«Любовь», спэшли фо

ап.

Она остановилась около дубовой двери с особо искусной резьбой, изображающей птиц в кроне большого дерева.
— Здесь личные покои графа, — сказала она. — Теперь слушай. После того, как мы пройдем через эту дверь, шутки кончатся. Если ты хочешь выйти назад, делай в точности то, что я тебе скажу. Сразу, не раздумывая. Понял?
Мне стало тревожно.
— Ты же говорила, что мне понравится, — сказал я.
Она улыбнулась.
— Понравится. Но не факт, что ты при этом останешься жив.
После этих слов я, наверно, повернул бы назад — будь у меня уверенность, что я отыщу путь. Но ее не было. Я мог забраться в шахту со скобами. Но вряд ли я сумел бы найти в глубоком темном колодце первую дверцу, которую так непредусмотрительно закрыл.
— Подожди-подожди, — сказал я. — Так не пойдет. Сначала объясни, что там будет. И почему я должен тебя слушать.
— Там будет много всего, — ответила Софи. — А слушать меня ты должен потому, что тебе придется изображать графа.
— Мне? Перед кем?
— Перед его машиной соблазна.
Видимо, выражение моего лица произвело на нее плохое впечатление. Она нахмурилась.
— Нет, — сказала она. — Изображать графа ты не сможешь. Изображать графа буду я.
— Ая?
— Ты будешь… — она секунду подбирала слова, — изображать девушку из бедной, но приличной семьи, которую граф угостил ужином, незаметно укусил в шею и привез домой, потому что бедняжке негде ночевать.
— А чего так замысловато? — спросил я.
— Based on the true story, — сказала она и положила ладонь на дверную ручку. — Мы разыграем реальную сцену из личной жизни графа, которая мне известна в деталях…
— Откуда?
— ДНА одной из его любовниц, которая побывала у него в гостях. Я знаю в мельчайших деталях, что она видела и слышала. Мало того, я помню наизусть все, что говорил ей Дракула — весь его, так сказать, ритуал. Мы попробуем его повторить. Если не слишком отклонимся от сюжета, все должно совпасть. Для хронометража я буду говорить то же самое, что граф.
— А что мне говорить в ответ?
— Что хочешь.
— И зачем нам все это делать?
— В результате, — сказала Софи, — я надеюсь получить один приз. Очень необычный. И очень мне нужный. А ты… Ты тоже сможешь получить свой приз.
Это звучало обнадеживающе.
— О’кей, — сказал я.
— Тогда сосредоточься, мы начинаем. Ты готов?
Я кивнул.
Она открыла дверь. За дверью было темно.
— Дамы вперед, — сказала она ненатуральным мужским голосом.
Я шагнул в темноту. Секунду ничего не происходило. Потом волна воздуха прошла по моему лицу — словно рядом взмахнуло легкое крыло или веер. Впрочем, это мог быть просто сквозняк.
Зажегся свет, и я увидел большую, изысканно и старомодно обставленную комнату. У стены стояла кровать под балдахином, изображавшим (и довольно правдоподобно) разинутую пасть крокодила. Но для спальни здесь было слишком много objets d’art. На стенах висели картины, а с двух сторон от кровати стояли драгоценные рыцарские доспехи с золотой инкрустацией — в руках у одного железного воина был меч, а у другого копье. Возле стены помещался журнальный столик с чайным набором. По соседству стояли два кресла. Вот только пол из каменных плит, разделенных глубокими черными щелями, производил гнетущее впечатление.
— Хотите выпить чаю? — грубым басом спросила Софи.
Я даже вздрогнул. Она засмеялась.
— Не пугайся. Когда я имперсонирую Дракулу, я говорю мужским голосом.
Мне захотелось выйти из этой комнаты обратно в коридор. Я взялся за ручку, но дверь оказалась запертой.
— Уже поздно, — прошептала Софи.
Я не понял, за кого она это сказала — за себя или за Дракулу.
Она подошла к журнальному столику, чиркнула спичкой и зажгла плоскую спиртовку под похожим на колбу стеклянным чайником. Над спиртовкой появился круг синего огня.
— Чайник очень современный, — отметил я. — Разве такие были в его время?
— Не знаю, — сказала Софи.
— А когда именно жил Дракула?
— Проще считать, что всегда. К великим трансцендентным существам вообще неприменимо такое понятие, как даты жизни. Их всегда окружают анахронизмы и абсурдные хронологические нестыковки. В разные времена Дракула появлялся среди людей в разных обличьях и сильно растянул свое физическое бытие с помощью особых практик. Я даже видела изречения Дракулы, где он говорит о компьютерных программах и вирусах. Но это, конечно, уже перебор…
Софи поглядела на часы.
