иногда залог половины качества), и профессиональное обсуждение, задающее писателю ориентиры развития и стимул к работе. И материальная база!.. Вот пример: хотел я издать книжку великолепного псковского писателя К***, уговорил издателя, тот говорит: ладно, давай, но только быстро… Звоню в Псков: скорее присылайте тексты! Диктую электронный адрес… А он переспрашивает: какая-какая улица? Оказывается, у человека нет компьютера. Он печатает рассказы на пишмашинке. В 2014 году.

Замечательные книги того самого "писателя К***" – искренне советую! Если повезёт найти...
Смех смехом, но когда писатель находится в изоляции, он неизбежно деградирует. Тот же К***, изредка издаваемый меценатами крошечными тиражами, собирает свои сборники сам, и у меня душа обливается кровью, когда я вижу, насколько неправильно он это делает. А столичный редактор или премиальный «ридер» тычет злорадно пальцем в какую-нибудь несуразность и хохочет: «И вот это вот ваша „русская литература“? Ха-ха!..»
Изредка сквозь эшелонированную либеральную оборону по недоразумению либо по недосмотру просачивается что-нибудь неположенное, и тогда случается «скандал». Но за двадцать лет таких «скандалов» было, кажется, всего четыре. Дайте вспомнить.
1. Алексей Варламов с повестью «Рождение» (1995 год, премия «Антибукер»). Человек всего-то написал, что его героя рождение ребёнка заботит гораздо больше, чем призыв Гайдара к интеллигенции в 1993 году выходить на площадь и «давить гадину». Ох, как же его за это мочили… (Воспитали на всю жизнь.)
2. Александр Проханов с кислотным романом «Господин Гексоген» (2002 год, премия «Национальный бестселлер»). Но перед этим его же куда более острые и литературно-удачные романы «Красно-коричневый» и «Идущие в ночи» были успешно замолчаны, а это был совсем другой Проханов, и при нормальном литпроцессе, где именно эти романы (а не постмодернистский «Гексоген») были бы оценены по достоинству, мы бы получили другого писателя.
3. Михаил Елизаров с патриотической сорокинщиной «Библиотекарь» (2007 год, премия «Русский Букер»).
4. Пытающаяся объяснить (а значит, понять? а значит, простить?!) кровавую логику русского ХХ века «Обитель» Захара Прилепина (премия «Большая книга» в 2014 году).
Ну, последние два примера — это уже когда дело было сделано, и Левиафан ослабил хватку, так что, можно сказать, по большому счёту прокололись лишь дважды.
Зато ничего не говорят широкому читателю имена воронежца Вячеслава Дёгтева и ленинградца Георгия Сомова (уже покойных); оренбуржца Петра Краснова, псковитянина Владимира Клевцова, нижегородца Алексея Серова и ещё десятков тех, кого я сейчас не назвал, или не вспомнил, или просто не знаю. Этих писателей просто «нет». Их книги не издаются (или издаются на коленке тиражами по 500-200 штук), с ними не работают редакторы (а ведь бывают целиком «редакторские» писатели, например, Виктор Астафьев), их не обсуждают критики. Между тем русская литература, в которой присутствовал бы, например, роман Юрия Баранова «По пути на ЮБЛО» («Южный Берег Ледовитого Океана», я извиняюсь), или «Песни Гипербореев» Владимира Федорова, или «Своим чередом» Зои Прокопьевой, – это была бы совсем другая русская литература и совсем другая история России 90-х годов. Другое самосознание народа, другие «странные русские».
Поскольку прочесть эти книги вы, вероятнее всего, не сможете, я о некоторых из них расскажу. Не потому, что они «самые-самые» (это не одному человеку решать, для этого как раз литпроцесс и нужен), а потому, что первыми пришли в голову.

