Италия. Австрия. Германия., и Ватикан с Сан-Марино в довесок

Masquerade
а есть ли фотки отеля "Психо""Моцарт" снаружи и изнутри?)

anka1010

Masquerade
а изнутри?

ты рассчитываешь пробраться на футбол иди просто пошататься по городу во время событий?

Вячеслав Малежик
а изнутри нету
Latygiev
я вообще пока ничего не рассчитываю, может не поеду

МЮНХЕН. От одного названия этого немецкого города душа приятно рефлексирует, где-то там, в глубинке, где-то под ложечкой и над вилочкой. Он никогда не был моим любимым немецким городом, пожалуй. У меня вообще нет любимых немецких городов. Я люблю всю Германию, хотя пожалуй такое определение будет не совсем точным, я люблю не Германию, и я люблю не немцев, я люблю нечто такое полуодушевленное, что-то такое, что обитает на этих густонаселенных равнинах в центре Европы. Это можно назвать, скажем, словом ДУХ – это будет ёмким, но тем не менее, всё равно неточным словом, а точное в русском языке ещё не придумали. Что ж, будем ждать.

МЮНХЕН – едва ли не самое классическое выражение моего ЭТОГО.

МЮНХЕН – это царство сытости и спокойствия, самый благополучный регион Германии.

МЮНХЕН – это единственный город в стране, в котором была провозглашена Баварская Советская Республика в 1919ом

МЮНХЕН – это там человек с маленькими аккуратными усиками воодушевлял толпы идти на Берлин, но заразил своей дьявольской энергией поначалу лишь пару пивных. С тем, чтобы через десять лет заразить всю огромную страну.

МЮНХЕН – это 1972, это - «Чёрный Сентябрь». А ещё там пьют пиво миллионами ведёр. А ещё там сотнями сжигали ведьм и построили величайшую жемчужину барокко – огромный город. А ещё эту жемчужину выжгла авиация союзников, потому что в городе барокко понастроили слишком много военных заводов. И всё затем, чтобы снова отстроить Его и стать одним из самых богатых городов мира.



ПСИХОЛОГИЯ – вот что мне больше всего интересно в германской культуре. Добиться всего, вообще, вообще всего, затем, чтобы снова всё потерять, и снова добиться, чтобы снова потерять. Создавать, чтобы уничтожать. Какой же нужно обладать психологией, чтобы одновременно сжигать и делать научные открытия, быть жизнерадостным пивным пропойцей и вступать в ряды СС, быть довольно замкнутыми людьми и создать всемирно известную порнуху? Германия – страна крайностей и страна порядка одновременно, она выбивалась из всех своих европейских соседок, даже когда состояла из сотни осколков, была и остаётся предметом зависти и предметом ненависти, восхищения и подтрунивания.

Такой гротеск не должен был проскочить мимо живо интересующейся мордочки Яна Александровича. Он был твёрдо уверен, что рано или поздно попадёт в объект своего интереса, потому как оный Ян Александрович хоть и распиздяй, но он настырный распиздяй.

Не знаю опять-таки почему, но я знал, что первым немецким городом на моём пути будет именно город с нежным, мягким названием «Мюнхен». Я ввинтился в него с юго-востока, со стороны Зальцбурга. То, что мы пересекли австрийскую границу, ярко символизировал пухлый откормленный кабанчик на гигантском моцике и в солдатской каске, мы обогнали его на своём итальянском драндулете с ветерком.



Уже давно кончились Альпы, от них остались лишь сочные зелёные холмики, на которые так и просились пухленькие баварцы за длинные столы, с кружками пива, крендельками, в гольфах и с губными гармошками.
Вот мы проносимся меж этих холмов, наша машинка мчится по серому чуть извивающемуся автобану, мы как маленький ужик, лавирующий между травинок по пути к блюдечку с вкусненьким молочком.

Открываю стало быть карту молочка. Она как обычно, размером с игральную карту. Опыт не пропьёшь – вот река, вот улицы образуют круг, стало быть, средневековые стены, снесенные за ненадобностью, так почти везде делали, а где не сделали, там сейчас бабки на туристах срубают. В центре круга площадь – стало быть главная, там небось ратуша, не иначе ведь как Мариенплац – знакомое с детства название. И верно, она. А вот вокзал, значит, рядом наш отель.

Да-да, дорогой ты мой невидимый, алкающий меня читатель, не нужно поперхиваться вашими любимыми чипсами со сметаной и луком, мы действительно взялись за ум и забронировали отель заранее, ещё в городе на реке Инн. Хватит, хватит с нас ночных мотаний по незнакомым европейским пердям и Западным Дегуниным. Мы решили в корне изменить нашу стратегию по захвату Европы и теперь все отели в грядущем городе мы будем бронировать заранее, из предыдущего города, а стало быть, и город, в котором бронировать, надо к этому моменту знать, а не из серии «Ну поехали куда-нить, че-нить придумаем, Ницца так Ницца».

План был реализован безупречно, даже План Путина упоительно жалок на фоне нашего. Отель «Марк» в шумных околовокзальных кварталах – отличное тому подтверждение – нас там уже ждут, ну и сам отельчик ничешный такой, даром что полухачовский.

Вы вот наверное догадываетесь, что неметчина – это народ такой куртуазно-буржуазный, бабла у него много, если и работать, так дизайнером, пивоваром ну или депутатом край, а асфальт класть или сортиры прочищать, или ещё того хуже, телевизионщиком - так это не немецких рук дело. В связи с этим страну уже тройку десятков лет наводняют миллионы желающих положить немцам асфальт или почистить клозеты. И это, как ни странно, не французы и не норвежцы.

