Кукобой, ищу информацию!!!

Эх русская зима с сугробами
Что может быть прекрасней.

dark_elf, спасибо! порадовали фотки!
остро захотелось в Кукобой ...

Le_Lu
я фотки посмотрела и сама туда же захотела еще разок. и зиму тоже...красота...все белое, блестящее. даже в окно смотреть не хочется.

Проедет вполне нормально. там только в самой Бакланке дорога немного убитая и грязь (ну щаз наверное подзамерзло). И выедешь как раз к посту ДПС, что на трассе М8

Спасибо

Хи Она не в отпуске была. Она была на учебе. Баба-Яга заканчивает ярославское культпросветучилище

С этим храмом всё куда интереснее. Когда я побывал в Кукобое первый раз - то был так впечатлен, что засел за исследования по поводу тайны строительства этого храма. Хотел написать этакую легкую, на полосу, статью. В итоге, как обычно, перехитрил самого себя - и получилась монография на 50 страниц, которая ни в один журнал не лезет...
Штука в том, что авторство знаменитого питерского архитектора Василия Косякова предполагается - но удивительным образом не подтверждено, так как в областных архивах отсутствуют какие-либо документы по данному поводу. О строительстве им Казанского собора в Данилове - да, есть. О кукобойском соборе - ничего. Мне пришлось потревожить свою очень хорошую знакомую Олю (дочь одного из форумчан, кстати), которая сейчас живет в Питере и учится в аспирантуре СПбГУ. Она сходила в тамошние архивы. В итоге оказалось, что да, строил кукобойский храм именно Василий Косяков. И более того: на кукобойском храме он отрабатывал ту новую технологию строительства - монолитное литье бетона - благодаря которой следом возвёл знаменитый Морской собор в Питере. То есть наш храм был для Косякова "полигоном". Строительства обоих зданий велись параллельно, но кукобойский храм был "на шаг вперед". То есть на нем отрабатывали, смотрели, что получится - и, если видели хороший результат, то внедряли метод на "питерской" стройке. Что до прототипа - в качестве него был взят, думаю, храм, уже сооруженный Косяковым в Выборге, но меньший по размерам и до нашего времени не сохранившийся.










Оставался вопрос, почему сам храм было решено возвести именно в такой глухомани. Ведь по данным книги "Списки населенных мест Российской империи", еще в середине девятнадцатого века Кукобой характеризовался как "сельцо", в котором находилось "5 дворов, 19 жителей". Последние, разумеется, не могли содержать такую громаду - а собор именно громадный, фотографии размеров не передают, на деле он больше того Успенского кафедрального, который сейчас возводится в Ярославле.
Легенда про добросердечного выходца из Кукобоя, ставшего в Питере фабрикантом, не объясняет этого нюанса. О да, Иван Агапович Воронов стал в северной столице весьма богатым человеком: ему принадлежали семь мануфактур и одна из крупных питерских гостиниц, он был членом Совета Первого петербургского общества взаимного кредита и членом комитета по торгово-промышленным кредитам санкт-петербургской конторы Государственного Банка.





Но мало ли расторопных ярославских мужиков ехали в Москву или Питер, где, начав с должности полового в трактире, превращались во "владельцев заводов и пароходов"? Немало. И многие, кстати, финансировали потом строительство культовых зданий на своей "малой родине". Но это, как правило, были часовенки или, в лучшем случае, стандартные сельские храмы. Почему же Воронов решил вдруг выделиться и соорудить такую громаду? Не шутка же: в строительство был вложен ровно миллион рублей золотом, а помимо финской облицовочной плитки, для оформления громадных окон использовали очень дорогое итальянское цветное стекло. Плюс к этому уже не для облицовки, а для строительства здания как такового в Кукобое был открыт небольшой кирпичный завод, рабочих для которого привезли издалека. Короче, затраты просто чудовищные...





И я таки нашел ответ. Дело в том, что и кукобойско-питерский фабрикант Воронов, и архитектор Косяков входили в "Союз Русского Народа", духовником которого был Иоанн Кронштадтский. Оба были с ним знакомы лично и его боготворили.





