Рак груди, профилактика

У нас нет ни одной темы про это страшное заболевание.
Где у нас в Ярославле можно обследоваться? где принимают маммологи?

...моя знакомая перенесла уже 8 операций, у нее удалены обе молочные железы. Ей всего 45, обаятельная и жизнерадостная женщина. И сейчас ее ждет 9-ая операция. Всего самого лучшего тебе, Людмила, и не болеть, никогда.
Милые женщины, берегите себя!

Это сообщение отредактировал Yellow_Submarine - 31.07.2010 - 09:31

все в онкобольнице.
все реально.

После операции главным заболеванием становится надежда

Еще недавно новгородцев с онкологическими заболеваниями лечили в «разрозненных медицинских учреждениях». Был центр в Боровичах — в 180 километрах от города. Потом, десять лет назад, президент Путин выделил деньги на онкобольницу в Великом Новгороде, и ее начали активно строить. Но кто-то вдруг решил, что негоже вбухивать деньги в громадную больницу для маленького города, когда онкологическая служба есть поблизости, в Питере. И инвестиции прекратились. Достроить успели только один блок, который теперь загружен больными по полной программе.

Вячеслав Григорьевич — старый интеллигент с профессорской бородкой клинышком. Говорит тихо, слова подбирает красивые. Его начальница Марина Андреевна, крепкая, круглолицая громогласная женщина, — каток, всех под себя подминающий и все выравнивающий наездом. Она походя сыплет резкими словами, давно уже не замечая их колкости, и делает много такого, что у врачей не принято. Например, дружит с пациентами, а потом приходит на их похороны.

— Вячеслав Григорьевич, после того как заработала больница, в городе смертность снизилась? — спрашиваю я профессора, когда мы остаемся одни.

— О снижении пока говорить не приходится, — отвечает он, аккуратно пристраивая шоколадную конфету на краешке блюдца. — Но стабилизация есть. В нашей области высокая заболеваемость: более четырехсот случаев на каждые сто тысяч населения. По России в среднем — триста тридцать случаев. И за последние два года как будто было снижение — меньше четырехсот. Но мы об этом будем говорить, только когда показатель закрепится…

— А почему тут люди чаще болеют раком?

— Почему? — переспрашивает меня профессор и теребит кончик бороды, подбирая нужные слова. — Определенным образом это связано с демографической ситуацией: город древний, население старших возрастных групп. А с другой стороны… есть по желудку особенности. Возможно, это связано с торфяными почвами и произрастающими на них продуктами.

Профессор объясняет, что такое геликобактерная инфекция, вызывающая рак желудка, и как она может быть связана с торфяными почвами.

— Но это только предположение, — уточняет он. — А рак молочной железы — это следствие низкой рождаемости. Он может развиться у тех, кто рожает мало, поздно или не рожает совсем. В этом городе мужчин меньше, чем женщин. Мужчины спиваются, скуриваются и… умирают намного раньше.

Кроме того, жители Великого Новгорода вовсю занимаются самолечением и нетрадиционной медицине доверяют больше, чем официальной. Когда началось строительство этой больницы, они потребовали, чтобы здесь устроили центр нетрадиционной медицинской помощи.

— Ведь в силу чис-тей-шей дремучести! — негромко восклицает профессор. — С заболеванием четвертой стадии они прикладывают к груди лопух, чистотел и… свекольный лист, — профессор поджимает губы так, будто свекольный лист — это уже предел всему. — А толку никакого. Болезнь загоняется внутрь, и начинается распад опухоли из-за этих… неправильных действий.

У профессора есть пунктик, пожалуй, даже два. Первый — он запрещает называть больных больными и требует обращаться к ним по имени-отчеству («И так понятно, где они находятся», — говорит он своим студентам). Второй пунктик — неожиданно яростная дискриминация курящих. Профессор всегда предлагает пациентам два «или»: или лечимся, или продолжаем курить.
Третьего не дано.

— А сами врачи у вас что, не курят? — спрашиваю я.

— Если только совсем… динозавры, — профессор решительным жестом отодвигает чашку с недопитым чаем. Вряд ли этот пожилой человек, неодобрительно качающий головой всякий раз, когда Марина Андреевна в его присутствии заявляет что-нибудь вроде «опять балду гоняем!» или «сейчас я вам устрою пенальти!», представляет, насколько он сам динозавр, редкий экземпляр интеллигента старой закалки, сохранившийся в этом городе торфяных почв.
— У Марины Андреевны особо не покуришь. Курение несовместимо с тем делом, которому служит врач, — говорит он. — Тридцать процентов всех раковых заболеваний связано с табакокурением.

