Советское детство, Что-то вспомнилось...

Что-то навеяло. Это - тоже кусок из моего дневника, где я записывал не только текущие события, но и воспоминания.


"Я родился 1 сентября 1969 года около полудня. Случилось это в девятой больнице Ярославля. Почему мама предпочла имя «Евгений», я никогда не спрашивал. По-моему, дурацкое имя. <...>

В возрасте примерно трех месяцев меня крестили в Смоленской церкви Ярославля. Крестной была сестра бабушки по матери - Елизавета Михайлова, а крестным – мой дядя по матери, Валерий Кукушкин. Сама бабушка долго хранила мой крестик из легкого белого металла, но после ее смерти тот куда-то исчез.

Я, впрочем, лет до четырнадцати не ведал, что крещен, и не задумывался, почему, когда к нам в гости приходила Елизавета Федоровна со своим мужем Анатолием, мне говорили: «пришла твоя кока Лиза». Ну, «кока» и «кока» - смешное, нелепое слово. Лишь гораздо позже я узнал, что так на деревенский лад было принято называть крестную…

Первые мои воспоминания связаны с «коммуналкой» на проспекте Ленина: тусклый желтый свет лампы под потолком, длинный коридор с нишами, прикрытыми занавесками, соседская девчонка Наташа… Еще помню высокий деревянный забор, который отделял наш двор от приземистого здания культпросветучилища, вечно стоявшую рядом желтую бочку из-под кваса, и стол на улице, за которым резались в домино местные мужики.

В июле 1972-го дед, наконец, получил от завода уже не очередной угол, а нормальную квартиру. Располагалась она на первом этаже только что отстроенного дома №77 по улице Автозаводской. Переезжали мы туда на стареньком зеленом грузовике, который вел дедов друг – кажется, его звали Григорий Скулярин. Я ехал в кабине. Помню, что день был солнечный, металлическая крыша нагрелась и внутри было очень жарко. Почему-то особо запомнилось, как мы выехали с проспекта Ленина и сворачивали на проспект Октября мимо того здания с башенкой, где позже размещался магазин «Часы», а ныне находится ювелирный…

Мое первое впечатление от новой квартиры – ослепительно белые потолки и три огромные, казавшиеся почти безразмерными комнаты. Видимо, такими они представлялись мне после тесной «коммуналки». Едва осмотрев новое жилье, я принялся кататься по этим просторам на трехколесном велосипеде, а потом – просто носиться по комнатам, пока не споткнулся, ударившись хорошенько головой о ребристую батарею, и не разревелся. Это, кстати, было для меня еще одним удивительным новшеством – поскольку прежнюю квартиру обогревали вместо таких ребристых батарей просто толстые чугунные, с облупившейся краской и ржавыми подтеками, трубы.

Улица Автозаводская слыла тогда, как говорится, «экологически чистым местом». Вселившись в новый дом, жильцы тут же разбили палисадники и обнесли их аккуратными заборчиками, а в соседнем дворе росло даже несколько яблонь, оставшихся от времен, когда тут стояла деревня. Для детей насыпали песочницу, вкопали качели, а зимой заливали ледовую горку, уступившую вскоре место деревянной. Ну а местные мужики сами сделали себе неподалеку стол для игры в домино. В соседнем доме располагался гастроном, который все почему-то называли «Экспресс», а впритык к нему – пивной ларек, у которого постоянно роилась публика.

Сразу за нашим домом шла дорога, и дальше начинались лесопосадки. За ними, левее, располагалась деревня Пятовское. Лесопосадки были настолько чистыми, что люди там загорали – лежали буквально в двадцати метрах от наших окон. Дальше, метрах в трехстах, находилось железнодорожное полотно, и ночью я все время слышал, как стучат колеса поездов.

После переезда мама пошла работать сборщицей на завод «Оргтехника», который тогда выпускал авторучки. Она часто приносила их и складывала в детский жестяной чемоданчик с изображением обезьянки на крышке. Я мог часами перебирать эти авторучки – сворачивал их, разворачивал, вытаскивал пружинки и кольца, вставлял обратно, опять сворачивал… Этот чемоданчик, кстати, «жив» до сих пор. А еще у меня были деревянные кубики, детский лук с тетивой из лески, пластмассовый красный щит с таким же мечом и двуствольный пружинный револьвер, из которого вылетали пластмассовые палочки на «присосках».