А Кронштадтский почти каждое лето, делая "крюк" из Питера в Вологду и Устюжну, проезжал через Ярославскую губернию в "свой" Вауловский скит или в "свой" же Леушинский монастырь, чтобы далее отправитьтся на свою родину в Архангельскую губернию и оттуда вновь вернуться в северную столицу. Проезжал он по этому маршруту разными путями - иногда по рекам (купечество подарило батюшке колесный пароход "Николай Чудотворец"), иногда на конной тяге (коней преподнес сам Флександр III) и даже на автомобиле по почтовому тракту, но чаще - по железной дороге (царь подарил Кронштадтскому персональный вагон), которая, впрочем, до нужного пункта не доходила. И имеются упоминания, что несколько раз Кронштадтский сходил с поезда на станции Бакланка, в 17 верстах от Кукобоя, где садился уже в конный экипаж и ехал дальше через само село.
Поэтому лично я склонен полагать, что именно в качестве своебразного подарка Кронштадтскому его духовные дети - фабрикант Воронов с архитектором Косяковым - и решили возвести здесь не просто храм, а именно храм-гигант. Отсюда, кстати, и многочисленные легенды про то, что в соборе останавливался для молитв "всероссийский батюшка"... Но это - именно легенды, поскольку сам Кронштадтский до открытия храма не дожил. Он мог видеть только начало строительства собора (достоверно известно, что Кронштадтский проезжал по Ярославской губернии в 1903 году, когда был заложен фундамент кукобойского храма) и "незавершенку" - поскольку последний визит Кронштадтского в нашу губернию датируется 24 мая-17 июня 1908 года. Но уже в декабре того же 1908-го он скончался, а кукобойский храм достроили и открыли только в 1912-м. Но, видимо, слухи о какой-то связи имени Иоанна Кроншдатского с проектом возведения огромного собора всё же циркулировали в народе - вот и претворились позже в красивую легенду, что "здесь молился сам отец Иоанн".

Это сообщение отредактировал info - 29.11.2008 - 05:08

И еще в «кукобойскую» копилку.



Местный народный ансамбль. Знаменит тем, что играет на сельскохозяйственных инструментах, как то: косах, граблях, серпах и пр. Я был на выступлении и остался восхищен мастерством.



Гордый кукобойский Ильич. Сперва стоял едва ли не у самой избушки Бабы-Яги. Затем, когда Баба-Яга вдруг начала рядиться в красное, злобно гонять метлой гостей-буржуев, а на ее столе был замечен томик марксова «Капитала» - власти поняли, что дело плохо, бабушка явно попала под вредное влияние, и передвинули Ильича подальше. Шучу Передвинуть попросили местные коммунисты.

И последнее. В центре Кукобоя стоит странного вида здание, где сейчас размещается местная школа.



Очень советую ее посетить, так как внутри расположен уникальный музей о местном подпольном православном женском монастыре, который выдавал себя за женскую сельскохозяйственную коммуну имени Н.К.Крупской.

Чтобы сэкономить время, приведу свою давнюю публикацию на эту тему.




Десять лет женский монастырь, организованный в Первомайском районе Ярославской области, маскировался под коммуну имени Надежды Крупской.
Пять веков назад под Вологдой была основана Павло-Обнорская обитель. Здесь хранилось распятие, принадлежавшее Сергию Радонежскому, а иконостас центрального храма оформлял сам Дионисий. Немудрено, что в монастыре бывали Иван Грозный, Василий III, великая княгиня Елизавета Федоровна, цесаревич Алексей …
В 1903 году настоятелем обители стал архимандрит Никон (Николай Чулков). Говорят, до этого он был духовником императрицы Марии Федоровны, «как к себе домой ходил к царской семье» и именно государыня подарила ему старинный наперсный крест. Простой народ отца Никона очень полюбил - особенно после того, как его стараниями сюда доставили две иконы со святого Афона.