— Но подождите… Бросить курить — это нелегко.

— Да, конечно, но у нас не просто препараты — у нас очень дорогие препараты. И кто должен их получать: тот, кто курит, или кто не курит?

— Но это дискриминация курящих. И разве закон дает вам на это право?

— Простите, вы курите?

— Нет.

— Есть такой закон: в медицинских учреждениях курение запрещено. Это нарушение режима.

— Неужели вы действительно можете выписать тяжелого больного, поймав его за курением?

— Конечно, — легко отвечает профессор.

>>>>>>

От кухни по коридору — картины. На картинах абстракция: желто-красные бугристые пятна. Захожу в комнату, где женщины в белых халатах сидят за столами перед разделочными досками и молча режут. Замечая кастрюльки с цифрами на крышках, я думаю, что попала в какое-то дополнительное отделение кухни. Но женщины совсем не похожи на поварих.
На разделочной доске — лоскут красно-желтого. Можно подумать, что с него и писались картины, развешенные по коридору. Женщина переворачивает лоскут — им оказывается женская грудь, отсеченная полностью. Мастэктомия по поводу рака молочной железы.

— Здесь поражена не только молочная железа, — говорит одна из женщин. — Пришлось убрать даже мышцу.
Сейчас мы проводим патоморфоз: изучаем удаленную опухоль.

— Так, следите, чтобы журналист не упала, — командует профессор. — И покажите ей лимфоузлы — где-то там я резал… — Он направляется к кастрюлькам и возвращается с лимфоузлом, который сует мне под нос.

— Вот. Если бы его не убрали, распространялось бы дальше. Видите белое? Это железистая ткань, а дальше уже опухоль.

— А почему вы всю грудь отрезали? Зачем так много?

— Потому что частичные операции делаются только на первой стадии. Мы говорим женщинам: «Не ждите, пока узел вылезет. Ходите на маммографические обследования». Сегодня мы располагаем возможностями выявлять рак на нулевой стадии и сохранять грудь. Но для этого надо прийти. Понимаете? Прий-ти.

— А тут у нас что? — Профессор приподнимает следующую крышку. — Так… лимфоузлы с метастазами и меланомы.

Я наклоняюсь к женщине, которая, крепко прикусив губу, ковыряется скальпелем в молочной железе на доске.

— У вас из губы кровь пошла, — говорю ей.

— То, на что вы сейчас смотрите, мы видим совершенно другими глазами, — отвечает за нее заведующая лабораторией Ольга Геннадьевна, хрупкая, но твердая женщина с голубыми глазами. — Это не объект, а субъект — не человек, а орган.

— И что вы там видите?

— Только то, что поражено раковой опухолью. То, что нужно без сожаления удалять. Когда работаешь с субъектом… можно приказать себе не реагировать, — усмехается она. — Но это значит сделаться машиной. Иногда к нам с такими опухолями приходят, что даже доктора в обморок падают. Сажают человека в кресло, а сами падают. Я столкнулась с лечебным процессом и ушла сюда. Лаборатория — это выбор тех, кто не смог в клинике трудиться. Лечебный процесс не каждому под силу.

— Так неприятно?

— Да, неприятно, — с ноткой брезгливости соглашается она. — Чувство жалости и сострадания может увести далеко, а врач должен иметь самозащиту. Трудно абстрагироваться от пациента как от человека и заниматься только его болезнью. Главное — и себя защитить, и не впасть при этом в равнодушие.

Ольга Геннадьевна выпрямляется и, с силой нажимая на каблуки, возвращается на свое рабочее место.

— Пациентка у нас одна была — Красавина. Психологом в школе работала, — профессор опирается спиной о косяк двери и задумчиво теребит кончик бороды. — У нее рак молочной железы был, а она отказалась от операции. «В чем дело?» — спрашиваем. А дело оказалось в муже. «Моя жена, — говорил он, — самая красивая женщина в Новгороде. Я себе не представляю, как она потом будет с одной грудью».

— А думать нужно не о своих чувствах, — подает голос Ольга Геннадьевна. — Не о себе. Не о том, что ты, эгоист, не представляешь, как она будет выглядеть. Ей важно было услышать, что здоровье любимой женщины для него важнее.