Вскоре меня устроили в расположенный неподалеку детский сад «Светлячок». Летом водили пешком, зимой возили на санках, из которых, как вспоминает мама, я однажды совершенно бессловесно выпал, оставшись тихо лежать в сугробе. Садик был хороший: по-крайней мере, у меня остались о воспитателях смутные, но определенно добрые воспоминания. А вот со сверстниками общаться я не любил, чувствуя себя в коллективе неудобно. Единственным моим другом стал Саша Сковородцев - чудаковатый парень, с которым мы иногда возились на прогулках, строя в песочнице крепости или делая из прутиков маленькие шалаши. Но он был не из моей, а из старшей группы, и виделись мы довольно редко. Поэтому обычно я скучал один, с нетерпением ожидая, когда за мной «придут». Почему-то хорошо запомнилось, как однажды то ли мама, то ли бабушка, забиравшие меня обычно из детсада, сильно задержались – и я, сидя в пустой раздевалке, под тусклой лампочкой, отражавшейся в черном окне, горько плакал, представляя, будто с ними что-то случилось.

Затем мама перешла на работу пошивчицей женских головных уборов в Дом Моды, где и протрудилась тридцать с лишним лет. Заказов было выше крыши, поэтому она часто брала работу на дом, - да и от шабашек не отказывалась. По-крайней мере, редкий вечер в прихожей не топтались тетки, мечтавшие о какой-нибудь «обманке» или «полубоярке». Поэтому мое детство прошло среди болванок - деревянных форм для изготовления шапок, и целых мешков со шкурками… При этом всего больше на свете мама боялась ОБХСС, поскольку такие шабашки на дому считались нарушением закона. Но тётки-посетительницы всегда держали язык за зубами, поскольку одно дело – покупать шапку «официально», и совсем другое – когда ее делают на заказ.

Свободное время я проводил так же, как другие дети. Зимой катался с ледяной горки, которую заливали прямо во дворе. Обычно, чтобы съезжать оттуда, использовалась фанера. Но потом в моду вошли особые круглые аллюминиевые щиты. Купили такой и мне. Особым шиком считалось съехать в нем вниз не сидя, а стоя на ногах. Иногда получалось. <...>

По вечерам вся семья собиралась перед черно-белым телевизором марки «Горизонт», стоявшим в комнате у бабушки с дедушкой. Ставили стулья, выключали весь свет и садились в нескольких метрах от экрана, а я залезал на колени к дядюшке. Обычно это происходило после семи вечера, когда по одной из двух программ начиналось какое-нибудь кино. Иногда я смотрел «Спокойной ночи, малыши», каждый раз обижаясь, что мультики показывают только кусочками. По этой причине Хрюшу со Степашкой я всегда недолюбливал, полагая, что они занимают разговорами то время, на которое можно было бы продлить мультик.
А затем, после девятичасовых новостей, что было совсем обидно, меня отправляли спать. Дело в том, что как все мальчишки, больше всего я любил смотреть кино про войну. Но они-то как раз и начинались обычно после программы «Новости». Так что, помню, я довольно часто ревел, слыша из постели грохот киношных выстрелов и взрывов. Иногда, не выдержав, тихонько крался к двери, приоткрывал ее и требовал, чтобы мне тоже разрешили посидеть перед телевизором, после чего меня обычно отводили обратно и вновь укладывали. Зато не было большего праздника, чем разрешение мамы иногда посмотреть все-таки «кино после пол-десятого». <...>

Особенно интересно стало жить, когда дядюшка, долго откладывавший с зарплаты деньги, купил сперва компактную черную кинокамеру марки «Ленинград» в черной же прямоугольной сумочке, а затем – кинопроектор «Русь» и раздвигающийся белый экран.
С тех пор он часто что-нибудь снимал, проявлял, особым станочком склеивал пленку, и потом мы смотрели в его комнате немое кино. Остались даже кадры из моего садика.

А вообще, кинокамера считалась тогда вещью редкой и ее обычно принимали за большой фотоаппарат. Поэтому когда мы с дядюшкой ходили что-нибудь снимать вместе, народ стягивался в кучу и замирал, думая, что это будет просто коллективная фотография. Приходилось всё время просить людей двигаться «как обычно», но что «это будет кино», до них всё-равно доходило не сразу.

К сожалению, однажды дорогущая по тем временам кинокамера привлекла внимание грабителей. В сумерках на дядюшку напали и побили, отобрав заодно и другой предмет роскоши – позолоченные наручные часы, показывавшие день недели и дату. Кинопроектор же с этого времени использовался только для того, чтобы крутить ранее отснятые ленты.

Где-то перед Олимпиадой 1980 года дядюшка, опять накопив денег, приобрел еще одно новшество – цветной телевизор. Это был небольшой пузатый агрегат в пластмассовом корпусе цвета слоновой кости.
Помню, как вечером, сразу после покупки, дядюшка установил его на место черно-белого «Горизонта» и все уселись наблюдать хоккейный поединок ЦСКА с канадцами. Любителем матчей никто из нас не был – скорее, мы пришли на «смотрины» самого телевизора.