— Увы, мое милое дитя, — сказала она басом, — когда я говорил, что на мне и на этом месте лежит проклятие, я не шутил.
— Ты меня пугаешь, — сказал я.
Она довольно улыбнулась.
— У меня нет власти над тем, что здесь произойдет, — произнесла она тем же томным голосом. — Если хочешь уйти, уйди! Да, да, уйди — зачем тебе гибнуть вместе со мной? Да, я этого хочу — но не ради себя, а ради тебя, ради чистого цветка твоей юности… О нет, только не это! Она не открывается? Значит, уже поздно… Вот оно, проклятие, о котором я говорил…
Слова Софи предполагали некоторый драматизм происходящего — но она произносила их без особого выражения, засекая время по часам и делая большие паузы между словами.
Потом она села за столик — и пригласила меня сесть рядом.
— Пьем чай, — сказала она своим обычным голосом — и действительно принялась заваривать чай в блестящих химической чистотой стеклянных сосудах, стоявших перед ней на подносе.
Я устроился в кресле напротив.
— Что тут происходит?
— Видишь ли, — сказала она, — граф Дракула был не только донжуаном, но и женоненавистником, что является довольно обычным сочетанием. Он знал, на какие клапаны женского сердца следует нажать, чтобы быстро добиться желаемого. Но он повторил ритуал соблазнения столько раз в своей жизни, что постепенно стал испытывать от него смертную тоску. В конце концов он решил, в полном соответствии с модой позапрошлого века, механизировать его.
— Как можно механизировать соблазнение?
Софи поглядела на часы и сделала гримасу, которая должна была изображать серьезное мужское лицо.
— Ты хочешь знать, — заговорила она басом, — кто именно меня проклял? Не спрашивай. Темные тайны вампиров не сделают тебя счастливой, милое дитя. Твой чистый и светлый ум не вместит ужаса этой ледяной ночи… Нет, тебе не следует знать…
Реплики соблазняемого создания никто не озвучивал, но они были предельно понятны и так.
Я услышал тихий скрежет. А потом заметил, что пол пришел в движение. Он начал опускаться — и мы вместе с ним. Кровать, однако, оставалась на месте.
Софи, как и положено соблазнителю, сохраняла спокойствие и улыбалась.
— Не бойся, дитя, — пробасила она. — Мы еще не на дне ада… Пока…
— Он что, действительно это говорил? — спросил я.
— Угу. Изверг, конечно.
Шахта, в которую мы погружались под клацанье невидимых шестерен, делалась все глубже. То, что было раньше плитами пола, оказалось плоскими верхушками четырехугольных колонн. Кровать-крокодил теперь нависала над нами — казалось, мы смотрим снизу на огромную морду древней рептилии. Плиты пола образовали что-то вроде ведущей вверх лестницы — по ней еще можно было вернуться к бархатным зубам.
Софи поглядела на часы.
— Пропасть… — сказала она басом. — О, если бы я мог просто забыться навек в этой бездне… Но мне уготовано иное…
Прошла еще пара секунд, потом что-то булькнуло, и на самой низкой плите пола стала собираться темная лужа. Жидкость быстро поднималась — и скоро затопила несколько плит. Она была красной. Темно-красной.
— Зачем он это придумал? — спросил я.
— Дракула говорил, что его унижает необходимость предкоитальной лжи. И старался свести к минимуму все, как он выражался, лицемерные мелодрамы.
— Вот таким образом? — спросил я, кивнув на красную лужу, постепенно поднимающуюся к нашим ногам. — А не слишком хлопотно?
— Если ради одного случая, да. Но у него все было поставлено на поток. Он эксплуатировал созданный им романтический ореол многие десятилетия. Если не века. Его итальянские и греческие приключения когда-то вдохновили Джона Полидори на первый значимый образ сексуально активного вампира-аристократа. Многие сегодня понимают это как аллегорию британского колониализма, но действительность куда проще…
Я вспомнил стихи из школы. Это был один из тех редких случаев, когда я твердо знал, кто написал запомнившиеся мне строчки.
— «Британской музы небылицы тревожат сон отроковицы. И стал теперь ее кумир или задумчивый вампир, или…» Кто-то там еще, — сказал я. — Пушкин.
— Вот видишь, даже до ваших сугробов докатилось. Дракула старался не отходить от образа без крайней нужды. Плащ с красной изнанкой, накладные, извиняюсь за выражение, клыки — все это ввел в моду именно он. Цинично, конечно. Однако работало лучше, чем все сегодняшние методики пикапа.