— Вы смогли ее убедить?

— Коллегиально не смогли, — отвечает профессор. — Отказ был обусловлен мнением мужа.

— Она умерла?

— Она пришла через полтора года, когда уже появились метастазы в костях и она не могла терпеть боль. Ее дочка осталась без матери… Она умерла.

На кроватях реанимационного отделения лежат объекты. Профессор подходит к одной из них — это ее субъект пять минут назад я видела на разделочной доске. Берет ее за руку.

— Забинтовали, — ласково говорит он. — А ручку надо вытягивать — во-о-он туда, потихонечку. Разрабатывать.

— Больно… Больно… — скулит женщина. В ее глазах собралась мутная влага, которая никак не выльется слезами.

— Сейчас-сейчас, — уговаривает профессор. — Все сделаем. Обезболим. Реанимаций не хватает, — поворачивается он ко мне и качает головой.

Я слышу шорох за спиной. Сзади меня на койке девушка с каштановыми волосами, заплетенными в две косички, и острым бледным подбородком перебирает худыми пальцами по одеялу. В ее взгляде знание чего-то для меня непонятного. Ее губы шевелятся, и я наклоняюсь к ней. «Пить» — разбираю я. И «очень больно».

— Ей больно, она хочет пить, — я тяну профессора за рукав халата. Вячеслав Григорьевич долго смотрит мне в лицо, потом мягко кладет руку на плечо.

— Пойдемте, пойдемте, — говорит он мне так же ласково, как только что уговаривал пациентку, которой утром отнял грудь, вытянуть руку.

— А пить нельзя, — разводит он руками в коридоре. — Да-да, совсем молодая, двадцать пять лет. Обширное поражение, полное удаление желудка и селезенки. Шансы? Могу сделать прогноз только на ближайшее время… Пойдемте-пойдемте…

Мы идем мимо коек, выставленных в коридоре, стараясь не задеть лежащих на них людей. Мест не хватает, похоже на военный лазарет.

— Сначала мне в смотровом кабинете сказали: «Не нравится ваша грудь» — желвачок там нашли. Небольшой такой… Я думала, на работе ударилась. Работа у меня тяжелая — лотки с хлебом поднимаю. Потом прошла обследование на маммографе, ну… тогда и сообщили. Я до сих пор не могу в себя прийти, — лицо женщины морщится. Там, где под розовым байковым халатом должна быть правая грудь, пустота.

— Я думала, только желвачок удалят, а оказалось, полностью, — женщина закрывает лицо мокрым платком, другую руку прижимает к отсутствующей груди, по ее плечам проходит судорога.

— А вы знаете, что у певицы Кайли Миноуг тоже был рак груди, но ей сделали операцию и протез. Так что теперь ничего не заметно. И она очень популярная женщина.

— А кто она такая, Минога эта? — спрашивает женщина, отнимая платок от лица.

— Да есть такая певица. Конечно, у нее денег больше, чем у вас. Но профессор сказал, что ведет нас только к пациентам, у которых очень, просто очень хорошие прогнозы.

— Что, прямо так и сказал? — женщина прижимает платок к груди и смотрит на профессора.

— Да, прямо так и сказал, — делаю вид, что не слышу, как крякнул профессор, который мне этого не говорил. — У вас все будет хорошо, поэтому больше не плачьте.

— А я теперь все время плачу, состояние у меня такое. А протез мне тоже сделают… Знаете, я ведь на хлебокомбинате в Старой Руссе работаю. Там у нас река есть. И Достоевский у нас последние годы жил… Тут в больнице мне сам профессор операцию делал. Чисто тут и кормят, фрукты дают. Сок перед обедом и кефир на ночь. Я знаю, что вот эта писательница, Дарья Донцова, тоже без груди, по телевизору показывали, и ничего — здоровая.

В палате у Акулины Ивановны чистота и пахнет одеколоном. Но она все равно протирает салфеткой тумбочку, говоря: «Людей уважать надо, раз люди пришли».

— Все-все вам рассказать? — спрашивает она веселым голосом. — Ну так вот, окончила я, значит, педучилище и замуж захотела. Ой, страшно захотела, — смеется.

— И что, как захотели, сразу жених появился?

— Так был он — мы с ним полтора года встречались. Но ни-ни. Ой, ни-ни!

— Чего «ни-ни»?

— А того самого. У нас все, как у людей было — долгое ухаживание. Раньше девушки были целомудренные, а теперь одна распущенность кругом.