Сборник рассказов Вячеслава Дёгтева «Крест». Очень задел меня, человека, тогда ещё не обременённого детьми, государственническими убеждениями и весьма циничного, рассказ «Джеляб». Во время первой чеченской войны горцы захватили нескольких русских баб и организовали из них что-то вроде «отделения добрых услуг», тягая по горам и используя как проституток. Потом, под предлогом того, что везут к врачу, отправили расстреливать. Там была подогревающая эмоции «романтическая» линия, которую мы опустим, но, короче, всех убили, а одна за кустик над пропастью зацепилась, спряталась и, раненая, плачет, бормочет: «Ну, падла, погоди, выберусь, сыновей нарожаю, они тебе…» Это было время, когда правозащитник Сергей Адамович Ковалёв и героическая чеченолюбивая журналистка Елена Масюк ни на секунду не вылезали из телевизора. А ошарашивало в рассказе именно то обстоятельство, что русские, оказывается, способны не только разбомбить (если генералы Березовского им позволят), но и «нарожать». Это русские-то? Но Дёгтев написал так, что сомнений не оставалось. И откуда ни возьмись ком в горле, и уверенность: нарожает!
Совершенным шоком (в хорошем смысле) оказался для меня и никому не известный роман Владимира Федорова «Песни Гипербореев». Там вкратце вот о чём: начало девяностых, самый разгар «развала и вымирания». Деревня рушится, все скулят. А у Федорова в романе люди просто забили на государство, банки, кредиты и прочее и живут сами по себе, как на острове. Будто нет над ними никакой власти, никакого радио-телевизора. Колхоз развалился — хорошо. Что плохо лежит — украли. Что лежит хорошо — ну, постарались, пошевелили мозгами и тоже к делу приспособили. И живут. Сеют, пашут, богатеют, строятся. Женятся, заводят детей. Параллельная цивилизация, «Другая Россия». И никакого тебе упадка духа в связи с «демократическими реформами». Наоборот, хорошо, что перестали на нас внимание обращать! Хоть раздышимся… По этой книжке семинары можно было проводить по выживанию без оружия. Русское кунг-фу.
С этим кунг-фу перекликается роман Зои Прокопьевой «Своим чередом». Начало тридцатых, до Сибири докатилась коллективизация. Одну деревню «раскулачили» поголовно: нужны были бесплатные рабочие руки — валить лес, готовить просеку для новой ветки узкоколейки. Вывезли людей в лес в чём были, а в это время того, кто железную дорогу строить должен был, посадили. И оказались эти люди никому не нужны. Их просто забыли. Пришлось выживать самим: собирать камни и месить глину, строить кузнечные горны, землянки рыть, потом избы ставить в тайге, корчевать поля и так далее. В общем, как «Таинственный остров» Жюля Верна, книга про выживание. (Говорят, Зоя Прокопьева сама поставила в тайге дом, своими руками, почти без помощи, такая вот оригиналка, так что разбирается в вопросе таёжного выживания она неплохо.) Много народу вымерло, но те, кто выжил, новую деревню поставили, стали жить. А тут про них вспомнили. На стройку металлургического гиганта вывезли. Там — разорение, бардак, голод, нищета, разврат и апатия. А эти люди (метафора русского народа; роман вообще очень поэтический и глубокомысленный) и здесь ухитрились выжить и более того — навести порядок. Такой «Антикотлован» платоновский получился. Дважды должны были сгинуть без следа, всё для этого родная власть сделала, а не сгинули. И комбинат построили, танки начали выпускать, и на войну на этих танках пошли, и даже вернулись многие. Ничего их не берёт.
«По пути на ЮБЛО» Юрия Баранова — это уже при демократии дело было: подмосковное село, подъедаемое богатыми столичными дачниками. Рядом лес и обширнейшее болото. Районное начальство, глава Администрации, местный мент — все сволочи. Дачники — тоже не подарок. Сыплются обиды на шею русского человека. А несколько местных мужичков сговорились и стали так дела обтяпывать, что обидчики начали кто с перерезанным горлом, кто просто так в болоте тонуть. И без улик — не подкопаешься. Что только ни делала власть, чтоб остановить эту мистику и прищучить подозреваемых, а мистика, зараза, не останавливается. И что самое смешное, жизнь-то от этого лиходейства заметно улучшилась. Этакий террористический инструктаж о способах народного правосудия. Таинственная русская душа — она такая, о двух сторонах: светлой и тёмной. Даже не берусь себе этот роман на полках в книжном магазине представить.
А, собственно, почему? Мало, что ли, у нас книжек и фильмов о маньяках да извращенцах? Но ведь то ж правильные маньяки, вы поймите… Они для услажденья плоти и кармана маньячат. А тут маньячат, чтобы жить по совести можно было. Это уже как-то… статьёй попахивает.
То ли дело романы о страданиях высокоинтеллектуальных лесбиянок, или влюблённых в олигархов риэлторш и прочей «интеллигенции»! Это да. Это прямо-таки необходимо хорошенечко изучать аналитикам из Лэнгли или откуда они там, чтобы знать, на что загадочный русский народ в предстоящей войне способен. Тут-то им и объясняют (на самом-то деле — объясняют нам, чтоб мы сами так думали): русский народ — он мальчик. Он хочет в торгово-развлекательный центр и трусики. Он не хочет воевать с партнёрством во имя прогресса! Да и чем ему, хи-хи, воевать-то? Томиком Пелевина? Стаканчиком из-под капуччино? Ключиком для сборки мебели из магазина IKEA?..

