ПИВО МОЛОДОСТИ НАШЕЙ, Ярославские пивные 90-х

Трудно представить, что еще каких-нибудь 15 лет назад ярославские пивоманы знали по большому счету только два сорта - «разбавленное» и «неразбавленное», а разливали оба этих напитка одинаково – в трехлитровые банки. Вольнонаемный журналист Игорь Резниченко вспомнил городские пивные кабачки постперестроечных времен и воздал хвалу пивной культуре, которую мы навсегда потеряли.



За стеклом
«Плотник дядя Вася меж берез и сосен как жену чужую засосал ноль восемь». Эти строфы, полные любви к родной природе, я впервые услышал от оформителя витрин Коли-Будь-Здоровчика. Дело было в пивном павильоне «У Чекиста», что таращился мутными стеклами прямо на «Серый дом». Или я ошибаюсь? И лирическим выхлопом про дядю Васю меня огорошил Гришка-Лошадь, вольный стрелок мелочи близ павильона «Деревяшка» возле ТЮЗа? А может, это был Димон-Пупок, прописавшийся в питейном учреждении «Заволжский» за кинотеатром «Волга»?
Вот ведь подвела память. Все перепутал. Но ничего не забыл! Какое время было, какие люди жили! О них не сложено былин, зато остались анекдоты. Восемью кружечками желтой влаги похмелялись. Десятью - разогревались. Богатыри! И, замерев в священном трепете, хочется мысленно воскресить их всех: и людей, и анекдоты, и те места в Ярославле, где всякое такое было, а потом - раз! - и перестало.
Послушайте, поколение пастеризованного «Туборга»! Юницы, запивающие «Спрайтом» какую-нибудь, прости, господи, «Отвертку»! Юнцы, требующие малопенного «Миллера» где-нибудь в «Бризе», обиталище «кузьмичей»! Что вы знаете про знаменитый кабачок «Трещина» на Белинского, который, благодаря специфическому чувству юмора застройщиков, стоял прямо напротив вытрезвителя? Помнится, это соседство так раззадорило друга моего Саню Воробьева (ныне - повелителя московско-ярославских компьютерных потоков), что он, желая разразиться едким комментарием, развернулся с неудержимой резкостью к собеседнику (то есть ко мне) и располосовал ему (то есть мне) подбородок. Тяжелой стеклянной кружкой. На всю жизнь, изувер!
Ничего вы об этом не знаете. Завалили «Трещину», а Сашка пятнадцатый год подряд отнекивается: «Не было этого. Пьяный ты был. Залил зенки - и об асфальт мордой… наверное…».
Ах, не было?! И наклюкавшийся Верховский (сейчас - лысенький музыкальный магнат, а тогда - высокий голубоглазый блондин) никогда не дрался с таксистами? И Иваныч на Советской не выносил нам левый ящик за рубль сверху? И Алик Рокфеллер не наливал нам с «дополнительной» пеной и не спрашивал доверительно: «Как сегодня? Соды не много? Вода у меня кипяченая, мамой клянусь! Она и кипятила»?
Жить же тянет после таких воспоминаний! Жить и бороться за наше светлое прошлое! За Ангелину Степановну - крановщицу из ларька «У Гели» на проспекте Ленина. За оклеенный полосками синей изоленты трехлитровый баллон (кстати, типично местное, ярославское словцо) по кругу. За колорит. За культуру.
- А почему у вас люди ходят всегда за бензином с канистрами? - поинтересовался у меня как-то герр Герберт Эрик Шейдеманн, корреспондент газеты «Юнге Вельт», ошивавшийся в Ярославле в период начала дикого русского капитализма. - Не проще ли заправиться до того, как в баке кончится топливо?
- Это они не за бензином идут, герр Шейдеманн. А за счастьем.
И то верно: откуда хилому немчину знать, что белая пластиковая канистра - идеальная тара для пива нашей молодости, пузырившегося от соды и стирального порошка «Айна»? Он когда-нибудь пил из полиэтиленового прозрачного пакета? Из пол литровой банки? Из бидона, ведра, чайника? То-то же.



Еще парочку!
Впрочем, когда получалось у нас разбогатеть, банки и ведра, конечно, отставлялись, и мы шли на встречу с прекрасным - в легендарные «Колеса». Чтобы попасть в полутемный зал, надо было потомиться в очереди, сдать одежду в гардероб, выбрать нехитрую закуску типа люля-кебаб и ждать. Когда наполнятся чаши познания добра и зла в количестве 8, 10 или 12 единиц.
Теперь ждать нечего. В лучшем когда-то пивбаре города торгуют товарами первой, второй и третьей необходимости. И мне остается лишь бродить среди залежей, наверное, полезной бытовой техники и предаваться ностальгическим грезам.
«Колеса» были настоящей сказкой. В них водились Василисы Премудрые, Коты-Баюны и Иванушки-Дурачки. А еще, помню, иногда отворялась дверь, и входила Баба-Яга. Одетая всегда по сезону - летом в боты «прощай, молодость» и болоньевый плащ, а зимой в болоньевый плащ и боты «прощай, молодость». Все сжимались, шептали проклятия и прятали глаза. А ведьма источала вокруг себя отвратительный чад тления и ауру распада и тянула к нам свой грязный палец, который завершался черным заколдованным когтем. Ее так и звали: Бабка-с-Когтем.
Ведь мы любили хмельные разговоры, некапризных дам, поэзию жизни - в общем, пиво. И вот, представьте: когда очередной глоток животворящего эликсира освежал юношеские гортани, откуда ни возьмись вырастала эта кошмарная старуха и цинично погружала свой палец в одну из наших кружек. И тогда сводчатые чертоги озарялись мозаиками наших истошных воплей: «Нет! Это противоречит конвенции о правах человека!». Но бабка только злобно щерилась в ответ, и мы отдавали ей оскверненное пиво. Так прекрасную принцессу отдают ненасытному дракону во имя спасения человечества. Плачут и ждут избавителя.
Мы тоже плакали и ждали. И дождались! Дяденьку, который как-то раз заглянул в «Колеса», величали Слесарь Смирнов или еще как-нибудь. Он взял свои законные 6 кружек и не спеша понес их к столу. А Бабка уже подкралась, изловчилась и сунула, как маленький мальчик в розетку, палец в кружку. И поболтала им там для верности. Смирнов улыбнулся. Смирнов покачал головой. Смирнов поднял кружку, как делали это все, чтобы отдать. И… не отдал.
- Отзынь, старушка! - сказал он под нарастающий гром оваций. - Ты от меня ничего не оттяпаешь! И выпил отравленное пиво. До дна.
Мы смеялись, рыдали, а потом опять смеялись. Баба-Яга обернулась зайцем, заяц - уткой, из утки вывалились люля-кебабы и расплылись по пивному морю-окияну, оставив нас играть в рубль.
Хотя нет, в рубль мы играли не в «Колесах», а в «Генерале» (еще одна пивная точка на прежней карте улицы Свободы). Условия забавы следующие: соперники извлекают из карманов по бумажному рублю и сравнивают их номера. У кого номер оказывается больше, тот и выигрывает, то есть получает рубль. Игра была общегражданской, но в «Генерале» приобретала особый оттенок: счастливчики могли явиться сюда с рублем, накушаться до изумления, а потом с рублем же и уползти.
И вот некий юноша обладал рублем, номер которого состоял из сплошных девяток. Постоянные посетители, естественно, о рубле знали, а вот зеленые новички прокалывались частенько. Владелец купюры благоденствовал. Но в один не самый приятный момент он дико возжаждал. А денег, кроме рубля, не было. Юноша терзался несколько часов, а потом пошел и сдал сокровище за 100 ничтожных копеек. Ничего от рубля не осталось. Так же, как и от самого «Генерала».



Пиво-воды-димедрол
А вот «Сиськи» продержались, пробрызгали пенными струями подольше. Ах, что это было за место! Стилеобразующее! Розовощекое! И даже - извините меня за это слово - культовое! Не достоин абориген, ни разу здесь не бывавший, называться патриотом земли ярославской. Потому что это была не просто пивная, это была симфония! Жасмин не отцветал там никогда, и птичье пение не молкло. Ведь поклонниками «Сисек» в лучшие их годы были подрастающие книжники, фарисеи и чревовещатели - студенты педа и универа. Особенной разнузданностью отличались некоторые филологи, или, как любовно именовала их прочая публика, - филолухи. Они не говорили, они щеголяли и искрометничали. Я и сейчас будто бы слышу это бормотание на исходе седьмого литра, эту перекличку сквозь толщу веков:
- Любовное свидание с Ахматовой всегда кончается тоской: как эту даму ни обхватывай, доска останется доской!
- Алкоголизм - опасный пережиток, источник зла, страдания и пыток!
- Люди, может, очистимся от ложных рефлексий?!
Ну, а когда мы желали обратиться к корням и прирасти к почве, то устремлялись к ларьку «Четверо непьющих» на проспекте Октября - туда, где ныне царапает небо офисный столп «Балканской звезды». Нашей тогдашней звездой там была женщина по имени Нюша. Мы вручали ей баллон, запускали ее в народную гущу перед ларечным окошком (самим толкаться было в лом) и покуривали в сторонке. Минут через 40 раздавался зычный нюшин свист. Ясно. Пора. Мы выпивали, а она повторяла свой подвиг. Парилась Нюша, конечно, небескорыстно. А за поллитровую банку, которую она впитывала в себя. Это была ее цена.
Через Нюшу познакомились мы и с Анатолием - «командиром» ларька, который был с нами беспечен и весел: дескать, ребята, у меня никакой соды и порошка. Но вот без воды - никак! Это уж извините.
Впрочем, разбавлял Анатоль по-божески: 2 ведра воды на 2 кубометра «Жигулевского». А вот в «Уралочке» на остановке «Дачная», говорят, бодяжили фифти-фифти, а чтобы после такой нахальной химии добавить градуса, в напиток толкли димедрол. Пострадавшие, то есть выжившие свидетели, уверяют, что схватывало. Да еще как!
- Это не пиво! - надрывался герр Герберт Эрик Шейдеманн, оседлав бордюр напротив «Петушка» (он, кажется, здравствует до сих пор, поилка!) и нализываясь вторым баллоном.
- Это не сигареты! - пьяно орал он, задыхаясь от дыма моего отечества. - Это не еда! - мычал, вгрызаясь в вяленого подлещика. - Это не страна!
Дурак ты, герр с саксонской горы! Это была именно страна. И мы в ней себя отлично чувствовали.
А потом все изменилось. Очереди возле павильонов отгремели канистрами и иссякли. «Уралочки» укатали в асфальт, воздвигнув на их месте бездушные супермаркеты. Ласкающие слух названия «Гестапо», «Маячок», «Успенский» и «Близнецы» давно забыты. Коллективное бессознательное пьющего электората качнулось в направлении спирта Royal, склянок с ядовитой «фруктово-ягодной композицией», жестяных банок с водкой «Черная смерть»… Однако стоп! Это уже отдельная история, ждущая своего хроника. То есть, хроникера-летописца.
Мсье Воробьефф время от времени навещает Париж, а по возвращении рассказывает:
- Если идти от Триумфальной арки к Пляс де ля Конкорд, то справа есть такой бельгийский ресторанчик, где суп из ракушек и пиво такое красное.
Я киваю и угукаю. В том смысле, что, дескать, съезжу, проверю. Запросто. Вот только никогда уже не вернусь в безбашенную молодость, из которой вылетает Сашкина рука с тяжелой стеклянной кружкой - р-раз! И на всю жизнь…

© «Элитный квартал»

странно, а ведь мы (курсанты) тоже из пивнушек обычно предпочитали "сиськи" и "колеса"

Странно, ничего не написано про "Еву Браун" и "Дружбу"

В "Дружбе", помню, отравился ассорти...

"Парус" был легендарным местом.
"Сиськи", "Колеса", "Липы", "Ева Браун", "Парус" и не уцелевшее ныне кафе "Русь" (оно же кафе "Весна" на Кирова).

"Парус" располагался в здании Речного вокзала со стороны реки.
Там работали братья-бармены и собирались тихие местные новые левые. Никаких фриков от НБП и прочего "черного гламура" не было и в помине.
Там часто дрались по культурным разногласиям вооружившись стульями.
Туда заходили реальные пацаны из разряда тех, кого не пустили в этот вечер в жуткий пивняк "Волга".
Туда на одну зиму перетекла тусовка с плешей. Престарелые панки трясли хайром и сетовали на слом системы.
Кроме братьев-барменов, которые очень почитали Ю. Никулина, в заведении у постоянных посетителей были персональные кружки, икогда не хватало стульев, зато там работал свой парикмахер. Прейскуррант на услуги висел рядом со стойкой и гласил следующее: "Квалифицированный мастер выполняет стрижки мужские типа "пацан", "пацан с чубом", "скин", "бык", "бывший неформал" и прочие виды маскировки".
Музыка - только шансон. Пиво подавалось просто неубиваемое - забирало даже в сильно разбавленном виде. Гальюн переливался через край и часто бывал заперт на швабру. А на улице пИсать было небезопасно, потому что веселые парни из расположенного по соседству опорного пункта милиции регулярно делали план по мелкой хулиганке, просто зайдя за угол и поймав нарушителей за пипиську.

Зато летом - вид на Волгу и прочие издевательства над туристами, приплвышими на кораблях.

Дримкамтру
зачот))

Вспоминаю старую "Шайбу". Заведение было более-менее культурное, на стенах картинки против алкоголизма с надписями типа "У Клима были, у Клима пили, Клима и побили", "У горла нет дна" и т.п. Впечатление портило пиво, которое разбавлялось значительно больше, чем в других заведениях и сдабривалось димедролом. Иногда на дне кружки попадались частички какого-то белого порошка. По этой причине мы с политеховскими друзьями сие заведение посещали редко, загибаемые пары предпочитали коротать в Крестах, в пивнухе "Трио", деревянную версию которой спалили, но которая возродилась потом в кирпичном виде.

Вот что вспомнил.
я с Максом Семёновым (это он мне щас напомнил) налились пива в сиськах. потом нашли в фонтанах (да, были такие на площади Юности(не газеты ли имени)) косу. ржавую. и мы пошли с максом гасить сунарефов на рынок.
правда, не дошли.

true weed
О, кстати, да. Старая терминология - сунарефы. Я и забыл это чудное словцо

А че за слово такое?

от названия мази для носа "Сунареф"

расскажите мне, неучу, про Еву Браун.
а то во всех остальных местах был - а про это даже и не слышал

и я не слышал.. расскажите про Еву

Bolshoi

Не было "Трио" в деревянном формате, а было в металлическом-павильонном. И на вывеске красовался знаменитый бренд "Уралочка". Сеть однако )

Да не сильно что изменилось. В советское время было несколько основных ГОСТовских сортов:

1.Жигулевское
2.Рижское
3.Московское (светлое.алк-4,3%)
4.Исетское (крепкое светлое пиво, алк.6,3%)
5.Портер (двойной, золотой и т.д.)
6.Невское (производство п/з"Вена")
7.Мартовское(темное с вкусом паленой шерсти)

В разлив в основном шло Жигулевское или Мартовское, продавали его ез 900 литровых цистерн, естественно ни о какой герметичности речи не шло, углекислота из пива моментально улетучивалась, что вело к значительному снижению его вкусовых свойств и опьяняющего эффекта, этого и так вобщем то не крепкого сорта пива (объемное содержание алкоголя в бестарном Жигулевском было 2,8%), плюс еще недобросовестность продавцов все это приводило разливное пиво в кондицию ослинной мочи. Мартовское пиво, как требующее большей выдержки (около 60 суток) пивзаводы производили очень неохотно, популярность жигулевского была обусловлена в том числе и малым временем его выдержки(30 суток) что было весьма на руку пивзаводам во времена плановой экономики. Летом этот срок сокращался еще больше и в продажу шло пиво явно не выдержанное. Был так же монстр советской промышленности, изготовляемого специально для лета - пиво "Бархатное" т.е., пиво ускоренного сбраживания, за счет применнения повышенного количества дрожей и схараосодержащих культур, то сбраживалось аж за 5 суток и продолжало бродить в банках и бутылках покупателей, срывая с них крышки и выбивая пробки.

Впоследствии началось появление "новых" сортов в виде старых марок но с новым брэндом, а заодно растаскивание и патентование старых ГОСТ овских сортов. В частности крупная компания 2000 г., когда Самарский пивзавод, получивший в 1991 г. товарный знак на марку "Жигулевское" начал целую серию судебных процессов против других предприятий выпускающих пиво под данной торговой маркой 9 а таких на территории СНГ насчитывалось около свыше 800). Естественно никто за использование товарного знака Самаре платить не хотел и многие пивзаводы предпочли выпускать Жигулевское под другим наименованием. Это привело почти к полному исчезновению брэнда "Жигулевское", впоследствии Росспатент аннулировал регистрацию товарного знака за Самарским пизаводом, но возращаться на выпуск жигулей пивзаводы, к тому времени потратившие значительные средства уже не захотели.