Увы, век его оказался недолог. Через неделю телевизор принялся дурить, изображение прыгало и плясало, цветность менялась, а дядюшка психовал, пытаясь совладать с электронным чудищем. Наконец, однажды он в ярости швырнул ящик с такой силой, что тот, пролетев метров пять по полу, ударился о стену. По красивому корпусу прошла трещина, а экран погас уже насовсем, хотя иногда кто-то из дядюшекиных знакомых и предпринимал попытки аппарат починить. Вся проблема заключалась в том, что тот был слишком новым, на диковинных транзисторах, а не на привычных всем лампах. Удалось добиться, кажется, только восстановления звука. В конце-концов на цветной телевизор махнули рукой, и он стал просто предметом мебели, застыв на тумбочке в изголовье дядюшкиной кровати... "

Зато нынешние ханурики никого и ничего не боятся.

Как-то получилось некрасиво -типа там в СССР в 60-90 гг ханурики были трусы, боялись даже каких-то дружинников, а нынче даже уж совсем пропащий народец типа хануриков имеет чувство собственного достоинства и никого и ничего не боится.
Ну это же неправда. Я как сестра такого ханурика с Пятерки (допившегося до дна бывшего стиляги) скажу, что боялись только те, кому было что терять. Из-за того, что походы дружинников были действенными, были реальные санкции за нарушения. Т.е. опасения в основном за место работы (денежные потери, может и потеря места) и за утрату мира в семье (=жена, мать пилить начнут). Те кто давно махнул на семью и на работу точно с такой же откровенной наглостью и дружинников посылал. У меня не сложилось впечатление, что таких было много на Пятерке -наоборот, в основном стабильный народец очень сильно употребл@вший, но не упавший. Т.е. тогда работали, получали стабильный заработок и квасили, заполняя свой досуг.
А сейчас "днище" - опойки (=ханурики) не работают, у них нет другого времяпрепровождения как искать как бы упиться, терять им особо нечего, полиция, дружинники не могут применить к ним болезненных для них санкций

larsa

Нет, конечно.
Вы совершенно правы, "тогда", большинству было что терять.
существовала определенная система ценностей.
И любой ханурик чувствовал себя человеком, которого в свою очередь в тои или иной степени уважали и считали человеком окружающие люди - будь то, соседи, родственники, сослуживцы, друзья...
И потерять этот статус было самым страшным в то время, что не всем, но многим не позволяло опускаться до днища. Отсюда и "дружинники" имели вес и мнение общественности и всякие там месткомы-профкомы, про партком, вообще молчу.
Сейчас нет никакого стержня и никаких ценностей.

info

Я тоже 69-го. Только жил на Белинского. Очень схожая история с моим детством.

info
как все похоже и на мое детство... Мы в "Светлячок", похоже, примерно в одно время ходили, только я немного старше. Может, даже с Сашей Сковородцевым в одну группу, что-то знакомая фамилия. Надо фотки из сада посмотреть у родителей.
А на "Оргтехнике" у меня папа работал. И, не поверите, у меня тоже был железный чемоданчик с обезьянкой на крышке, в который я сначала складывала одежки от пупсиков, а потом тоже ручки. И я тоже подолгу могла их собирать-разбирать

Это сообщение отредактировал Леся_ - 17.12.2013 - 12:50

Верю, Леся Мир тесен.

PS. А Вы в какой школе учились? Не в 76-й? Или в 20-й?

Это сообщение отредактировал info - 17.12.2013 - 13:48

info
не, я переехала к Полиграфкомбинату перед 1 классом, училась в 1 школе.

У меня с отцом всё сложнее. Родители познакомились, еще когда наша семья жила на проспекте Ленина, в коммуналке. Это тот дом, где раньше было кафе «Чайка». Мама только-только школу закончила, отец был на год старше.

В общем, едва я родился, как отца призвали в армию, а после его возвращения оттуда брак распался. Отец перебрался жить к своей маме - то есть к моей бабушке, а мы как раз переехали на Автозаводскую. Разведенные родители не общались категорически, но я у бабушки продолжал бывать, и там иногда отца видел.

Поработав некоторое время на заводе, он занялся другим делом - стал «лабухом». Дело в том, что у отца хороший слух, он прекрасно играл на гитаре, и в итоге начал работать в ВИА, которое обычно выступало в ресторанах «Углич» и «Нептун». Аппаратуру они возили с собой, и часто в пересменках оставляли как раз у бабушки. Придёшь, а там в коридоре квартиры у мирной кроткой учительницы (бабушка по отцу работала в 74-й школе) ударные инструменты, органола, электрогитары с самодельными грифами, огромные колонки...