После революции многое изменилось: Вологодский ревтрибунал осудил нескольких монахов, монастырские ценности реквизировали - но простые верующие по-прежнему шли к архимандриту облегчить душу. Бывали здесь и жительницы деревни Захарьево, что располагалась на территории уже Ярославской губернии. Особенно часто Никона посещали дочери пономаря местного храма и их племянница Анна Соловьева. Некогда она уехала из Захарьево в Одессу, работала там учительницей, но вернулась обратно и считала, что народ в лихолетье может спасти только православная вера.
Сам Никон полагал, разумеется, точно так же – а поскольку храмов становилось всё меньше, призывал духовных чад создавать «подпольные» общины. Как раз этой идеей загорелись паломницы из Захарьево, и в 1921 году архимандрит благословил их на открытие здесь «тайного женского монастыря», который внешне представлялся бы невинной сельскохозяйственной артелью.
Анна Соловьева, Анфиса Патакова, Анна Езелева, Мария Метеничева и еще четыре женщины уведомили власти, что создают такое предприятие и попросили землю, прилегающую к храму в Захарьево, а также помещение бывшей церковной сторожки. Чиновники кивнули – ведь в Поволжье пришел голод, и горячо одобрялись инициативы всех, кто желал кормить себя сам.
Затем Анна Соловьева продала свою единственную дорогую вещь – пальто, и на эти деньги артель купила корову. Впрягшись в хомут вместо лошади, девушки распахали поле, высадили пшеницу и арендовали дом, где устроили пошивочную мастерскую. А вскоре артель принялась расти за счет дочерей священников, бывших монашек и просто верующих. Через год она насчитывала уже 36 женщин.










Одни успешно освоили плотницкие навыки, другие выучились на каменщиков, третьи закончили шестимесячные курсы сапожников. Днем работали – а вечерами, плотно закрыв дверь, устраивали общие молитвы и изучали духовную литературу. Ее, кстати, «тайные монашки» тиражировали сами, переписывая от руки священные тексты и снабжая их рисунками.









В 1923-м артель зарегистрировали уже официально, избрав Анну Соловьеву председателем. Устав, правда, вызвал у совслужащих ироничную улыбку – в нем отмечалось, что предприятие организовано, дабы «доказать мужчинам, что и без их содействия женщина может строить свою жизнь», и запрещал сотрудницам встречаться с местными парнями. Но не могли же те прямо признать, что живут по законам монастыря?
Иногда из Вологодской губернии тихонько приезжал архимандрит Никон для духовного окормления общины. Но вскоре дела у него пошли плохо. Павло-Обнорский монастырь 13 апреля 1924 года был окончательно закрыт, а власти объявили на «контрреволюционера» Никона охоту. Бывшему настоятелю пришлось скрываться на домах у сочувствующих. Имел место даже случай, когда временный кров ему предоставил начальник милиции города Грязовца, продолжавший требовать у подчиненных «поимки этого вредителя». Никону стало трудно появляться в Захарьево. А в 1925-м был переведен отсюда и священник Леонид Киселев, в храме которого самые отчаянные девушки иногда рисковали петь на клиросе.
У опального архимандрита они теперь появлялись только изредка. А Никон, переживавший, как бы «подпольный монастырь» не разоблачили, решил сыграть на опережение. Он благословил женщин перерегистрировать артель в «Коммуну имени Н.К. Крупской» со всеми вытекающими последствиями. «В душе будьте верующими, тайно молитесь, а внешне выполняйте волю советской власти, вплоть до вступления в ВКП(б)» - напутствовал батюшка воспитанниц, число которых достигло уже 68 человек. У самой Крупской письмом попросили разрешения назвать хозяйство ее именем. Надежда Константиновна против ничего не имела – и даже похлопотала о получении коммуной льготного кредита в Госбанке.
Вскоре хозяйство окрепло так, что на всесоюзном смотре колхозов-коммун в 1927 году «монашки» получили третью премию. После этого сюда зачастили делегации товарищей, жаждущих перенять передовой опыт. Особенно визитеров потрясала сапожная мастерская, где девушки делали не только рабочую обувь, но и, как отмечалось, «туфельки на французских каблучках», купить которые за семь километров приходили модницы из села Кукобой. Многие также обращали внимание на восемь благоустроенных жилых домов и пасеку с 21 ульями. «Об этом еще нет песни простой и прекрасной, которая бы сама рвалась с языка и дарила безудержную радость. Но знаем мы – песня будет» - предваряла рассказ об успехах «бабьей коммуны» 8 марта 1929 года ярославская партийная газета «Северный рабочий».