Это смуглые люди с жёсткими волосами цвета вороного крыла и вечной грустью в иссиня-чёрных выразительных глазах. На их Родине очень большая рождаемость, там в ислам верят, все в Родину не влезают, работать негде, обслуживать русских туристов – так даже тех не хватает на всех. Эх, Турция, знойная Турция. Край ты мой далёкий, земля обетованная, миллионами отправляющая своих задумчивых смуглых сынов на все четыре стороны. Отовсюду мы слышим стоны. Со всех концов обширной турецкой страны взывают о помощи. Германия должна протянуть руку помощи, и она её протянула. Одни из немцев служат и едят хлеб с маслом, другие занимаются отхожим промыслом и едят бутерброды с икрой. И те и другие спят в своих постелях и укрываются теплыми одеялами. Одни лишь турки, несчастные турки, находятся без призора. Эти цветы Востока заслуживают лучшей участи. Однажды Германия решила: - мы должны помочь туркам. И мы, господа немцы, им поможем.

Турецкая диаспора составляет почти пять процентов от общей численности населения страны. В основном обездоленные обитают в крупных городах, в том числе в Мюнхене – в центре города регулярно создавалось впечатление, что попал на арабский Восток – слишком много женщин в паранджах. На турках висит вся мелкая торговля, ну а поскольку наш райончик около вокзала был торговым, то и публика была соответствующая. Они не создают визуального дискомфорта и каких-либо проблем, так как очень хотят остаться в Германии – лишь бы не обслуживать на Родине российских туристов.

К грустным иссиня-чёрным глазам достаточно быстро привыкаешь, и они составляют такую же масштабную картину колорита крупного немецкого города, как и пиво с крендельками, и кожаный пояс аж с четырьмя резиновыми членами в витрине секс-шопа.

Кстати, о нём, родимом. Да не о четырёхчлене, оставим его скромняшкам немцам, а о пиве. Естественно, первой вещью, что сделает каждый ответственный гражданин, попав в Мюнхен (особенно добрый христианин, католик там или особливо православный) – так это пойдет хлопнет пивка на ход ноги. Мы добрые и ответственные, только побросали пожитки кое-как и сразу руки в ноги да в пивнуху.

Расписывать гаммы, ароматы, композиции, цвет и вкус – это дело неблагодарное и на фоне пивного ассортимента отечественных ларьков - отчасти мазохистское, поэтому я лучше опущу, здоровее буду, нервишки поберегу ещё, чай пригодятся. Я лучше несколько ниже атмосферу поописываю – это куда как благодарнее и благостнее.



Ну а пока про саму столицу Баварии.

Ни с чем не спутаешь – факт. Любой город делает его атмосфера, а уж она то состоит из миллионов кусочков – люди, нравы, архитектура, ассортимент газетного киоска, цвет почтового ящика, любит ли мэр разрешать гей-парады или нет, грусть в глазах придорожной собачонки – в общем, ВСЁ!



Атмосфера Мюнхена лично для меня предельна ясна и понятна. Самое точное прилагательное, что можно к нему применить, это – СЫТЫЙ. Мюнхен – сытый город. От этого и надо плясать, пытаясь понять и нравы, и архитектуру, и прочая, и прочая, и прочая.



Яркая особенность застройки, та, что бросилась мне в глаза – так это то, что старые дома перемешиваются с домами пятидесятых-шестидесятых, они в принципе вписались, этажность там соблюдена, красные линии, высотные доминанты, хуё-моё, упс простите, подумал, что давно по тексту не ругался, позволил так сказать себе лишнее-с.

Ну объяснение такому компоту в любом мало-мальски крупном городе, особенно в Европе, особенно в Германии, одно – это война, либо же какой-нибудь придурок-диктатор. А тут как говорится два в одном.

Город спалила авиация союзников. Не так наглухо, как например Гамбург или Дрезден, но пострадал он сильно, многое, очень многое было отреставрировано или воссоздано с нуля, но историческая застройка представлена кусками или же точечно, очень сложно найти место, откуда не видно здания старше сороковых годов. Но тем не менее, они есть, главное – захотеть, а иногда и старшесороковые не мешают.



Мы дунули естественно сразу по пешеходной улице на Мариенплац, а то уж темнеет, а мы даже не знаем стратегических адресов – расположения основных пивнух. Главная площадь города величественно-прохладна, она импонирует, если бы конечно ликвидировать сотни разномастных долбоёбов, трущихся на ней, от китайских туристов до саентологов, устраивающих там свои сходняки. Плюс толпы женщин в паранджах, которые отнюдь не придают элегантности и суровой средневековой романтики мюнхенской готике и барокко. Этих тоже с копыт.

Площадь славится тем, что на ней постоянно трутся разного рода музыканты, шуты, мимы, карточные шулера, певцы, балалаечники, бородатые женщины, дети Хрущева и самый толстый человек мира, во главе этой шоблы. Чтобы показывать разношёрстной толпе свои эээ достоинства, надо иметь лицензию, у многих есть, эти стоят спокойно и показывают ликующей толпе свою бороду или корочки сына Хрущева, все прочие же показывают свои достоинства более робко, с лёгким страхом и трепетом в глазах, которые бегают по толпе, высматривая зелёные рубашки. Как известно каждому россиянину из школьного курса истории, были чернорубашечники, были коричневорубашечники, а теперь есть зеленорубашечники – славная немецкая полиция.