Иногда появлялся и сам отец, который в молодости был похож на Боярского и, видимо, с учетом своей музыкальной работы, ему сознательно подражал: усы, черные волосы до плеч, брюки-клеш, широкий ремень с круглой пряжкой, на ногах остроносые ботинки-«кОзлы». Я всё просился послушать, как он играет, но мама и бабушка были категорически против, чтобы «таскать ребенка в ресторан», да и сам отец не соглашался. Ну, раз Вы жили у Полиграфкомбината, то и сами помните, что в сознании простого обывателя «Углич», особенно в вечерне-ночное время, был тем ещё местечком

В общем, я отца слышал только в «домашнем» исполнении. Но всё-равно очень гордился, конечно. Когда мы переехали на Автозаводскую - по вечерам оттуда было слышно, как в парке «моториков», на «веранде», играет ансамбль. Если рядом со мной случались приятели, я всегда им напоминал, что и у меня папа выступает в таком же

Это сообщение отредактировал info - 17.12.2013 - 14:37

info
Я хоть на 4 года моложе, но воспоминания один в один. И Автозаводская и посадки. А еще были налёты на яблони у школы №3.

Ага. И яблони хорошо помню. Кстати, там еще слева от школы №3 был магазин "Богатырь", а рядом - несколько немецких двухэтажных домишек. И у них росли всякие деревья. Мы туда за "китайкой" лазали. А на посадки ходили за боярышником. Пока посадки не загадили разными помойками, боярышник там был чудесный

А на чердак третьей школы мы однажды залезли по внешней железной лестнице.
Как и многие мальчишки, мы были жестоки, и охотились с рогатками на голубей. Так вот: стало известно, что чердачные окна третьей школы открыты, и там этих голубей просто немеряно. Возникла идея организовать на них охоту в подчердачном пространстве.

Мы дождались, когда стемнеет, и полезли втроём по лестнице. Прихватили, кроме рогаток, пару электрических фонариков. Кстати, на такое "восхождение" я бы сейчас хрен отважился, а тогда нам море было по колено.

В общем, забрались, прошли по наклонной крыше до ближайшего чердачного окна, влезли внутрь и учинили там бойню. Заодно проверили давний слух, что голуби гипнотизируются, если в темноте зажгешь рядом спичку. Так и оказалось. Зажгёшь - а они неподвижно сидят и пялятся на огонь. Рогатки у нас мощные были, с резиной-бинтом, стреляли мы шариками от подшипников - короче, от этих голубей только перья летели.

Потом решили вернуться вниз, выглядываем, - а там, внизу, целая делегация уже ждет: милицейский "газик", пара милиционеров рядом, и с ними еще какой-то старый пердун. Оказалось, что это он, сука бдительная, и заметил из окна ближайшего дома, как мы по лестнице лезем, после чего не поленился, добежал до таксофона и вызвал наряд...

Увидев делегацию внизу, мы вступили в длительные переговоры. Снизу кричали: "Сейчас же слезайте!". Мы сверху торговались - де, слезем, если вы нас не заберёте. Пердун орал, что в его годы нас бы сразу в колонию для малолетних преступников отправили, и явно побуждал милицию к подобным действиям.

Короче, слезать не хотелось, но все же пришлось. К счастью, до инспекции по делам несовершеннолетних дело не дошло. Это всё потому, что насчет охоты за голубями мы, конечно, промолчали, рогатки мудро оставили на чердаке, и несли наивную лабуду - мол, просто так залезли, из пустого интереса. Пердун, со своим сталинским нюхом, заподозрил неладное - сопел и шипел, что мы врём, гневно топал ногами, но доказательств обратного не было, да и патрулю с нами заполночь возиться не хотелось.

В итоге нас загрузили в милицейский "газик", развезли по домам и передали из рук в руки родителям с соответствующими нотациями. Потом, правда, сообщили через участкового еще и в школу. После этого с меня в качестве наказания на месяц сняли пионерский галстук, но я вовсе не расстроился...

Это сообщение отредактировал info - 17.12.2013 - 18:01

Жарик
Ты должен помнить, от моего дома до клуба "Костер" был большой пустырь. А ровно посередине все лето была огромная лужа-болото. Мы там катались на плотах по весне, когда воды было много

А я еще мечтала, что когда вырасту, скуплю все игрушки в магазине "Зорька" .
А жила я тогда не на пятерке, а в Кармановском, в садик меня водили/возили через тоннель под ж/д путями.

А мы в школе тем же путем ходили с лыжами на берег Которосли на физкультуру