К тому времени в хозяйстве было уже 30 голов крупного рогатого скота, 25 овец, 8 лошадей, 150 бельгийских кроликов, валенокатальный, кожевенный, дектярный и кирпичный цеха, ветряная мельница, электрический генератор и купленный на кредит трактор.
Так бы коммуна, насчитывавшая уже 104 человека, и числилась в числе ведущих хозяйств, если бы не коллективизация. В процветающее «бабье предприятие» поступила вдруг настоятельная рекомендация объединиться с упадочным колхозом «Новая деревня». Коммунарки отказались. Власти настаивали. Женщины еше раз заявили «Нет!» - и тогда органы принялись мстительно выискивать на них компромат. Как назло, в это время ЦИК озаботился выявлением «лиц из числа сектантов и церковников, хозяйствующих на земле», и разослал директивы по уездам. Кто-то вспомнил, что некоторые девушки появлялись в местном храме, а еще у них есть книги религиозного содержания с самодельными иллюстрациями. Но особенно разъярило власть, что даже вступление в партию «коммунарки» выполняли, оказывается, как послушание от духовника, и перед этой процедурой служили молебен, испрашивая у Бога прощения за сей страшный грех.…
Вот так в 1930 году на стол начальника секретно-политического отдела областного ПП ОГПУ и легла разработка под кодовым названием «Непорочные». Женщинам стали усердно «шить» 58-ю статью Уголовного кодекса, карающую за контрреволюционную деятельность. Ощутив внимание со стороны чекистов, некоторые «сестры во Христе» поспешно избавились от документов, удостоверяющих личность и перебрались кто в Тутаев, кто в Кострому. Но основная масса осталась в Захарьево. Здесь апрельским утром 1931 года и были арестованы семнадцать самых активных работниц коммуны имени Крупской…
Обвинительное заключение заняло 21 лист. «Организация сельхозартели, и, впоследствии, сельхозкоммуны была проведена контрреволюционной группой в целях маскировки от общественности и имела конечной установкой подготовку открытия монастыря после падения Советской власти. – гласил документ. – Будучи уверены в неизбежности этого падения, руководители контрреволюционной группы, соответственно, вели подготовку, организуя монашеские кадры».
Ровно через год внесудебным решением комиссии ОГПУ женщины были приговорены к заключению на срок от трех до пяти лет. Часть сослали в Казахстан, а еще часть – в исправительно-трудовой лагерь Ивановского управления НКВД. Именно там оказалась и бывшая руководительница коммуны Анна Соловьева, ставшая, кстати, у заключенных бригадиром.
Оставшиеся на свободе рядовые «коммунарки» продолжали обитать в Захарьино, но держались особняком: ютились, как вспоминала местная жительница Елена Васильевна Проворова, в одном «общинном» доме и вели отдельное хозяйство. Они ждали освобождения «сестер» - но выяснилось, что власти запретили тем возвращаться в деревню. Лишь иногда бывшие коммунарки получали весточки, как сложилась дальнейшая жизнь активисток. Крестились, узнавая, что всё у них хорошо. Но, бывало, молились и за упокой тех, кто отказался склонить голову перед «богоборческой властью».
До разгона коммуны Мария Благовещенская, например, числилась там счетоводом, занималась разведением пчел и заведовала "культурно-просветительской работой" - хотя на самом деле была тайно пострижена в монахини. Но отбыв срок в лагере, она «не одумалась»: стала псаломщицей церкови села Николо-Колокша Рыбинского района и продолжала тайно помогать архимандриту Никону поддерживать связь с его духовными чадами. Поэтому осенью 1936-го Марию вновь арестовали уже за «активное участие в контрреволюционной подпольной группе церковников», привезли в Ярославль, и через полгода расстреляли.
Еще одну «тайную секстру», Анну Шашкину, чекисты вниманием сперва обошли. Однако после разгона коммуны она стала распространять православные взгляды в своей родной деревне Пегаскино. Вот тут уже работники «органов» припомнили ей всё. В обвинительном деле, сшитом к августу 1937 года, фигурировали и «подпольный монастырь», и «запугивание отдельных лиц религиозными предрассудками», и даже «участие в коллективном чтении книги Нилуса "Протоколы Сионских мудрецов». Анна Васильевна была отправлена на пять лет в дальневосточный лагерь у бухты Нагаево, где в 1939-м и скончалась от сепсиса.
Наконец, крайне трагичной оказалась судьба самого архимандрита Никона. Посадив активных «коммунарок», власти его тоже арестовали – но, помурыжив, отпустили за недостатком доказательств. Получилось только хуже: архимандрит, которому уже не надо было скрываться, легально устроился служить в один из ярославских приходов. Поэтому ему принялись спешно «шить» новое дело, чем опять загнали в подполье. Второй раз Никон был схвачен за антисоветскую пропаганду уже в 1939-м на хуторе Павлушино под Рыбинском. Как гласит сохранившийся протокол, при обыске у него обнаружили "нательный крест, пустотелый, покрытый бронзой, местами стертой, на шнурке", который по приказу заместителя начальника отделения НКВД уничтожили. Самого батюшку приговорили к десяти годам тюрьмы, но в последний день 1941-го он умер в Соль-Илецкой тюрьме близ Оренбурга.
Война с ее трудностями заставила власти слегка пересмотреть отношение к Русской Православной Церкви. Сталин, обращаясь к гражданам после начала фашистского вторжения, неожиданно назвал всех «братьями и сестрами», приходам было разрешено собирать деньги для помощи фронту, а 1943-й стал годом официального восстановилась Московской Патриархия.
Чувствуя, что антирелигиозные настроения пошли на спад, после Великой Отечественной в Захарьево стали постепенно съезжаться сестры, отбывшие свой срок. О воссоздании «тайного монастыря», конечно, и речи быть не могло. Но верующим женщинам просто хотелось быть дальше вместе.
Совместными усилиями нашли они и бывшую председательшу коммуны, Анну Александровну Соловьеву. Оказалось, что лагерь ее не сломал. Освободившись, Анна с отличием закончила учительский институт при ЛГУ и до пенсии работала педагогом. Ее привезли обратно в Захарьево, где бывшая основательница «тайного монастыря» и дожила свой век. Следом за ней ушли в другой мир остальные. Последнюю «монашку-коммунарку» похоронили в 2004 году. Кстати, даже на местном погосте могилки всех сестер находятся рядом.





Эта история так бы и осталась, наверное, неизвестной, если бы не сбор документов для канонизации новомучеников, объявленный Русской Православной Церковью. Ярославская Епархия стала делать запросы о репрессированных в разные ведомства - и из небытия всплыло дело «Непорочных». В итоге шесть лет назад Мария Благовещенская и Анна Шашкина были канонизированы Архиерейским Собором Русской Православной Церкви как мученицы.
Ну а дальше тему существования в Захарьево подпольной православной общины развили уже ребята из Первомайской средней школы под руководством Ирины Деруновой. Здесь сейчас и находятся документы, повествующие об удивительной коммуне имени Крупской, работницы которой днем ударно трудились, а по вечерам истово молились.

Это сообщение отредактировал info - 28.11.2008 - 22:58

Замечательная история...
Надо ехать в Кукобой...

info
Спасибо огромное. К своему стыду ничего про коммунну не знала, хотя и родом из этих мест. И на здание школы все только заглядывалсь раньше, очень оно действительно необычно вписывается в местный ландшафт. Теперь обязательно побываю внутри

Значит, мы - почти соседи У меня все предки по материнской линии жили в селе Никола-Гора. Это 12 километров от Пречистого в сторону Козы. А от Козы уже рукой подать до Семеновского и Кукобоя.





Наш дом стоял прямо напротив церкви, по другую сторону дороги. Теперь, к сожалению, его уже нет.
Церковь, кстати, была открыта все советские годы. Я хорошо помню, как еще совсем маленьким туда несколько раз заходил, причем настоятелем храма был довольно молодой батюшка.
А на погосте самой церкви похоронены мои прадедушка и прабабушка.

Это сообщение отредактировал info - 29.11.2008 - 06:06

info
Спасибо!

info У самого все предки по материнской линии жили в 13 км от Семеновского

к вопросу о монашеской коммуне почти тоже + немного фото здесь

Это сообщение отредактировал ZxZeRo - 29.11.2008 - 14:43

info
одне земляки собрались)))
Я родилась в Кукобое, первые годы жизни (и потом ещё) провела в п. Ухтомсий (5 км от Семеновского в сторону Николо Ухтомы), где раньше был льнозавод, которого увы уже нет училась в Семеновском кстате)))
А вообще предки жили на хуторе около пос. Великий (от Семеновского к Кукобою), а похоронены во Всехсвятском. щас часто бываю в этих любимых краях, летом особенно в Новинке и Коровино

ЗЫ блин, уже хоцца

Надо бы настоящего снега дождаться и ехать.
Как вы считаете брать с собой двухлетнего ребенка стоит или нет?