Нет, конечно. Не ключиком. Зубами загрызём – вы только разозлите как следует. А что нет у нас для вдохновения великой русской литературы, так это ничего. Хитрость-то вся в том, что это не мы русской литературой вдохновляемся, а ровно наоборот – она нами. Всегда так было. Так что логика тут простая: будет великая Россия – будет и великая русская литература.
P.S.
Эта статья была написана пять лет назад. В ней можно было рассказать ещё о многом. Например, о механизме вручения литературных премий. Сегодня повторю главное.
Вырождение русской литературы наступило не потому, что "не стало писателей" или "не стало читателей", и не потому, что "теперь книги не нужны – теперь интернет есть", а в результате местничества, кумовства и коррупции тех, кому "достался" литературный процесс на заре 90-х. Они "проели" литературу – так же, как "новый класс собственников" "проел" экономику.

Плюс – совершили стратегическую ошибку, взяв курс на "искусство для богатых". Театр этот курс выдержал, а литература нет. Но об этом, если хотите, можно написать в другой раз, а то уже и так "много букв".

Это сообщение отредактировал георргий - 13.03.2021 - 23:18

"💘+☮=информация"

Стивен Кинг, "Сердца в Атлантиде".

Факты о Тургеневе, которые не принято афишировать

https://zen.yandex.ru/media/ruslit/fakty-o-...tm_campaign=dbr

Да, в июне день рождения Пушкина, как не вспомнить о нём?
https://zen.yandex.ru/media/nabludatelnisa_...tm_campaign=dbr

История о том, как Пушкин влюбился в крепостную девку. Рассказываю, чем все завершилось

Александр Сергеевич Пушкин был очень влюбчивым мужчиной. Любовь подстегивала его творить и создавать гениальные произведения.

Одной из его возлюбленных была крепостная девка Ольга Калашникова. Чем-то их отношения напоминают "Барышню-крестьянку", вот только Ольга была поэту совершенно не ровней, да и учитывая темперамент Пушкина, отношения в любом случае были обречены...
Как все начиналось
Ольга была очень хороша собой, и ярко выделялась среди других девушек. Вот что о ней пишет друг Александра Сергеевича Пущин:
"Вош¬ли в ня¬нину ком¬на¬ту, где соб¬ра¬лись уже швеи. Я тот¬час за¬ме¬тил меж¬ду ни-ми од¬ну фи¬гур¬ку, рез¬ко от¬ли¬чав¬шу¬юся от дру¬гих".
Ольга была дочерью управляющего имением Ми¬хай¬лов¬ское Ми¬ха¬ила Ива¬нови¬ча Ка¬лаш¬ни¬кова. Год ее рождения 1806. Она была младше поэта на 6-7 лет.
Начался роман в 1824 году и продолжался полтора года (с возможным недолгим продолжением в 1830 году в Болдино).
Девушка, хоть и была дворовой девкой без образования, но смогла на достаточно приличный срок увлечь Пушкина. Она вдохновляла его на стихи:
"Ты вянешь и молчишь ; печаль тебя снедает ;
На девственных устах улыбка замирает..."
Была музой, источником радости и наслаждения вплоть до неожиданного момента, который, видимо, быстро охладил пылкого Пушкина. Ольга забеременела.
"Се¬год¬ня у ме¬ня ре¬бенок твой под сер¬дцем ше¬вель¬нул¬ся..."
Чем все завершилось
Пушкин был благородным человеком, поэтому просто "умыть руки" не мог. В конце апреля поэт написал своему другу Вяземскому:
"Пись¬мо это те¬бе вру¬чит очень ми¬лая доб¬рая де¬вуш¬ка, ко¬торую один из тво¬их дру¬зей не¬ос¬то¬рож¬но об¬рю¬хатил. При¬юти ее в Мос¬кве и дай ей де¬нег, сколь¬ко ей по¬надо¬бит¬ся — а по¬том от¬правь в Бол¬ди¬но".
Примечательно, что в том же письме Пушкин написал:
"про¬шу те¬бя по¬забо¬тить¬ся о бу¬дущем ма¬лют¬ке, ес¬ли то бу¬дет маль¬чик. От¬сы¬лать его в Вос¬пи¬татель¬ный дом мне не хо¬чет¬ся..."
То есть, девочка, априори, считалась существом второго сорта и заботу о ней проявлять не следовало.
В результате, решили сразу отправить девушку в Болдино вместе с отцом, которого назначили управляющим.
Первого июля 1826 года Ольга родила сына, которого нарекли Павлом. К сожалению, сыну Пушкина было не суждено долго жить, и 15 сентября того же года мальчик покинул нашу бренную землю.
В 1831 году Александр Сергеевич дал Ольге отпускную из крепостных и она вышла замуж за Павла Ключарева (мел¬ко¬помес¬тный дво¬ряни¬н). Вроде бы и брак удачный, и сынишка в нем родился, а счастья не получилось. Павел Ключарев оказался завзятым алкоголиком, а такие люди практически неисправимы. Для них нет родственных связей и чувств, есть только стопка.
Павел лишился службы, обеспечивать Ольгу с сыном не мог, и та обратилась за помощью к Пушкину. В итоге, даже после расставания поэт поддерживал свою бывшую возлюбленную. Хотя, как сказать бывшую... Впереди у них была осень 1830 года, когда поэт окажется в Болдино, чтобы вступить во владение частью этого поместья.
Последняя встреча Пушкина с Ольгой состоялась в 1834 году. Былые чувства уже угасли, поэт вдохновлялся новыми женщинами, но память об Ольге осталась с ним навсегда.