Естественно, по всем европейским законам, и Мариенплац, и ближайшие улочки ночью практически вымирают, и вся юродивая толпа, и лицензионная, и не совсем, и даже саентологи – все они сваливают, потому что вся их клиентура, которая буквально совсем недавно тысячами растекалась по всем этим переулочкам-закоулочкам, отправляется к себе в отели смотреть сериал «Лост», или последние новости из мира звёзд («Арнольд Шварценеггер оказался переодетой бабой!»), или же программу «Время» - ну в общем кому что.



Уже с заходом солнца на улицах остаются лишь небольшие кучки самого проверенного жизнью народа – алкоголиков. В Мюнхене - особая каста, ведь город как магнит для холёной породы т. н. пивных алкоголиков, без преувеличения - это столица пивного алкоголизма. Алкашня со всего мира концентрируется здесь. Всем известно, что в конце сентября-начале октября город отдаётся просто на разграбление этим агалам и тунеядцам, и называется ведь ещё это праздник - «Праздник Пива»

О, я употребил слово «агал», и совершенно забыл, что это сугубо местечковый всеярославский слэнг, который иногороднему читателю может остаться непонятным. Агал – это такой человек, который всегда впереди. Вот например, есть у меня приятель по имени Апельсин. Апельсин очень любит выпить вина. Когда Апельсин ехал на юг в плацкартном вагоне, с ним в одном вагоне посчастливилось ехать матери с дочкой, и соответственно апельсиновской разнополой компашке, парни все естественно агалы (агалы женского пола очень редко встречаются), а Апельсин – самый главный агал. На станции Лиски Воронежской области А. был закуплен десяток арбузов, на винном кураже, после чего весь остаток Воронежской области господин А. пел похабные песни, разбивая арбузы себе о голову и грязно поедая текущие остатки. Сам мистер был также весь в арбузной биомассе, но последний кусок А. приберёг для соседок. Он протянул его старшей женщине со словами, которые вошли во все учебники по истории агальства: - Мать, продай мне свою дочь.

Недавно А. был приглашён на очередную мегамажорную дачу, где его не знающее покоя око немедленно узрело самурайский меч 19го века, который коллекционер-хозяин опрометчиво оставил повешенным над камином. Наш юный друг долго носился с ним по особняку с криками «кияяяя», угрожая случайно проткнуть кого-нибудь из присутствующих, либо проткнуться самому, совершив тем самым обряд харе, кири. В итоге жертвой вандала пал огромный кожаный диван, который был варварски разрублен. Самураи знали своё дело, изготавливая свои мечи. Единственным оправданием протрезвевшего А. было железное «а чего они его там повесили, не знали кого приглашают что ли».

Так вот, Апельсин – агал. Я думаю, я доступно объяснил всем желающим на наглядном примере всё богатство и весь внутренний мир этого короткого, но очень ёмкого слова. И к словарям обращаться не надо.

Однако, мы сильно отклонились от темы, простите мне эту вольность, это лирическое отступление, но это же не бухгалтерский отчёт, и не отчёт о поездке, это ведь я - я, выплеснутый на бумагу.

Агалов в Мюнхене много, в основном иногородние, а ещё чаще - иностранцы, в городе с вековыми пивными традициями агальство практически легализовано, а в вышеупомянутые светлые октябрьские дни – легализовано и вдобавок одобрено общественным мнением. ОКТОБЕРФЕСТ. Раньше я об этом не думал. Теперь я знаю. Именно после моего первого посещения города на реке Инсар у меня закрались мыслишки, что однако неплохо тут осенью то, листва там, все оттенки жёлтого, свежесть в воздухе, все дела. Надо бы съездить думаю, идя сейчас по улице и видя в августовских сумерках кривляющиеся фигуры, размахивающие литровыми кружками.

К делу. Мюнхенская пивная – это пиздец. Особенно для того, кто знает в таких делах толк. Ранним вечером мы посетили небольшую пивную, максимум на тысячу человек, уютную, полуподвальчики, бюргеры, 17 век, сосиски, все дела, чин-чинарём. Самое яркое моё впечатление от неё - так это стойкое не исчезающее ощущение, что из-за соседнего столика поднимется человек с маленькими чёрными усиками, прилизанной чёлкой и спросит пышногрудую официантку: «Сколько с меня?».

Вечером мы попали в Королевскую Придворную Пивоварню – о её существовании мы не знали, хотя как потом выяснилась она в каждом ссаном путеводителешке есть, я тривиально нашёл её по запаху. Это пиздец – второй раз позволил себе сочной ругнуться в адрес пивнушки Ян.

Посадка – несколько тысяч человек, небольшой садик, биргартен так сказать, все места заняты, очередь на посадку, еле-еле нам нашли какое-то местечко, вдвоём таки проще сесть, подсадили к какой-то горланящей похабщину молодёжи. Как оказалось, Наташеньке похабщина была так же известна и вскоре она стала им подпевать.

Кругом не отставали – многие столики вопили песни, забирались на лавки, скакали, кругом снуют десятки официанток, в центре гигантского зала играет баварский духовой оркестр, около него в чаде кутежа кривляются фигуры, гомон, рульки, сотни пива на столах, под столами, его несут, оно льётся, оно наливается, оно выливается, пьётся, течёт по стенам, ИМ ПРОПИТАН ВОЗДУХ! Многие в местных баварских костюмах, кто-то лежит на столе, кого-то держат друзья, спят на лавках, невинно прислонив голову к соседу, а если повезёт-соседке, но ей по барабану, потому что она сама в душе агалка, и наконец-то, вот оно! РАЗРЕШЕНО! ДОРВАЛИСЬ!
Твою привычку, которое общество считает зависимостью, теперь прикрыли красивыми словами «многовековая культура потребления», и теперь это круто! Это можно! Алилуйя! А потому, гуляй, рванина!



Когда заводили национальные немецко-баварские песни, вскакивала с мест добрая тысяча человек и орала в едином порыве. Совершенно незабываемо. Именно в тот момент я решил, что попаду на Октоберфест, потому как я же настырный распиздяй то. И не солгал Угэдэй, будущий правитель Монголии. Не пройдет и двух месяцев с месяца августа, как я снова ворвусь в Город с юго-востока на очередном итальянском драндулете, но это как говорится совсем другая байка, и будет она куда как попозже.

Ну а пока – пока мы пересели за другой столик, сосиски, рулька, крендели – какая там диета для барышень, МОЖНО ВСЁ! За столиком (они минимум на восемь человек) собралась забавная компания – пара итальянцев, пара местных пенсионеров и парочка южнокорейских тинейджеров. Итальянка, услышав наши переговоры, сразу же перешла на русский – учила. Вообще, на удивление, немалое количество людей в Европе либо изучает русский, либо были в России на стажировке, либо работали, в основном это конечно полуебанутые люди, но их уж что-то больно много развелось, я за время скитаний встречал немало.

Итальянцы свалили, мы переключились на южнокорейцев. Скромная пара без возраста, как обычно это бывает у азиатов. Молоденькие разве что – читается на их не испорченных западным пороком личиках. Ну типа, из Кореи мы, говорят.
- Аньохасимника – не стал затягивать я. Девочка хлопает в ладоши, мальчик улыбается, приятно – кто-то что знает из их бусурманского. - Гамсаимнида – не унимаюсь я, Северная Корея никогда, ни для кого не проходит даром, вот просто так.

- Нэ ирумун Ян имнида – добиваю я короткой очередью в упор южнокорейских капиталистов. В глазах мальчика мелькает безумие. Мы продолжаем общение на старом добром английском, наконец пиво берёт и мы начинаем планомерное движение к дому, в башке загорается компас, выбирается режим «Запад», ну и стало быть побрели по пустынным брусчатым мостовым.

Но что это? Небольшая толпа. О, опять какой-то фигляр на гитаре тренькает, поглазеем и мы, под пивком то самое то, тем более, он нормально выглядит, не поклонник фэн-шуя и явно нелицензионный, оную догадку он сразу лично и подтвердил, доверительно попросив собравшихся благодарных слушателей сказать ему, если те вдруг увидят полицию.

А чувак то жёг! Давненько я не встречал такого умения чувствовать толпу, управлять ею, шутить над всем и вся, тонко чувствовать каждого, любую мелочь. Он собственно ничего и не делал особого – всё его умение было в искусстве общаться. Он шутил, подтрунивал, рассказывал какие-то побасенки и в перерывах лабал душевные песни, под Хей Дуде под конец толпа человек в сорок разве что не обнялась, горланя битлзовские душевности хором. Не удивительно, что в раскрытый зонт монетки потекли ручьем, даже такой известный жмотяра, как Ян Саныч, не пожалел пары медяков. на развитие искусства.

Утром в отелем открываешь глаза. Понимаешь, что Мюнхен. Осознав этот замечательный факт, и мурлыкая себе под нос «многовековая культура потребления, мур-мур», открываешь холодильник и начинаешь новый световой день с чудесной вечерней заначки – старое доброе ноль три три вайсбира.

Началось моё любимое времяпровождение – ничегонеделание в чужом городе. Мюнхен – единственный город, кроме точки старта вояжа (кто её вспомнит? Тому шоколадку «Витя, враг Алёнки»), в котором мы решили остаться на две ночи, так ведь это же значит что сегодня никуда не надо! Мчаться, рулить, штурманить, искать. Можно праздношататься по городу, идти куда глаза глядят, сидеть на лавочках и может быть даже проехать куда-нибудь на метро.

Думали скататься в музей БМВ, так он что то оплошал и мы туда не поехали. Стало быть, только ты, конь и степь. Гуляем просто так. Побродили по улочкам, после душной Италии погодка воцарилась моя любимая – свежо, переменная облачность, солнца много, но не всегда. Шатались, глазели, заходили в кабачки и полупидарастические кафе, пялились на народ, народ пялился на нас, город пропитывал сознание, ну и мы конечно пропитывали город, в общем, всё, как я люблю.

Добрели до Английского сада, достаточно известного места, этош едрыть тыть фыть чуть не самый большой в мире городской парк, даже Центральный в Новом Йорке бреется без вариантов. Начинается парк в самом центре и тянется вдоль Инсара на север на много-много километров, расширяясь как воронка, на самом севере уже спокойно ловят рыбку и стреляют непуганных белых медведей.



Парк на то и называется английским, что максимально воссозданы природные условия, только тропинки и безумные бегуны добавляют колорита, впрочем, и тех то мало, что тропинок, что бегунов. Множество ручьев и искуственных озерец, есть и одно большое, правда, мы до него не дошли, так как по обыкновению осели в биргартене около Китайской башни. Есть там и такая. Так то построили ещё в 18 веке, но меткие англичане точным ударом зажигательной бомбы спалили всю ажурную конструкцию за один присест. Последствия действий метких англичан скрупулезно воссоздали трудолюбивые немцы, воссоздав точный аналог, а под ним, этим самым точным аналогом, находится один из самых больших биргартенов Германии.



Народу немного, но пиво есть, и хорошее.

Утром в отеле открываешь глаза. Понимаешь, что Мюнхен. Осознав этот факт, уже не мурлыкаешь что-то про многовековую культуры потребления, а начинаешь паковать манатки, все три футболки и четверо трусов, и понимаешь, что надо ехать, никакого тебе там многовекового потребления, уж и гостиницу то ведь забронировал. Наташенька мужественно готовится к нашему самому длинному перегону за всю поездку.

На заднем плане журчат новости – Саркози ссучился, Норвегия голодает, польские сантехники вконец охренели, над всей Европой дожди, Альпы держат циклон, тяжело приходится Северной Италии, река Арно во Флоренции опять вышла из берегов, подзатоплена галерея Уфицци, на этих словах ухо становится по ветру, потому что туда-то, в мать её Флоренцию, мы собственно сегодня и едем

отлично! и главное вовремя выложил текст, пивной вечер сегодня точно будет)))

Masquerade

Давиду превет

ляпота, пиво входит на ура

пиво вредно

"Мать, продай мне свою дочь"

супер

Город Флоренция отложился у меня в памяти с детства как город семьи Медичи, причем в разные периоды своей бурлящей молодости я ставил ударения в фамилии на разные слога, и чем бурлее кипела молодость, тем дальше слева направо перескакивало ударение, закончилось всё тем, что я стал так называть студентов нашей местечковой медицинской Академии. Студенты-медики при таком обращении - «ну что, товарищи медичи, водку пить будете?» млели, подбоченивались, ощущая свою сопричастность к далёкой неведомой семье и вместе с тем ко всему прекрасному, что есть на этом бренном белом свете.

Со течением времени к знаниям о Флоренции добавился образ подтянутого качка Давида с волосатой писей, невнятный силуэт какого-то моста с домами, здоровый красный купол, матерное слово «Баптистерий» и имя некоего флорентийского хлыща и доходяги – Джиан Карло. Имя этого самого папы Карло отложится на ровных полочках моего мозга навсегда, потому что я написал ему несколько десятков любовных писем, ничего личного как говорится, я дяденек не люблю, не смотря на моё раннее знакомство с подробными иллюстрациями статуи Давида. Писал я от лица своей мамы, ибо мама по синей теме познакомилась с этим самым папой в Питере, они с первого раза понравились друг другу, а жертвой как обычно пал я, потому что в мои далёкие студенческие годы наш великосветский Ярославль с интернетом совсем не дружил, и английским языком тоже, правда, в отличие от интернета не подружился и сейчас.

Выход в сеть у меня был, и в английском к третьему курсу обучения на почётную должность учителя этого самого мать его за ногу языка я тоже начал ориентироваться, и даже запомнил что мои любимые слова-исключения «блуд» и «флуд» читаются как «блад» и «флад». Вместе с мамой долгими зимними вечерами мы сочиняли чувственные письма далёкому итальянскому блядуну Джиан Карло, мама придумывала, а я по мере скромных сил объединял имеющиеся в моём мощном арсенале слова в короткие предложения. «Иф ю вонт ай вилл кам ту ю энд вотс эбаут мани» - рождал я один искрометный шедевр за другим, приписывал от себя внизу письма всякие «кисси пусси» и уже тогда заочно начал ненавидеть солнечную Флоренцию.

У меня вообще стойкая аллергия на города, по поводу которых все говорят «ах-ах-ах». И прилагательных ещё кучу напридумывают. Город Искусств, Жемчужина Аппенин, Самородок Альп, Восточноевропейский Париж, Индийский Бриллиант, Город Ангелов, Звезда Востока, Новоросс ебет всех в нос. Во-первых, я по натуре нонконформист, а во-вторых, такая ситуация означает, что по прибытию в этот город там этих самых «ах-ах-аховцев», которые прилагательных напридумывали, будет так набито, что не пукнуть.

Но тем не менее посмотреть на город самого Джиан Карло было необходимо. Одушевить и оживить детские воспоминания, найти мост с домами, глянуть, действительно ли пися Давида настолько волосата, как рассказывают немногие счастливчики, что видели её вживую, уточнить, чему же принадлежит огромный красный купол и конечно же выяснить смысл мерзкого ругательства «Баптистерий».

По пути во Флоренции лежали два препятствия. Во-первых это Альпы, с ними проблем не возникло, а во-вторых Верона. Верона город был тоже известный, тоже плавал в памяти, навечно привязанный к памяти якорями имён Монтекки и Капулетти, а также некоей Ареной, на которую всякие мажоры записываются за двадцать лет чтобы спеть там али сплясать с медведями, или же посмотреть на это за большое бабло. В Вероне было необходимо остановиться. Это и было проделано.

Дождливые Альпы мелькнули со свистом, вновь долина реки Инн, вновь вдали шпили Инсбрука, вновь переход с языка команд на язык макарон. А вот над Вероной пришлось попотеть. Заехали в центр прямо в обед, а там конечно же таки не пукнуть - «ах-ах-аховцы» всё заполонили. Машину поставить негде, отъехали от центра и бросили нашу чёрненькую любимицу на обычной улиц, любимица правда уже порядком была подзагажена бутылками из-под пива и вкусненьких ликёров, ну Наташенька же и бухать.

Нашли Арену, симпатичная, едва не лучшая, что сохранилась из римских, акустика там говорят афанареть и умереть, вот и ставят лучшие оперы для услады розовеньких ушек всяких толстосумов. Впечатление портили толпы восхищающихся древней архитектурой (самих римлян!), облепивших первый ярус арены, как муравьи. Они же заполонили и все окрестные улочки, а улочки то средневековые, то есть узенькие и маленькие, когда их строили наверное не знали не гадали что их город будет посещать по писят тысяч восхищающихся ежедневно, не рассчитали и вот итог – кругом давка, все в поту прорубаются локтями к балкону, на котором конечно же стояла конечно же сама Джульетта и конечно же слушала серенады самого Ромео, конечно же.

Древнее веронское предание оставило в памяти потомков это великое место, воспетое самим Шекспиром, вот, купите магнитик с видом на него и ещё тарелочку на стеночку, и флайер в соседний магазин на распродажу самого Гуччи, приезжайте в наш город ещё и привозите друзей, сам Шекспир ведь, Ромео-Джульетта ведь, город любви и романтики, 15 евро с вас пожалуйста за эти два пластмассовых голубя, храните их каждый у себя и ваша любовь не покинет вас, а вот купон на скидку в магазине моего друга, ах, Шекспир, ах Монтекки-Капулетти, ах, Верона!

К балкону мы прорубаться через толпу побрезговали, и так всё понятно с ним. Без потирания на счастье сисечек бронзовой Джульетты тоже можно прожить. А вот без вкусных макарошек с розовым винишком и тирамису – никак. В конце-конце, пообедать то мы в Верону и заглянули. Дорогие вы мои ненаглядненькие читатели, а вы за моими австро-германо-сосисочными похождениями ещё не забыли, что я сравниваю итальянские города с едой? У каждого города на Апеннинах у меня свой вкус, не забывайте пожалуйста, яхонтовые вы мои.



Верона для меня – чёткий вкус конкретного блюда, никакого там тумана, всё честно и без обмана. В Вероне я съел самые вкусные макарохи что в Италии, что в своей жизни, ни до, ни после нигде и никогда, и как говорится вряд ли когда. Верона – это спагетти карбонара. Это было настолько круто, уж на что я довольно спокойно отношусь к еде, тут даже я не смог скрыть своего восхищения, а уж после того как залил всё розовым, так ваще, вероновские ах-ах-аховцы были враз прощены, отошли на задний план и там скромно тёрли соски своей бронзовой Джульетте.

Воодушевленные радушным приёмом, мы отбыли восвояси, то есть в родную Флоренцию. В город моего давнишнего неведомого контрагента по переписке по современной системе связи Интернет мы прибыли в сумерках. Здесь всё четко – машин мало, восхищающихся древней архитектурой развезли по окрестным чапыжам. Мы встали на правильную дорогу счастья и процветания, и бронировали отели заранее, и вот, мюнхенское уделение внимания факту бронирования дает свои плоды: дьявольски аутентичный отель в самом что ни на есть центре. Дверь - ворота в пять метров высотой, гигантский подъезд-колодец жилого дома начала века этак 19го, а на третьем этаже хитро спрятался наш новый приют. Сеньор Ян Александрович, сеньора Наталья Сергеевна, здравствуйте, а мы вас ждем. Мучо густо, эль лобо де селва де Тамбов эс амиго туо, амиго – мобилизую я свой кубинский опыт, буркаю себе под нос остатки знаний испанского, итальянский, испанский, какая нахрен разница, эсперанто правит, ну и стало быть заселились. Открываю окно... а там во дворе огромный красный купол. Моста вроде нет, Давида тоже, баптистерии не шныряют.

Несколько присмотрелся, доставание по кондуитам мозга с полочки давненькой детской картинки с куполом, и лёгкое разочарование – купол, скотина, не тот. Очень похож и тоже красный, и большой, но не тот.

Нужный нам купол оказался в паре кварталов, оказался им купол собора Дуомо, впрочем Дуомо и есть собор, так что пардон за тавтологию, а хотя что пардон, что извиняться то, ну так вот, картинки из памяти и наяву были соотнесены, ну и точно, он! Этот купол! А вон и оно, дерево! То есть Баптистерий. Вопреки своему говорящему названию это не то место, где много бап и все красивые, а это такое отдельно стоящее при храме здание или пристройка, в котором крестят, погружая в воду – именно так переводится с греческого глагол «бапти» - погружать, что потом естественным образом трансформировалось в христианстве в «крестить». .

Что флорентийский Дуомо, что Баптистерий подле него мне приглянулись зело сильно, они выбиваются даже из довольно-таки однообразной, хоть и бесспорно интересной, итальянской архитектуры. Я кажется уже озвучивал свои сексуальные пристрастия к архитектуре Севера, а не Юга, и открещиваться, то есть отбаптистиваться от них не собираюсь. Но Дуомо во Флоренции бесспорно впечатляет, гигантский купол особенно, не зря малолетний дурачок в своё время его запомнил.



Пришла пора выпендриться и сказать, что купол этот третий по величине в мире, строил крутой чувак Бруннелески, равного нет и не было, символ, освещающий своим сиянием все тосканские земли, парит над волшебной Флоренцией, ля-ля-ля, бла-бла-бла, в общем, очень славный купол, царь-купол так сказать, меня до сих пор к нему тянет. Рядом с собором упомянутый Баптистерий со своими не менее крутыми всемирно известными дверями и колокольня Джотто, тоже славная и хорошая. - А чем же она хороша? - спросите об этом мальчишку, что в доме напротив живёт... он с именем этим ложится, он с именем этим встаёт.... в общем, гляньте, уважаемые мои радиослушатели, если заинтересовало, энциклопедии там или прочие словари, всё подробно расписано, а я здесь пишу немножко о другом.

Я и так посвятил освещению флорентийского собора целых три абзаца, что для меня крайне не свойственно, этак можно докатиться и до детального расписывания бюджета поездки в целом, и нашего ужина у этого собора в частности, и скан счета приложить. Моё повышенное внимание данной достопримечательности можно объяснить лишь одним – больно уж понравился он тогда мне, ночью, под очередные макароны и очередное винишко на соборной площади. Народа нет, все спят, мы ж в Европе.

Наверное, если бы не этот факт, что я застал собор ночью, то читать сейчас всем нам про оный архитектурный шедевр сплошной мат. Какой будет несколько ниже. Потому что на следующее утро, после сладенькой ночки в нашем прекрасном отеле я был брошен в самое пекло толпы ах-ах-аховцев, и психанул.

Психую я крайне редко, но метко. Признаки характерные: постоянное молчание, общение с близкими людьми сквозь сжатые губы отрывистыми фразами и регулярный срыв на вопли а ля «а не пойти ли тебе на хуй, китайское мурло!» и «в жопу засунь свои открытки, понял, в свою чёрную ЖО-ПУ!».

Мне было жарко, жару я не люблю. По улицам не пройти – а проходить по улицам я люблю. Вокруг сто тысяч человек, и всё какие-то отборные уроды, типа японцев и квакающих американцев, и все дышат на тебя, дышат, тебе и так жарко, а они дышат, суки, дышат! Кругом продающие какую-то никчемную туфту эмигранты, тебя просят отойти чтобы сфоткаться с какой-то красивой херней, просят сфоткать самого, приглашают пройти купить очередную палёную сумочку Луи Вьютон, пихают локтем по ребрам, и главное, главное, спрашивают где найти Баптистерий, когда вот он сука, ты с ним рядом стоишь, хуев любитель прекрасного, ВОТ ОН СУКА!!! ВИС ВЭЙ ПЛИЗ БЛЯДЬ!



Когда я увидел очередь в Уфицци, я так ваще позеленел и от греха подальше взял Наташеньку за ручку и вместе мы оттащились на ближайшую тихую улочку подальше от этого ада. Здесь мы нашли кафешку для местных, съели два жбана салата, я хлебнул старого доброго Бирра Моретти и конечно же снова вошёл в привычное благостное-созерцательное расположение духа, я остываю так же как и закипаю, то есть быстро. И даже нашёл в себе силы сходить на мост с домиками, Понто Веккио или как его там на их бесовском.



На мосту было более чем многолюдно, там у флорентийцев главный центр отуристивания приезжих, да и сам мост не так любопытен изнутри, как снаружи, то есть с другого моста, соседнего, куда мы и отбуксировались. Там не было вообще практически никого, как и на третьем, четвёртом, зато вот этот самый Понто Веккио бурлил так, что казалось что он сейчас со всеми этими любителями золотишка (там в основном ювелирные лавки) вот-вот нахлобучится в Арно.

Но ничего... мосту уже много сотен лет, и дома на нём как стояли, так и стоят, и люди миллионами ходят. И даже зверская Арно ему нипочем. Хоть река и известна своим крутым нравом (немое подтверждение этому были фундаменты домов, они подняты метров на десять на уровнем реки), но сейчас дожди уже прошли и слухи о очередном поднятии строптивицы были слишком преувеличены. Поскольку позырить на писю Давиду не удалось, и чёрт то с ней, пусть вон китайцы смотрят, то в качестве компенсации зашли в тихий, спокойный, затерянный в умиротворенных переулках музей Леонардо да Винчи, там построили в натуральную величину многие из его изобретений, начиная от вертолёта и кончая какой-то рогаткой, предназначение коей понятно походу было лишь самому старику-затейнику.



К стороне Флоренцию. Как и от Венеции, самые яркие впечатления были получены поздним вечером и ночью, отныне этим правилом я и буду руководствоваться при посещении крупных туристических центров Италии, потому что такой город ночью и такой город днём, не буду извиняться за тавтологию – это день и ночь. Флоренция для меня оказалось городом контрастов – такая умиротворенность и наслаждение собором ночью и такой неприятный бардак днём, поэтому этот город для меня отныне имеет контрастный сюрреальный вкус – например, маринованные солёные огурцы макать в повидло и наслаждаться этим.



Надо было убираться от людей подальше. Тоскана – край такой, Флоренция и несколько городов средней руки, и целая куча мелких, в общем, в принципе, Тоскана хоть и густо населена, но не урбанизирована, мегаполисов там нет, между всеми этими уютными городишками и городулечками на машине шмыгать – одно удовольствие. Отложился вот у меня в голове давным-давно ещё один итальянский вид – маленький такой городишко-городулечка на холме стоит, каменный, деревня деревней, а из него башен торчит пара десятков, явно своей высотой несоизмеримыми с размерами городка, и подпись к картинке: «итальянский Манхэттен». Сан-Джиминьяно город называется.

Ну думаю, городок небольшой, глухомань, наверное и любителей прекрасного там немного шарится, поехали-ка туда, развеемся по тосканским далям от людской суеты. По тосканским далям действительно развеялись – чудные идиллические природные ландшафты, зелёные холмы, такие мягкие, как булочки, как будто пышное тесто кто-то взбил да так и оставил, а там уже всё лесом покрылось и виноградниками.



А вот Сан-Джиминьяно... угу... городишко-глухомань.... сбылась мечта идиота... щассс. На парковку еле пробились, на неё очередь, просёлочные дороги ещё километра за два заставлены.

Городок очень маленький, две улицы крест-накрест и переулков с десяток, а вот ах-ах-аховцев там... хорошо ещё обед кончился и они начали разъезжаться, а то вообще труба была бы... при населении в семь тысяч человек и площади пятьсот метров квадратных на долю города ежегодно приходится ТРИ! МИЛЛИОНА! ТУРИСТОВ!!! И что логично, подавляющее большинство прибывает летом, то есть в ту пору, что и мы заглянули в эту страну.

Тем не менее, в Джиминьяно зело понравилось – в конце концов не зря же туда эти три миллиона прут. Если ходить переулками, так вообще никого нет, старушки только местные да кошки, блудливые. Да кошки блудливые, не старушки. А едут со всех концов шара люди в этот семитысячный городок смотреть на башни.



В средние века была такая фишка у местных богатеньких буратино – каждый башню должен был себе построить, иначе он лошидзе, а не богатенький буратино. Чем выше башня – тем ты круче, все остальные буратино тебя уважают. Человек во все времена одинаков – только в одни времена люди себе большие жипы покупают, а в другие башни вот строят.

Помимо архитектурного воплощения величины члена владельца башня несла и практическую функцию – средние века были не самым спокойным временем, войны там всякие, пытки, а не люблю я семейство Макарони, на кол их всех и бросить свиньям именем Папы, ну в общем, никакой морали и американской демократии, тёмные люди. Богатеи конкурировали между собой, строили друг другу пакости и тривиально воевали. Поэтому, чуть что – шмыг в такую башню с семейством, челядью и приспешниками, деревянную лесенку с первого этажа втянул наверх, и сидишь на башне как сыч, в ус не дуешь, запасенной провизией питаешься, плюешь на макушки беснующихся внизу конкурентов, а если совсем уж сильно негодуют и кричат похабные ругательства в твой адрес – обильно поливаешь их заранее припасенной смолой. Жизнь удалась!



Поэтому чем больше и выше башня, тем больше народу, провизии и смолы в неё влезет, и член у меня больше, чем у соседа, да-да, об этом тоже не забывайте, свободные люди Сан-Джиминьяно.



Такие башни были в каждом итальянском городе в 13-14 веке, вон в той же Флоренции например, просто в ней, как и во всех прочих городах эти башни в своё время снесла к псам укрепляющаяся вертикаль власти, как символы приземлённого мещанства, а вот Сан-Джиминьяно был настолько убогим и жалким городишком, пора расцвета давно миновала, на верность кому только можно присягнули, вдобавок чума всех жителей под занавес представления унесла, в общем, забила вертикаль власти на Сан-Джиминьяно, и вот итог – три миллиона туристов в год. Суздаль итальянского разлива, только Суздаль от трех миллионов лопнул бы наверное, или туда бы областной центр перенесли.

Из 72 башен осталось 12, остальные от времени попадали или растащили по кирпичику владельцы конкурирующих фирм, но за оставшимися следят пуще чем за родными детьми. И правильно, куда ж Сан-Джиминьяно без башен податься то, не кьянти же гнать, как все соседи.

Башни прекрасны. Одна краше другой. И туристы на них не запрыгивают – почти во всех как в старые добрые времена лесенки втянули и не пускают туристов, разве что смолу им на головы не льют, а наоборот, все местные жители любят брата туриста, предлагают полный набор развлечений, кьянти пить – земля валяться.

В каменных джунглях городка было прохладно, город обязательным для посещения в путеводителях и турах не является, соответственно самых отборных любителей итальянской архитектуры не было, в общем, я там разрелаксировался и в совершенно благостном расположении яночкиного духа отбыл чуть-чуть южнее, в наш следующий город, там то мы и должны были заночевать.

Миром правят законы конкуренции... Питер стремился обогнать Москву, а Москва Питер, и оба от этого только выиграли, обезьяна думает как бы получше убить не нравящуюся ей соседку-обезьяну и берёт в руку палку, МТС придумывает красное яйцо против жёлто-чёрных, СССР запускает человека в космос раньше козлов-американцев, я построю у себя на участке вторую баню, чтобы доказать соседу, что он – полное ничтожество, а Юлька купит себе с шести зарплат юбку из самого Парижу, дать понять Катьке, что она – лахудра.

Ну так вот, и Флоренция, кабы была она в Тоскане одна такая крутая, не была бы Флоренцией. Её толкала к вечному совершенствованию её соседка, некогда тоже великая, богатая, могущественная, но проигравшая, потому не такая заметная, но от того не ставшая менее прекрасной – Сиена.

Вот достопримечательность Флоренции