— Такой зависимости нет, — занудно вставляет профессор.

— Так вот, пошла я, значит, на завод, на четырех станках шлифовальных работала, штучки вот эти делала, — она показывает на металлические рейки на полу. — Меня в школу в деревню звали, но куда ж я от мужа любимого?.. Сорок четыре года вместе, двое детей.

— А беременностей сколько было? — спрашивает профессор.

— А можно я не скажу, — пугается Акулина Ивановна. — И не из-за этого вовсе…

— Стопроцентно из-за этого, — бубнит профессор. — Потому что дисгормональные…

— Трое нерожденных, — перебивает его Акулина Ивановна, спеша, видимо, поскорее поставить точку в этом вопросе.

— Первые роды после двадцати пяти лет — повышение риска заболеть раком молочной железы, — говорит профессор, и веселая атмосфера испаряется из палаты. — Планировать семью надо до двадцати пяти. Нет, не рано, — поворачивается он ко мне. — Женскую физиологию не обманешь!

— Ну а что было дальше, Акулина Ивановна? — перевожу разговор я.

— А дальше то, что браки, которые с того времени, — они держатся. А почем я знаю? И женились по любви, и любовь не проходила.

— Акулина Ивановна, а почему здесь так пахнет одеколоном? — спрашиваю я, и женщина быстро отводит взгляд.

— Потому и пахнет, что она, как теперь выясняется, два месяца к груди одеколон прикладывала, — снова вступает в разговор неумолимый профессор. — Вы знаете, какая у нее там теперь рана?

— Когда очень больно было, я одеколона на ладошку и… — скороговоркой говорит она, пряча глаза. — Сейчас не пользуюсь: профессор запретил. А рана — я и не гляжу на нее, когда обрабатывают. А что запустила, так пока к врачу пошла, пока анализы…

— Этому заболеванию как минимум пять лет! — перебивает профессор.

— Так я ж не ощущала.

— Не надо меня уговаривать. От начала до появления такого должно пройти время. Вы были у врача в последние два-три года? Не были.

— Так она могла не знать про маммографы! — вступаюсь я за Акулину Ивановну.

— Не знать?! Да мы им все уши прожужжали — меня теперь, наверное, весь город знает! Нам представители благотворительной программы «Вместе против рака груди» на площади маммограф торжественно вручили, мы даже ансамбль народной песни «Сорока» пригласили — петь частушки про грудь. Но ведь живем на авось! Почему?

— Мне уже шестьдесят восемь, — оправдывается Акулина Иванова. — Ну, я и не ждала, когда святая хлестнет…

— Да перестаньте! Мы с вами ровесники! — горячится профессор. — А вам, Акулина Ивановна, еще дочь замуж выдавать и не ждать, когда вот так… — профессор умолкает, подбирая слово, — закукарекает! — неожиданно выдает он.

— А чего теперь — гусем гакать?! — Акулина Ивановна тоже повышает голос. — Гусем гакать уже поздно!

— Не про гусей речь! Три аборта — это нарушение метаболизма! А вам бы не деда своего бояться — запах опухоли одеколоном перебивать, а на обследование вовремя прийти!

— Тут вы правы, — Акулина Ивановна начинает плакать. — Это моя оплошность. Но что делать, бог дал… Ой, этот женский недостаток — глаза всегда на мокром месте. Одним только и живу — дочку замуж выдать, — она быстро вытирает слезы и снова улыбается. — Вот еще, сидеть тут, как дура зареванная!

— Мои женщины не плачут, — сообщает профессор.

— Ваши — это те, кому вы отрезали? — уточняю я.

— Удалил, — поправляет он.

>>>>>>

Напротив палаты бывших курильщиков — койки для тех, кому там не хватило места. На одной сидит маленькая пожилая женщина с кровоподтеком на щеке и испуганно озирается по сторонам. Рядом у окна мужчина — стоит, опираясь локтем о подоконник, и, глядя на него, можно подумать, что он не в больнице, а просто вышел в коридор покурить.

— Покажите пальцы, — направляется к нему профессор. — Желтые… Курите? А мы ведь с вами разговор вели. Сколько вам лет?

— Семьдесят, — с неохотой отвечает мужчина и отворачивается к окну, но профессора такое нежелание общаться не смущает.

— На вид вы очень здоровый человек, — говорит он. — Вам еще жить да жить. Пачку в день выкуривали?

— Две, — басом отвечает мужчина через плечо. Он действительно выглядит крепким и здоровым, но днем его ждет операция по поводу рака предстательной железы: ему отрежут яички.

— Так бы сейчас и выкурил! — резко бросает он в спину удаляющегося профессора.

— Здравствуйте! — в мужской палате носят клетчатые пижамы и панамы. — Иван Федорович, Виктор Тимофеевич, Сергей Степанович, — представляются мужчины.

— Я уже три месяца после операции не курю.

— А я два, хотя курил пятьдесят семь лет.

— Я теперь вообще от покурившего убегаю: запах противный.

— А вот я сейчас другое понимаю — что сорок лет свою законную супругу дымом сигаретным обкуривал. Начал читать — выяснил, что это тоже влияет… пассивное то есть курение, — мужчина достает из нагрудного кармана небольшую книжку «Самый легкий способ бросить курить».

— А если б не заболели, бросили бы курить?

— Не-е-ет.

— Я только мечтал об этом.

— А у меня, знаете, опухоль была. Дышать носом перестал, запах не чувствовал, все как будто вырубилось. Думал, обычный насморк, а оказалось — рак.

Мы прощаемся. Они произносят мне вслед тяжелое: «А вы не болейте!». Я поворачиваюсь и, набравшись сил, говорю то, чего говорить совсем не хочется: «Заболеть может каждый». И по их лицам вижу, что они довольны тем, что я не открещиваюсь от болезни и тем самым не отрезаю себя от них, заболевших.

>>>>>>>

А в операционной на столе лежит молодая женщина, и хирург уже сделал на ее груди надрез.
— Ищем узелочек, — объясняет он. — Где-то на глубине четырех сантиметров.
Разрез маленький, но хирург глубоко засунул в него пальцы в перчатках и ищет.
— Нам нужно… нужно его найти, и мы это делаем вслепую, — бормочет хирург, глядя перед собой и ничего не видя. Его взгляд затуманен, как будто каким-то внутренним зрением он хочет проникнуть внутрь молочной железы и увидеть опухоль. Еще минута — в глазах щелчок, хирург возвращается. Нашел.
— Вытаскиваю потихоньку и отсекаю.
Когда он берется за электронож, операционная наполняется запахом паленого.

Я смотрю на женщину, голую и беззащитную под наркозом. Один хирург как-то сказал мне: «Все они ангелы невинные, когда на операционном столе». По неподвижному лицу женщины действительно не угадать ни ее характера, ни настроения перед операцией. Не понять, перестала она мечтать или все еще строит планы на будущее. И какое оно, ее будущее, тоже не понять и не прочесть в глазах улыбающегося хирурга, который доволен тем, как прошла операция. Через несколько часов женщина очнется в палате. К ней подойдет профессор и ласково скажет: «Потерпите».

Источник

Я тоже помню акцию на площади Юности по профилактике рака груди. По-моему там принимали маммографы....

маммологи
На "маммографах" выполняют контрастное исследование молочных желез.

medbrat
упс, пардон. Похмелье

Если у этой женщины есть дочь, то ей имеет смысл пройте генетическое исследование. Выявление определенных типов генов может говорить о существенно более высоком риске развития рака груди. В некоторых случаях вероятность развития опухоли в течении всей жизни достигает 90%.
Ну, а профилактические меры очевидны: маммография ежегодно после 40-а лет.

Straus
А что принципиально изменится, если будет повышенный риск? Наблюдаться все-равно обычным порядком. Вообще, если человека с рождения обследовать на всю группу т.н.наследственно-предрасположенных заболеваний, то "помереть от страха" можно раньше, чем что-то разовьется. Или всю жизнь жить в ожидании?
Есть старая притча - если постоянно думать о куске колбасы, вокруг соберутся собаки

Нескольско слов о неспецифической профилактике)

СОБЫТИЯ: Отсутствие секса может вызвать заболевания груди

Галина Корженкова, кандидат медицинских наук, врач-онколог, старший научный сотрудник Российского онкологического научного центра им. Н.Н.Блохина, эксперт Благотворительной программы Avon «Вместе против рака груди», комментирует: «Молочная железа - самый гормонозависимый орган в организме женщины. На гормональный статус влияет абсолютно все: образ жизни, душевный настрой, магнитные бури. Отсутствие регулярных половых контактов – очень значимый фактор риска в этом случае, и долгое воздержание для груди совсем не полезно».

Во время секса, а тем более при оргазме, в кровь попадают гормоны, необходимые для здоровья груди. Отсутствие же интимных отношений может вызвать гормональный дисбаланс, который, в свою очередь, провоцирует развитие мастопатии и появление доброкачественных образований: узелков, уплотнений, опухолей. Появление таких изменений – серьезный повод обратиться к врачу онкологу-маммологу: так, пролиферативная форма мастопатии (т.е. когда бурно разрастаются ткани молочной железы) увеличивает риск возникновения рака груди в 3-5 раз.

Психологическое напряжение, связанное с отсутствием гармоничных сексуальных отношений, также негативно отражается на здоровье молочных желез. Постоянный отказ от секса способствует развитию психоэмоционального напряжения, которое может вызвать угнетение иммунной системы организма и, следовательно, создать условия для запуска патологических процессов в груди.

Ольга Рожкова, врач-онкопсихолог, семейный психотерапевт, Член Правления Ассоциации Онкопсихологов России, эксперт программы Avon «Вместе против рака груди», говорит: «Проблемы сексуальности, сильное подавление чувств и пренебрежение собственными потребностями приводят к развитию стрессово-депрессивного гормонального фона. Он значительно снижает возможность защитных сил организма эффективно противостоять различным мутациям и, соответственно повышает риск развития заболеваний груди».

Основной вывод медицинских экспертов таков: чтобы свести к минимуму потенциальные проблемы со здоровьем груди, возможно, придется пересмотреть свой стиль жизни. В качестве профилактики заболевания можно порекомендовать наладить личную жизнь, а еще лучше - беременность и лактация.
источник

СОБЫТИЯ: Диеты негативно влияют на здоровье молочной железы

Галина Корженкова, кандидат медицинских наук, врач-онколог, старший научный сотрудник Российского онкологического научного центра им. Н.Н.Блохина, эксперт Благотворительной программы Avon «Вместе против рака груди», комментирует: «Любая диета – это стресс для организма, оказывающий влияние на гормональный фон. И поскольку молочные железы – гормонозависимый орган, диета может спровоцировать возникновение заболеваний груди, в первую очередь – мастопатии».

Еще один фактор, который позволяет говорить о вреде диет для здоровья груди – резкое изменение рациона питания. Именно этим диеты нарушают постоянство работы организма, что снижает иммунитет и возможности организма сопротивляться болезням.

Врачи объясняют: любой диеты – безбелковой, безуглеродной и т.д. - нельзя придерживаться длительное время, поскольку это нарушает постоянство внутренней среды организма. Очень важно, чтобы во время любых диет в организм поступали все необходимые незаменимые вещества, которые содержатся и в белках, и в жирах, и в углеводах как в основном источнике энергии. Например, при вегетарианских диетах, белки животного происхождения должны быть заменены растительными белками (соей, орехами и др.). И, безусловно, любая диета должна назначаться и контролироваться специалистом.
источник

зы:складывается впечатление,что профилактикой патологии груди занимается исключительно сотрудники компании Avon)

Исходя из этого лучше всего подходит французская диета: сексик - кексик

Borman

Ооо.французы знают толк в этих двух вещах

Рак молочной железы: об этом нужно знать

Рак молочной железы – растущая проблема в России. Ежегодно в нашей стране регистрируется свыше 50 тысяч новых случаев этого заболевания, и в будущем это число будет увеличиваться. В арсенале современной медицины есть эффективные средства борьбы со злокачественными опухолями молочной железы, однако применять их необходимо своевременно. О том, как современный подход к этой проблеме может сохранить жизни женщин и сократить число калечащих операций, МедНовостям рассказал член-корреспондент РАМН, заслуженный деятель науки РФ, профессор, директор НИИ онкологии им. Н.Н. Петрова Владимир Федорович Семиглазов.

Факторы риска

Причины роста заболеваемости раком молочной железы изучены достаточно хорошо. Главную роль здесь играют внешние факторы, особенности современной цивилизации. Это, в частности, так называемый западный стиль питания, избыток жирной пиши, переедание и, как следствие, растущее число людей с избыточным весом. Известно, что отложения жировой ткани в организме способствует росту уровня гормонов, провоцирующих опухоли молочной железы и матки.

Вторая причина – позднее вступление в брак. Современная женщина стремится сначала получить образование и хорошую работу, сделать карьеру и откладывает брак и рождение детей. У женщин, впервые родивших в 18 лет, риск развития рака молочной железы в три раза меньше, чем у тех, кто рожает первого ребенка после 30. Первые роды в таком возрасте связаны даже с большим риском рака, чем отсутствие родов вообще.
Дополнительному росту злокачественных новообразований способствуют изменения в физиологии современных женщин. Еще 60 лет назад средний возраст “включения” менструальной функции приходился на 16 лет, а ее прекращение наступало приблизительно в 42-44 года. Причем на этот относительно короткий период приходилось 5-10 родов. Сейчас же месячные циклы начинаются у 11-летних девочек и продолжаются до 52-55 лет. Соответственно, период воздействия половых гормонов значительно увеличился, а предопределенная природой функция деторождения и лактации не выполняется. Все это увеличивает вероятность злокачественных новообразований тканей молочной железы.

C повышенным риском рака молочной железы связано и применение заместительной гормональной терапии для коррекции нежелательных последствий менопаузы. Это влияние доказано исследованиями на большой популяции пациенток в США и других странах. Аналогичные опасения высказывались в отношении гормональной контрацепции, однако они не подтвердились: повышение риска было установлено только для женщин, которые долгое время (8-10 лет) использовали гормональные контрацептивы для предотвращения первой беременности.

Наконец, стоит сказать о генетических факторах риска. Хорошо известны гены BRCA1 и BRCA2, ряд вариантов которых связан с наследственными формами рака, которые развиваются в молодом возрасте. Распространенность этих генов варьирует у различных народов. Например, у представителей евреев-ашкенази обусловленные генами формы рака молочной железы обнаруживаются у 10 процентов заболевших. В нашей стране распространена особая, “славянская” форма гена BRCA1, с которой связано около 5 процентов выявленных случаев заболевания. Для остальных 95 процентов случаев рака молочной железы никакого отношения к известным генетическим нарушениям не прослеживается.

В течение последних лет за рубежом было несколько масштабных клинических исследований, посвященных химиопрофилактике рака молочной железы у женщин из групп высокого риска (с наследственной предрасположенностью к заболеванию, либо с выявленными предопухолевыми процессами). Сейчас наиболее перспективным направлением является профилактическое применение ингибиторов ароматазы. Эти препараты подавляют синтез эстрогенов, избыток которых провоцирует образование опухолей. Предварительные результаты международных многоцентровых исследований, в которых участвует и наш институт, дает обнадеживающие результаты. Тем не менее, методики, которые позволили бы предотвратить развитие опухолей, пока находятся на стадии клинических экспериментов, так что эффективных средств контроля заболеваемости раком молочной железы у врачей все еще нет.

Догоняя по заболеваемости, опережаем по смертности

Быстрый рост числа случаев рака молочной железы наблюдается во всех регионах мира. Количество больных увеличивается в Латинской Америке и в Африке, где несколько десятилетий назад это заболевание встречалось крайне редко. То же происходит и в России, причем, догоняя страны Запада по заболеваемости, мы, к сожалению, опережаем их по смертности.

Почему это происходит? В США и старых странах Евросоюза смертность от рака молочной железы значительно сократилась после внедрения программ тотального маммографического скрининга для женщин в возрасте 50-70 лет. Это программа превентивного обследования здоровых женщин с целью обнаружить злокачественные опухоли на ранних стадиях развития. Ранее выявление позволяет излечивать заболевание с помощью органосохраняющих операций, как правило без химиотерапии и других системных методов воздействия. Такой подход не только повышает выживаемость пациенток, но и – что немаловажно – дает возможность сохранить столь важный для женщины орган без ущерба для эстетической функции. Если бы аналогичная программа заработала в России, это позволило бы в течение пяти-семи лет снизить смертность от рака молочной железы на 20-30 процентов.

Нужна система

В 2007 году Министерство здравоохранения и социального развития выпустило приказ о создании в России маммографических кабинетов для профилактических обследований женщин в возрасте после 50 лет. Число маммографий действительно значительно увеличилось. Однако складывается такое впечатление, что сами радиологи и организаторы здравоохранения на местах по-прежнему не улавливают суть и цель скрининга. Большинство российских пациенток, которым сейчас проводится маммография, либо сами заподозрили у себя опухоль, либо она была выявлена врачом. Между тем, назначение скрининга в том, чтобы находить скрыто протекающие заболевания у внешне здоровых, не предъявляющих никаких жалоб женщин.