Мария Шкапская
https://zen.yandex.ru/media/bibliography/ma...tm_campaign=dbr

Мария Шкапская: откровенная поэзия, которая смущала 100 лет назад, но восхищает теперь
5 августа

Мария Шкапская (1891—1952) — русская поэтесса. Именно поэтесса. Сейчас принято обсуждать, как правильно называть женщин, пишущих стихи — поэт или поэтесса. Например, Марина Цветаева не признавала слово "поэтесса" в свой адрес. Только поэт. Но о Марии Шкапской сказать "поэт" трудно, потому что более женской поэзии нельзя себе представить. Женской даже не столько в плане написанного женщиной, сколько в том смысле, что эти стихи о женщине в самом глубинном смысле слова.


Кто же эта поэтесса, которая писала столь откровенные стихи об отношениях мужчины и женщины, любви и материнстве, что коробила своих современников?
Всякий раз, рассказывая о непростых судьбах русских поэтов, мне кажется, что вон он, край горечи, дальше уже некуда. Но Мария Шкапская раздвигает эти рамки, пропускает в горечь горькую ещё глубже.
Старшая из пяти детей при больных родителях. На первый кусок хлеба заработала в 11 лет. Так и пошло, надо было выживать и кормить семь ртов. Не до сантиментов. Невольно научишься называть вещи своими именами, работая с детства прачкой, моя полы, видя жизнь без прикрас.
Смелая и бескомпромиссная она участвовала в революционной деятельности, что привело к аресту и тюрьме. К счастью, была отпущена и на несколько лет (1913—1916) вместе с мужем и другом семьи Ильёй Бассом эмигрировала в Европу. Вернулась перед революцией. Много писала. За несколько лет, с 1921 по 1925 годы, издала пять (по некоторым данным — семь) сборников, в том числе с детской поэзией.

Сборники М. Шкапской.
На тот период времени стихи Шкапской, написанные необычно, в строчку, вызывали серьёзный интерес своей новизной и прямотой. Как писал Максим Горький, обращаясь к поэтессе: "До Вас женщина ещё не говорила так громко и верно о своей значительности".

Стихи Шкапской, посвящённые рождённым и нерождённым детям, родам, интимной жизни пронзительны и трагичны.

Учитывая, как непросто складывалась творческая судьба многих известных поэтов Серебряного века, у Шкапской в советской России всё изначально шло неплохо. Но в 1925 году она внезапно отошла от поэзии и стала журналисткой. Много ездила по стране, публиковала очерки в газете "Правда" и в ленинградской "Красной газете".

Мария Шкапская
С чем было связано такое резкое изменение деятельности? Да, ветер перемен подул. За что стихи с энтузиазмом приняли, за то потом и критиковали. Их назвали слишком натуралистичными, физиологичными и вредными. Лев Троцкий, знаток литературы, прикрепил к поэзии Шкапской едкий ярлык "гинекологическая".

Но не из-за ветра перемен Шкапская перестала писать стихи.
Я упоминала выше друга семьи Илью Басса. Шкапская любила этого человека. Посвятила ему множество стихов. К великой горечи Марии в 1925 году тяжелобольной Басс застрелился и умер у неё на руках. Это стало для поэтессы сильнейшим ударом и началом конца её поэзии. Больше писать она не смогла.

...В 40-х годах Шкапскую преследовали беды и напасти. Перенесла парез одной стопы, не могла нормально передвигаться. В 1947 году попала под машину, а через 2,5 года — под поезд. Здоровье было раздавлено. Умерла 7 сентября 1952 года от инсульта на 61 году жизни.
Признанная Павлом Флоренским, Горьким, Гумилевым, Блоком, Лозинским, крепко смущавшая обывателей того времени поэзия Марии Михайловны Шкапской была прочно забыта на несколько десятилетий. И лишь к концу века её стихи начали переиздавать. Впрочем, не ищите эти сборники в магазинах. Их не купить. Но, спасибо, есть интернет.
...Когда выбирала, каким стихотворением поэтессы закончить статью, долго не могла выбрать. Любимых много. Это и "У антиквара", и "Ты и Вы", и "Фонарик"... Пусть это будет "Фонарик". Такое оно искристо-счастливое, редкое для поэтессы: