Библиотеки и цензура

Мелькали в разных темах высказывания о том, какие книги должны быть в библиотеках, и каких не должно быть ни в коем случае.
Кто должен принимать решение о наличии той или иной книги в библиотеке. И как быть, если одному читателю нравится книга, а другой возмущается? Что делать библиотекам, если политика государства по отношению к отдельным авторам или темам меняется?

Один из директоров американских библиотек так комментирует вопрос цензуры в библиотеках:
— Проблема цензуры в США обычно означает запросы граждан к руководству библиотеки убрать ту или иную книгу, диск или фильм — или ограничить доступ к ним. Редко когда результатом становится новое ограничение.

Моя библиотека сталкивалась с требованиями убрать те или иные книги, вероятно, чаще, чем любая другая публичная библиотека в Америке. Многие родители в США чрезмерно опекают своего ребенка. Они думают, что лучший способ уберечь его — сказать, что есть лес, но волка в нем нет. Я говорил в таких случаях, что настоящей целью библиотеки и книг не является сделать тебя сильнее или умнее за счет отрицания реального мира. В лесу есть волки. Поэтому иди и узнай, как с этим быть, как с этим справляться, как отвечать на такую угрозу.

Второй тип цензуры в США, с которой приходилось сталкиваться моей библиотеке, хорошо иллюстрирует история книги «Свадьба дяди Бобби». Это детская книга, там история в том, что есть маленькая девочка, у нее есть дядя, скоро у него будет свадьба и девочка беспокоится, что она станет видеть своего дядю очень редко. Но штука в том, что дядя Бобби собирается пожениться с мужчиной. В письме, которое я написал в качестве ответа на жалобу по поводу этой книги, сказано, что человек может прийти и пожаловаться на книгу, но он не может убрать ее из библиотеки. Потому что он — не единственный родитель в этом районе, здесь есть и гомосексуальные родители, они тоже платят налоги и они хотят видеть эту книгу в библиотеке.

— А если появится книга, которая, будет рассказывать про то, что гомосексуальность — это плохо и противоестественно, — вы ее возьмете к себе в библиотеку?
— Есть одна такая книга — называется Elfy’s homе, кажется. В ней говорится, что гомосексуальность— это плохо, нужно искоренить ее как явление. Мы купили для библиотеки и ее тоже. Что было удивительно для меня — этот отклик был особым типом коммуникации. Это не было государство, которое пришло и сказало: вы не можете публиковать эту книгу — она уже была напечатана.

— То есть государство или другие организации не пытаются как-то влиять на работу библиотек и речь всегда идет только о запросах граждан?
— Есть два значительных исключения из общего правила. В 25 из 50 штатов (мой среди них) закон обязывает публичные библиотеки устанавливать интернет-фильтры на компьютеры, установленные в библиотеке для общественного использования. Они предназначены оградить детей от изображений сексуального характера. Никакой иной контент не блокируется — не политический, не религиозный. Тем не менее, я считаю, что это является составной частью цензуры — решение государства ограничить доступ к контенту.
Второй случай — изъятие библиотечных записей государством. На федеральном уровне власти имеют право делать это в целях борьбы с терроризмом. За последние 10 лет это случалось, я полагаю, раза два.

— Боюсь, что с нашими законами описанную вами модель поведения — соблюдать баланс между разными точками зрения — на практике реализовать не удастся.
— Проблема с законами в том, что им предшествует культурный и исторический контекст. Конституция США никогда бы не была одобрена, если бы не содержала первую поправку — гарантию почти абсолютной свободы слова. Я могу апелировать к этому документу, говоря, что мы основываем свое государство на этой идее.

В США роль библиотеки — осуществлять подборку множества противоположных течений нашей культуры. Несколько библиотек начали собирать работы афроамериканских писателей до начала периода борьбы за гражданские права. И эти усилия, предпринимавшиеся не большинством, а меньшинством, оказали влияние и были весьма позитивными.

Это сообщение отредактировал silver space - 24.01.2013 - 11:17

В ОДНОЙ ИЗ ПОДМОСКОВНЫХ БИБЛИОТЕК ПРОШЛА НЕДЕЛЯ ЗАПРЕЩЕННОЙ КНИГИ. ОРГАНИЗАТОР АКЦИИ ДЕЛИТСЯ С COLTA.RU ВПЕЧАТЛЕНИЯМИ

В моих руках Конституция РФ. Зачитываю вслух: «Цензура запрещается». Младшая дочь, которая это слышит, заметно напрягается: «Нет, мама! Не надо ничего запрещать!» Я выкладываю эту цитату из 29-й главы Основного закона в Фейсбук и тоже напрягаюсь — на всякий случай. Так начинается Неделя запрещенных книг — одновременно с аналогичной ежегодной акцией Американской библиотечной ассоциации и «Международной амнистии». Кажется, наша библиотека — единственная, кто поддерживает ее в этом году в России.

План такой: выставка книг, которые где-либо запрещали или пытались запретить; взрослые и детские чтения этих текстов на наших регулярных книжных посиделках; выкладывание нескольких любопытных фактов из истории цензуры в соцсети.
Зачем нам это? Целей несколько: от возвращения в круг чтения забытых имен до банального пиара библиотеки, но главное — очень интересно, как отреагируют читатели на акцию об истории цензуры.
По запросу «Banned Books Week» Гугл выдает плакаты разных библиотек с призывом «Read banned books!», включая фотографию человека с «Поваренной книгой анархиста». Но это «у них». У нас же все скромно: выставлены «Путешествие из Петербурга в Москву», «Декамерон», «Опыты» Монтеня, Набоков, Оруэлл… То, что давным-давно разрешено и сто лет в обед как никому не нужно. Тем не менее переводное название недели дразнит и привлекает внимание.
Первая реакция сетевых комментаторов была предсказуема: вопросы про «Майн кампф» и все остальные пункты Федерального списка экстремистских материалов. Читатели из онлайна заметно разочарованы тем, что наша Неделя запрещенных книг вроде морской свинки (и не свинка, и не морская): «Название акции не соответствует действительности. Назовите “Неделя ранее запрещенных книг”»; «Концепция вообще перевернута с ног на голову. Гораздо полезнее (актуальнее) заново открыть произведения, которые были доступными, но стали недоступными».

На размещенные истории прошлых запретов в онлайне откликов мало, их воспринимают как исторические анекдоты, а в офлайне снисходительно цокают и поднимают брови: «Надо же! Как интересно!». Мол, вот ведь как чудили, даже сказки В.И. Даля уничтожали (того самого, который словарь написал. Кстати, теперь будем знать, что у него были сказки). Или умиляются, просят на абонементе, скажем, Ремарка, которого с юности не перечитывали. Светски уточняют, где и когда запрещали его книги.

..На книжных посиделках, где мы с взрослыми каждую неделю читаем друг другу вслух, листают книги с выставки. Вот берут Г. Миллера, «Тропик Рака»: «Да уж, мне бы отец не разрешил такое читать. Неудивительно, что эту книгу запрещали. И я такую своему сыну не разрешу». Вот читают Гиляровского, «Трущобные люди», и подытоживают: «Я согласна с цензором, запретившим эту книгу: “Такую правду писать нельзя”. Должно же быть что-то светлое в литературе!» Беседуем о школьной программе, много ли в ней этого света?.. А вот взяли Тэффи, рассказ «Дураки», который мы слушаем и с горькой усмешкой киваем на каждое предложение. Постепенно переходим от художественных текстов к юридическим и обсуждаем действующее законодательство.

Всю неделю разговоры вертелись, по сути, вокруг двух законов: «О противодействии экстремистской деятельности» (№ 114-ФЗ) и «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» (№ 436-ФЗ). С целями законов согласно подавляющее большинство (да, экстремистскую литературу распространять нельзя, а детям, конечно же, можно читать далеко не все), а вот по поводу воплощения морщатся. Но если первый закон мало кого волнует, то вопросы детлита многих цепляют за живое.

Например, Чуковский до сих пор будоражит умы: «“Зайчики в трамвайчике, жаба на метле” — ведь это же бред! Зачем его читать ребенку?» И это не говоря про «Бармалея» и «Крокодила», где дети беспредельничают, а автор их вроде одобряет. Как тут не вспомнить резолюцию общего собрания родителей Кремлевского детсада (1929 г.) — наше настоящее с Уральским родительским комитетом всего лишь продолжает давнюю традицию пристрастных чтений.

Обнаружилось, что тема оформления детских книг у современных мам и пап — одна из наболевших. Тот факт, что когда-то за этим пристально следили, их радует: «Да, некоторые детские книжки современности меня шокируют уродливыми иллюстрациями. Видимо, раньше была цензура на такое. И это отлично». Даже если сам родитель фильтрует литературу, его смущает вероятность нежелательного подарка; уж лучше отбраковывать книги еще до печати.

О том, какие тучи сгущаются над детлитом сегодня, многие просто не догадываются. Пока я рассказываю знакомым, как в Штатах подавали в суд на включение в школьную программу «Волшебника из страны Оз» или как Главлит запрещал «Рассказы охотника» М. Пришвина (его травили за «излишний биологизм», «уход от действительности в природу»), собеседники качают головами, сдержанно улыбаясь, и вежливо подытоживают: «Слава богу, сегодня у нас такого нет!». Но когда заходит речь о свежих уголовных делах или самоцензуре книготорговых сетей, озадаченно молчат. Ну да, маркировку «6+», «12+» и т.п. видели, но не ожидали, что с нею может быть связано такое…

И тут мы плавно переходим в настоящее и будущее. Многие сожалеют: «Сколько же мусора издается!» Ну правда же, согласитесь, как стало бы хорошо без пустой литературы, без пошлой юмористики, грубой уголовщины и всякого оккультизма! Упс, простите, это я выборочно процитировала Н.К. Крупскую и ее «Инструкцию о пересмотре книжного состава библиотек и изъятии контрреволюционной и антихудожественной литературы» от1923 г.

Кажется, те давние инструкции-резолюции застряли у нас где-то в хромосомах. Это «у них», в Штатах, Banned Books Week — акция в поддержку свободы слова. У нас всю неделю то тут, то там мечтают: пусть где-нибудь соберутся достойные люди, которые будут определять, что не стоит издавать. В наше-то время можно подобрать по-настоящему достойных! Гораздо реже звучат задумчиво-осторожные реплики: «Все-таки я хотел бы сам решать, что читать моему ребенку. Государство может рекомендовать, но я не хотел бы, чтобы оно становилось главным экспертом».

Чувствую, как закипаю. Вот конституция, вот законы об ограничениях на литературу (для всех граждан или отдельных возрастных категорий), вот люди самых разных возрастов, которые ругают законодательство, но заключают: «Все-таки я за цензуру». Что же им на самом деле нужно?

...Снова книжные посиделки; на этот раз передо мной младшие школьники, и нас ждет «Хижина дяди Тома» Г. Бичер-Стоу. Обсуждаем, все ли можно читать детям и как определить подходящее. «Пусть сначала взрослые прочтут и решат», — предлагает один слушатель. «У нас дома такого нет, мне все можно читать, если интересно. А если неинтересно — я не читаю», — пожимает плечами другой. Мои рассказы про попытки запрета некоторых книг, например «Мухи-цокотухи», забавляют их. По лицам читается: ну и идиоты же эти взрослые! А история самой «Хижины» заметно впечатляет, то, что из-за книжки может разгореться чуть ли не война, неожиданно.

Нас снимает местное телевидение. Боюсь ляпнуть что-нибудь не то, до конца не понимая размытых формулировок № 436-ФЗ. Вечером журналистка перезванивает в ужасе: «А что, “Колобка” правда собираются запретить?» Несмотря на заверения, что это мало похоже на правду, редакторы все-таки ставят в репортаж фразу о насилии в народных сказках, которое не сочетается с возрастной маркировкой по закону.

И вот Неделя запрещенных книг завершилась. Мероприятия прошли. Репортажи вышли. Поток «лайков» и «комментов» закончился. Что ж, цели достигнуты, любопытство удовлетворено. Только осадок остался.

Энциклопедии, словари, знакомые с детства произведения российских и зарубежных писателей школьники стопками относят в подвал, чтобы уберечь от уничтожения. Сюжет Рэя Бредбери на новый лад: библиотеки украинских школ министерство образования страны обязало избавиться от литературы, которая не входит в утвержденный им перечень.

Реализовать директиву Минобразования Украины приходится, по странному совпадению, на каникулах – вполне понятно, что в учебное время уничтожение действительно хороших книг (а разве можно считать плохими или сознательно выискивать неподобающие детали в «Ромео и Джульетте» Шекспира или «Маленьком принце» Экзюпери?) привлекло бы ещё больше внимания. Сотрудники школьных библиотек отмечают, что комиссии проверяют не только библиотечные полки, но даже столы педагогов, а за обнаружение книги вне утвержденного списка в министерстве грозят выговорами и увольнениями. Учителя же в целом согласны расстаться со старыми учебниками по различным предметам (о художественной литературе в данном случае речь не заходит), однако не хотят получить вместо них многочисленные пособия, соответствующие новой программе, но всё же не получившие одобрение МОН. Не понимают они и требования изъять из кабинета тематическую литературу, которая в перечне отсутствует, однако помогает готовиться к урокам и внеклассным занятиям.

В заключение хочется напомнить пункт из стандартного списка задач работы практически каждой школьной библиотеки: прививать любовь к чтению и знакомить с богатством мировой литературы. Без книг реализовать его будет, мягко говоря, сложно…

http://novostiliteratury.ru/2013/10/novost...ndovannyx-knig/

Книги Сергея Есенина, Ивана Бунина и Владимира Набокова оказались в числе литературы, которую прокуратура Ставрополья потребовала изъять из школьных библиотек за "эротику, мистику, ужасы и хулиганские стихи", сообщил РИА Новости в среду старший помощник прокурора края по надзору за исполнением законов о несовершеннолетних и молодежи Курбангали Шарипов.

Как сообщалось ранее, при проверке литературы в школьных библиотеках прокуроры обнаружили "книги, не совместимые с задачами образовательного процесса", содержащие мистику, эротику и ужасы.

"Прокуратура потребовала изъять из общего доступа книги ряда авторов, в частности, произведения Набокова, в которых есть мистика, а также Есенина с его хулиганскими стихами. Школьникам рано читать такие книги", - уточнил собеседник агентства.

По его словам, литература указанных авторов негативно влияет на несовершеннолетних, пробуждая в них "боязнь темноты, призраков, ночные страхи и создавая проблемы в общении между сверстниками".

"У нас сейчас, если посмотреть сводки, дети в 9-12 лет грабежи совершают. Как, по-вашему, чего они начитались?" - добавил Шарипов. Он отметил, что по требованию прокуратуры вредоносные книги должны быть убраны с библиотечных полок в закрытые шкафы или кабинет директора, чтобы доступ к ним имел только взрослый персонал учебного заведения.

Среди запрещенных авторов, по результатам прокурорской проверки, оказались также Даниэла Стил, Жюльетта Бенцони, Кейт Тирнан, Шарон Крич, Сергей Силин, и Андрей Левицкий. По мнению старшего помощника прокурора края, эта литература могла оказаться на полках библиотеки благодаря спонсорам учебных заведений, привозящих книги в подарок.

По словам Шарипова, в течение месяца администрации школ должны отчитаться об изъятии вредоносных книг из общего доступа, после чего надзорное ведомство может повторить проверку.

РАПСИ