Умер Ричард Райт

Дэвид Гилмор получил награду журнала Q за вклад в музыку



Гитарист британской группы Pink Floyd Дэвид Гилмор удостоен почетной премии музыкального журнала Q за выдающийся вклад в музыку. Ежегодная церемония вручения наград издания состоялась 6 октября в Лондоне.

Получая награду, Гилмор посвятил ее клавишнику Pink Floyd Ричарду Райту, скоропостижно скончавшемуся 15 сентября в возрасте 65 лет от рака. "Райт заслуживает эту премию не меньше меня. Вы можете сказать, что он всегда был немного в тени, исполняя роль второй скрипки, но его музыка всегда очень много значила для группы", - заметил Гилмор.

© lenta.ru

Ричард Райт на концерте Дэвида Гилмора исполняет песню Wearing The Inside Out с последнего альбома Pink Floyd: ссылка. 2007 год.

Это сообщение отредактировал Basil IV - 8.11.2008 - 13:46

Pink Floyd at Live 8 - Wish You Were Here. Последнее совместное выступление великой группы.

Интервью Ричарда Райта в декабрьском выпуске Mojo



Летом 2007 года журналист Марк Пэйтресс (Mark Paytress) взял интервью у четырех участников Pink Floyd в связи с 40-летием со дня выхода альбома "The Piper At The Gates Of Dawn". Выдержки из этих интервью публиковались в октябрьском выпуске журнала Mojo (№ 167).

Интервью, взятое тем летом у Ричарда Райта, оказалось последним; его полный текст, озаглавленный "Мое фортепьяно – моя терапия", размещен в декабрьском выпуске Mojo (№181). Восемь страниц журнала с материалами о Pink Floyd можно скачать в разделе "Пресса" интернет-сайта Дэвида Гилмора (PDF, 3.8Mb).

Предлагаем вашему вниманию перевод ключевых моментов этой беседы с Ричардом Райтом.

- Мы поговорим, в основном, об альбоме "The Piper At The Gates Of Dawn"…

- Это особенная тема. Наш первый альбом, наш альбом с Сидом, и вот теперь торжество — 40 лет в бизнесе. Недавно я послушал его, хотя не переслушивал со времени выпуска. Он захватил меня врасплох, — оказался намного лучше, чем я думал. Из-за того, что в нем есть это очаровательное соединение замечательных песен и стихов Сида и, плюс к тому, авангардистское — не совсем подходящее слово — очень экспериментальное звучание, которым мы занимались в то время. Заметен разительный контраст между Astronomy Domine как примера структурности и Pow R Toc H, про которую я уже напрочь забыл. Мне не понравились дурацкие голоса в начале, но там интересная игра. Я с таким удовольствием делал ту запись. Но когда Сид ушел, точнее, должен был уйти из-за его болезни, нам пришлось менять направление. Он был уникальным сонграйтером. Больше никто во всем мире не писал и не мыслил так, как он.

- Вы оценили это вовремя?

- Да, было сразу видно, что у него уникальный талант. Его песни причудливы, как волшебные детские истории, и манера, в которой он писал их, тоже была примечательна. Он начинал со стихов. Затем сочинял мелодию к словам, не задумываясь ни о какой конкретной размерности. Его интересовало только сочетание рифмующихся слов. Для нас это было затруднительно, потому что ничего не определялось заранее. Но в этом и было то, что делало его сочинения такими особенными.

- Трудно было работать с Сидом?

- Нет. Начиная с Powis Gardens, где мы познакомились, и включая весь этап первого альбома, это было совсем нетрудно.

- Продюсер Piper’а Норман Смит с этим не согласен…

- А ему было тяжело. В те дни было буквально следующее: "Вы — поп-группа, вот ваш продюсер, он будет говорить вам, что делать". И мы, конечно, вовсе не считали, что так и должно быть.

- От кого исходило такое отношение к предрассудкам?

- Оно исходило от нас всех.

- То есть, у всех вас были амбиции выйти за рамки трехминутной поп-песни?

- В клубе UFO мы делали такой экстраординарный звук, которого люди никогда прежде не слышали, и он не имел никакого отношения к эффектным мелодиям. Всё было связано с импровизацией. Джаз, первая в моей жизни любовь, опирается на импровизацию, хотя мы импровизировали под влиянием не джаза, а рока. Сид был страстным фанатом Бо Диддли. Послушайте внимательно, и вы услышите в игре его гитары небольшие цитатки из песен Диддли… Я помню, когда мы записывали заглавный трек A Saucerful Of Secrets, Норман сказал: "Так нельзя. Он длиной на 20 минут". Мы сказали: "Почему бы и нет?" Мы были там не для того, чтобы записывать трехминутки для радио. Мы хотели делать нечто другое. В конечном счете он сказал: "Окей, я не могу это продюсировать". Мы сказали: "Прекрасно, мы сделаем всё сами". Но на Piper’е он был полезен. Мы почти не сталкивались прежде с записью на четыре дорожки, и нам хотелось реализовать эти возможности сполна.
Я серьезно подумываю о возвращении к студии с четырьмя треками для моего следующего проекта, который станет, вероятно, инструментальным сольным альбомом. Забавный это процесс — писать на ленту. Используя Pro Tools и перенося ноты по одной восьмой бита, можно добиться отлично звучащих результатов, но это трудоемко и утомительно.

- Разве не в этом метод Pink Floyd? Разве не Вы были отчасти ответственны за легендарную медлительность и перфекционизм группы?

- Хм… нет, я так не думаю. Вы имеете в виду, в начале? Piper?

- Нет, после него.

- Окей, так как я изучал композицию и аранжировку, я имел представление о том, как могут выстраиваться прогрессии аккордов от одного к другому. К тому же, я не переношу фальши. В ранние дни это частенько случалось. В течение долгого времени мне приходилось настраивать бас-гитару Роджера прямо на сцене.

- Даже он мог бы признать, что был самым технически неопытным участником в ранние дни…

- Ни один из нас не был технически опытен. Я всегда жалел, что мне не хватает техники, чтобы стать концертирующим пианистом, но ее так и нет. Мы все самоучки. Я научился играть на фортепьяно, когда мне было четыре года. У меня не было преподавателя, так что моя техника совершенно неправильна. Я не могу сыграть гамму так, как ее положено играть. Это ограничило мою техничность и возможность играть быстро. Но с этим и не было проблем, потому что одну из самых важных вещей, которую я когда-либо слышал, сказал Майлз Дэвис. Он сказал: "Не ноты имеют значение, а промежутки между ними". Я всегда чувствовал, что так и есть, и так я играю всегда. Блюзовые гитаристы это тоже понимают, — единственная нота может означать больше, чем тысяча нот.

- Чем Вас так привлекло фортепьяно в четырехлетнем возрасте?

- У нас дома стояло пианино, на нем играла моя мать, а я был им зачарован. Можно было нажимать клавиши и подбирать аккорды. Полагаю, что слух для этого у меня имелся.

- Пианино стало другом детства?

- Мое фортепьяно — мой лучший друг.

- И так было всегда?

- Ну ладно, не "мой лучший друг". Мое фортепьяно значит даже больше, чем музыкальное творчество с Флойд. Для меня это — терапия. Если я по-настоящему сержусь или расстраиваюсь, то, так же, как другие люди рыдают в подушку или идут на прием к психиатру, я сижу за моим фортепьяно и выпускаю любые эмоции, которые меня одолевают.

- Ваше фортепьяно и гитара Сида привнесли структурность в ранний саунд группы…

- В лучших своих проявлениях это были вопросы и ответы в диалоге между гитарой Сида и моими клавишами. Я слушал все, что он делал, и отвечал ему. В этом, как на концертах, так и в инструментальных треках на Piper’е, — доминирующий саунд раннего Флойд.

- Вы находили общий язык с Сидом?

- Я безусловно уверен в нашем музыкальном взаимопонимании. Когда Сид пришел в группу, он очень на меня повлиял, потому что начал играть на гитаре эти жуткие вещи. Я подумал, что это прекрасно. Мне не хотелось выходить и играть каверы на R&B хиты. Было замечательно, когда он присоединился. Это всё изменило полностью.

- Был ли он лидером?

- В смысле творческого музыкального вклада можно было бы назвать его лидером, да, определенно. Но в целом он не был лидером. Обычно мы сидели без дела, пока его невероятно креативные мозги не придумают следующую песню, и тогда мы говорили: "Годится, мы ее сделаем". Но он не подталкивал нас в каком-то конкретном направлении.

- Кто был движущей силой группы?

- Не думаю, что была движущая сила. Каждый играл свою роль. Сид писал эти экстраординарные песни. Роджер определенно проявлял большую целеустремленность и добивался своего. Моя роль, я полагаю, была в том, чтобы музыкально подхватывать Сида. А лидер тогда отсутствовал. Но в группе была некая сила, которая не хотела принимать правила игры. Из-за нее сингл Arnold Layne не вошел в альбом. Мы хотели идти своим путем.

- Не потому ли, что вы все были интеллектуальными мальчиками из среднего класса?

- Потому, что мы все — гении! (смеется) Я подозреваю, что так и было, ага. Это факт: никто из нас не рвался стать поп-звездой. Мы еще только начинали выходить на сцену, а уже прятались за нашим светом…

- Разве это не потому, что вы все были застенчивыми?

- Я не думаю, что причина в общей застенчивости. Светом мы хотели рисовать картину, дополняющую звук.

- Но Сид был совершеннейшей психоделической поп-звездой…

- О да, был, хотелось ему этого или нет.

- То есть, был звездой не по своей воле?

- Не скажу, что он чуждался этого. Он был так взволнован участием в Top Of The Pops. Мы все были. До некоторой степени он действительно хотел быть поп-звездой. Он преклонялся перед Джоном Ленноном, любил The Beatles.

- А затем, вскоре после успеха See Emily Play летом 67-го, случился его "потерянный уикэнд"…

- Припоминаю, что мы участвовали в шоу на радио; скорее всего, сессия Джона Пила. Все собрались, а Сида нет. Наши менеджеры, наконец-то, нашли его и сказали, что он не в порядке. Когда я затем увидел его, он переменился полностью. Глаза были мертвы; он смотрел в одну точку перед собой. Такая разительная перемена, — и ее причина, я подозреваю, была в ужасной передозировке. Не знаю, так это или нет. У каждого своя теория о коллапсе Сида.

- Вы говорили с ним о его проблемах?

- Нет, не думаю. С каждым днем это становилось все более жутким. Когда решено было попробовать, сможет ли Сид быть в Pink Floyd, как Брайен Уилсон в The Beach Boys, то моей задачей стало поощрять его писать музыку, и мы жили с ним в одной квартире в Ричмонде. Но это стало очень тяжело, особенно когда решили, что нет никакого смысла в том, чтобы он играл с нами в концертах. Я не мог сказать: "Я ухожу на концерт. Извини, Сид, но тебе нельзя пойти и сыграть с нами сегодня". Поэтому я говорил какие-нибудь глупости вроде: "Я только выйду купить пачку сигарет", и уходил, и шел на концерт. А когда возвращался, часов через восемь, Сид мог спросить: "Have you got the cigarettes yet?" Было очень страшно и очень грустно.

- С его уходом в группе образовалась большая дыра.

- Так и есть. Что нам было делать? Мы знали, что хотим продолжать, потому что, хотя мы и потеряли невероятного сонграйтера, зато получили Дэвида, невероятного гитариста. Для меня в этом было достаточно вдохновения, чтобы продолжать начатое, но нам приходилось менять направление. Пока Дэйв осваивался, Роджер и я начали писать. Мы оба осознавали, что мы не сможем продолжать писать как Сид.

- Но вы же смогли! Set The Controls… у Роджера – в духе Сида.

- И моя Paintbox. Я и говорю, что мы должны были сменить направление, но, возможно, Роджер и я пытались продолжать сочинять в том же стиле. Но мы явно не могли конкурировать в лирике (смеется).

- И Ваша собственная Remember A Day, весь этот прославленный детский материал…

- Да, и See Saw тоже. Вскоре всё же оказалось, что нам с этим не справиться.

- Нигде больше Вы не были так близки к плодовитости Роджера.

- Ну да, не так плодовит. Одна из причин – в том, что я — ленивый бастард. У Роджера было – и, вероятно, все еще есть — огромное количество энергии. Он мог сказать: "Вот я усядусь и напишу". А я из тех музыкантов, которые говорят: "Я подожду, пока не придет вдохновение". Но мне представляется, что доли нашего творческого вклада вполне соразмерны, вплоть до Animals.

- Кто написал Echoes?

- Я?!

- Это была Ваша идея?

- Да, вся часть фортепьяно в начале и гармоническая последовательность этой песни – моя, так что за мной и солидная доля авторства. Но в списке авторов есть и все другие, конечно же. Роджер, несомненно, написал слова. В большинстве песен Роджер сочинял слова, а Дэвид и я сочиняли музыку. Не во всех, но во многих. Роджер писал и свои собственные песни тоже; например, Money он принес готовой в студию.

- Кто был движущей силой в процессе погружения группы в мир высоких технологий?

- Я думаю, каждый из нас.

- А идея приобщиться к Искусству с большой буквы И?

- Не-а. На моей памяти всё было плодом совместных усилий нас троих — троих, потому что Ник не писал — на всем пути до Animals. Вот тогда Роджер устремился к захвату власти. Но у меня был прекрасный период во время записи с Роджером The Dark Side Of The Moon, например. Или даже Atom Heart Mother — наш самый, на мой взгляд, слабый альбом. И я все еще считаю, что Echoes — один из самых прекрасных треков, которые когда-либо был у Флойд. Каждый, кто был в туре Дэйва Гилмора, с этим согласен. Это ключевой момент концерта. Стоило мне взять первую ноту, и весь зал взрывался.

- Так что же такого в этой песне?

- То, как она развивается. От вступления к этой невероятной части со слайдом Роджера на басу. Затем знаменитые крики чаек Дэвида, которые появились из-за ошибки. Один из роуди подключил его wah-wah педаль задом наперед, от чего образовалась эта грандиозная стена фидбэка. Он поэкспериментировал с ней и создал этот прекрасный звук. Великолепная песня для записи в студии, и фантастическая — для исполнения на концертах. Я люблю играть ее.

- Вам не кажется, что она довольно меланхоличная?

- Да, есть такое.

- У людей меланхолия ассоциируется с Pink Floyd. Почему?

- Ну, из-за меня! Я определенно, совершенно определенно меланхоличен! (смеется)

- Вы всегда были таким?

- Полагаю, что да. То есть, если я сижу за фортепьяно и играю все эти довольно грустно звучащие вещи, то понятно, что они проникнут в какую-то часть музыки Флойд. Мне думается, что Роджер, несмотря на его антивоенную ярость, такой же. Даже Дэвид такой.

- Когда я говорил с Дэвидом два дня назад, он сказал: "Рик — это душа Pink Floyd"…

- Душа? Пожалуй, я не могу говорить сам за себя, но… Я не мог поверить своим ушам, когда Роджер сказал, что он был гением Pink Floyd. Я подумал: "Как это можно заявлять такое и не чувствовать смущения?" Абсолютная чушь! Он был частью Pink Floyd, и он играл важную роль. Даже когда кто-то написал, что Роджер был мотором, а Дэвид был пульсом, — я посчитал, что в этом чуть больше смысла. Не хочется расхваливать себя, но я и правда готов поверить, что все это время, включая Wish You Were Here, было так, как говорит Дэвид… Ну, в-общем, я очень рад слышать, что он это сказал. Но тогда и я мог бы точно то же самое сказать о Дэвиде. Он был душой Флойд, с тех пор, как ушел Сид.

- Вы были счастливы, получив приглашение вернуться в 1987-м?

- Конечно. Человек, без которого я тосковал больше всего, был Дэвид. Когда он позвал меня в свой сольный тур, я подумал: "Не знаю, следует ли мне это делать, потому что со мной это будет похоже на тур Pink Floyd". Позже я понял, как нелепы были эти мысли. Забудь о Pink Floyd. Просто выходи и играй с ним, потому что он – великолепный гитарист.

- Вас удивило поведение Роджера на концерте памяти Сида в Barbican?

- Это было очень странно, так как все, кто выступал, исполняли песни Сида, и только Роджер спел свою собственную. Мне кажется, он очень нервничал.

- В этом не было проявления мстительности?

- Я не собираюсь вникать в это! Пусть люди судят так, как считают нужным.

- Тень Сида надолго задержалась в музыке Флойд…

- Роджер говорил, что какая-то часть Сида все еще рядом с ним. Я думаю, что немного от Сида есть и во мне, в том, как я соединяю звуки с клавишами. Я ощущал очень сильную близость с Сидом. Я не был близок с Дэвидом, когда он присоединился, но теперь — да. Он, может быть, не чувствует этого, но я-то я чувствую!

© pink-floyd.ru