Кроме того, маммография – это только первое звено системы раннего обнаружения опухолей молочной железы. При выявлении непальпируемой маленькой опухоли нужно еще более дорогостоящее оборудование для проведения стереотаксической биопсии новообразования, чтобы морфологически подтвердить или опровергнуть его злокачественность. В 80 процентах случаев опухоли оказываются доброкачественными, если же это не так, необходимо определить, какой участок ткани молочной железы подлежит удалению и можно ли ограничиться органосохраняющей операцией. В случае с маленькими опухолями для этого опять же нужны сложные исследования, которые в нашей стране пока проводятся в недостаточном количестве.

Для полноценной работы онкологам нужна обратная связь - наблюдение за судьбой пролеченных больных. Необходим сбор специализированной информации в канцер-регистре, который дает возможность оценивать ситуацию по многим параметрам, а не только по общей статистике заболеваемости и смертности в стране. Только так можно достоверно оценить эффективность всей системы в целом. Главным критерием эффективности в онкологии является снижение смертности среди пациентов. Пока по раку молочной железы этого не происходит ни в одном из регионов России.

К сожалению, создание полноценной системы скрининга – мероприятие крайне дорогостоящее. Вместе с экспертами международного агентства по изучению рака (МАИР) я попытался вычислить приблизительный размер затрат: получились, что только на первый год проекта необходимо около 5 миллиардов рублей. К тому же, первые результаты (снижение смертности) появятся через пять-семь лет.

Одним онкологам с этим не справиться

Наконец, обязательным элементом тотального скрининга является массовая пропаганда. На 100 тысяч проведенных обследований в худшем случае приходится 100 случаев выявленного рака. Это означает, что у абсолютного большинства женщин, которые десятилетиями проходят скрининг, заболевание обнаружено не будет. Попробуйте-ка объяснить им необходимость таких обследований. При этом известно, что при участии в скрининге менее чем 60 процентов подлежащих обследованиям женщин статистически значимых результатов он не приносит.

До населения необходимо довести, что маммография – это безопасное исследование, которое необходимо для того, чтобы подтвердить отсутствие опаснейшего заболевания. Одним онкологам с этим не справиться. К сожалению, пока все наши попытки обратиться в СМИ, на телевидение были безрезультатными: нам отвечали, что не будут освящать проблемы онкологии, чтобы “не пугать” аудиторию…

На западе пропагандой знаний о раке молочной железы занимаются мощные общественные организации. Они публикуют истории успешно излечившихся женщин, оказывают психологическую поддержку вновь выявленным больным. В США, например, все знают о том, что супруга известного политика перенесла операцию по поводу рака молочной железы, и отлично себя чувствует спустя несколько лет после операции. У нас же распространяется в основном негативная, запугивающая информация. Все это приводит к тому, что больные замыкаются в себе, начинают избегать обследований, отказываются от лечения. Сейчас, когда рак молочной железы можно успешно лечить, такая ситуация недопустима.

В России регистрируется 50 тысяч случаев рака молочной железы в год, а получивших лечение по поводу этого заболевания насчитывается 250-300 тысяч. Никто лучше них не справится с задачей по распространению знаний об этом заболевании. И сейчас многие женщины своевременно обращаются к онкологам по совету знакомых, перенесших рак молочной железы. Такие пациентки – наши союзницы, их массовое привлечение к пропагандистской работе было бы очень сильным ходом.

Текст подготовил Михаил Алексеев

Источник: Медновости
источник

Это пущай каждый сам решает: мерять давление или не мерять, смотреть холестерин или нет, ходить на маммографию или нет, искать онкогены или нет и т.д. Медицина во многих вопросах может предложить лишь вероятностный подход к решению проблемы, иные рекоммендации основаны на таких вероятностях, что их лучше вообще не озвучивать в РФ из-за доминирующего в людях фатализма.
С другой стороны, если вы знаете, что вероятность заболеть составляет 90% - это уже значимо даже для российского фатализма (это вам не снижение относительного риска на 20% за 5 лет, составляющее в абсолютном выражении десяток покойников на 1000 пролеченных)

Straus
Ну и пусть 90%, а реально то что - только лишний раз сходить к маммологу.
Вы же не будете всем лицам женского пола с таким риском профилактически удалять грудь. Ведь ничего другого пока не придумали.

Это сообщение отредактировал Borman - 31.07.2010 - 21:59