Я вспомнил, как мой учитель Локи определял «пикап» — «совокупность подлых ухваток и циничных хитростей, принятых среди нищебродов, не способных или не желающих честно расплатиться с женщиной за секс». Но вслух этого я, конечно, не сказал. Вместо этого я спросил:
— Почему женщины попадаются на такое?
— Женское сердце само ищет возможности обмануться, — вздохнула Софи. — Поэтому обмануть его совсем нетрудно.
Между тем красная краска поднималась все ближе к нашим ногам. Выглядело это и правда мрачно.
— По-моему, — сказал я, — тебе пора что-то пробасить.
Она поглядела на часы.
— Темное море возмездия, — заговорила она басом, — вот-вот сомкнется над моей головой. Погибель заслужена мной в полной мере, и я не ропщу… Как жаль, милое дитя, что ты разделишь мою судьбу…
Я молчал.
— Тут тебе полагалось задать вопрос, — сказала она нормальным голосом. — Насчет того, можно ли остановить проклятие.
— Будем считать, что я его задал.
— Спасти меня могла бы только любовь, — пробасила она в ответ, — вдруг вспыхнувшая в сердце юного и чистого существа… Но мыслимо ли такое?
— Какое-то Кентервильское привидение, — наморщился я.
Софи кивнула.
— Теперь ты знаешь, откуда молодой Уайльд взял сюжет.
— Он что, тоже здесь сиживал?
Софи как-то неопределенно пожала плечами.
— Неужели этот примитив работал?
— Работает только простое, — сказала Софи. — И в простом, и в сложном… Вот представь себе, что ты девушка Дракулы, которая понимает, что красная жидкость вот-вот испачкает ее любимое платье, и ищет цивилизованный выход из этой дикой ситуации. Что бы ты сказал?
— Любовь? — спросил я тоненьким голоском. — Не знаю, мое сердце отдано другому. Но луч сострадания в нем так ярок, так светел… Он сумеет вырвать тебя из мрака, милый Дракула… Вот моя рука…
— Отлично, — сказала Софи. — Практически слово в слово. А где рука?
Я встал и подал ей руку. Она взяла меня за пальцы — и повела по узкой и крутой каменной лестнице. Мы поднялись наконец вверх и повалились на кровать.
Теперь это было единственное высокое и безопасное место в спальне. Выйти из комнаты было нельзя — под входной дверью был обрыв, на дне которого темнела красная жидкость. Чайный столик казался Атлантидой, уходящей в океан возмездия.
Методика Дракулы начинала мне нравиться.
— Мне нужно в ванную, — сказал я.
— Опять практически по тексту, — засмеялась Софи. — Вон туда.
Я увидел, что не все плиты пола возле кровати ушли вниз — вдоль стены осталась дорожка к неприметной дверце, скрытой за зеркалом. Дорожка напоминала тропинку в горах — пройти в ванную можно было только прижавшись к одному из рыцарей, а потом к стене.
Я никогда прежде не видел викторианских санузлов, и у меня возникло ощущение, что я совершаю святотатство на алтаре неведомого бога. Когда я вышел из храма фаянса и меди, Софи лежала на спине, подложив под голову подушку, и внимательно смотрела на стену с картинами. Перебравшись по каменной тропинке назад, я деликатно прилег рядом и сказал:
— Кажется, я понимаю этический смысл этого ритуала.
— Вот как. И в чем он?
— Я много раз замечал, что женщина… Как бы сказать… Не то чтобы испытывает страх перед соитием… Она, скажем так, не хочет брать за него ответственность. Ответственность всегда должна лежать или на партнере, или на непреодолимом стечении обстоятельств. Дракула, видимо, тоже не хотел брать на себя слишком много ответственности — и решил использовать непреодолимое стечение обстоятельств, которое постарался механизировать. Чтобы максимально упростить предварительную мелодраму… Я думаю, он не рассчитывал, что его спутница поверит в реальность происходящего — женщины все-таки не настолько глупы. Он лишь давал ей возможность сделать вид, что она поверила. Чтобы она могла сохранить лицо во всем его бесчеловечном оскале. Очень по-английски. Настоящий джентльмен…
— Ничего ты не понимаешь, — сказала Софи почти нежно.
— Да?
Она кивнула, поглядела на часы и пробасила:
— Мой падший ангел… Я говорю «падший», потому что ты уже почти рухнула на дно греха вместе со мной… Но светлый луч любви в твоем сердце спасет нас обоих, я это знаю… Довольно же слов…
Она повернулась ко мне, и ее губы накрыли мой рот. Я вдруг понял, что Дракула в это время переходил к делу, и она, кажется, настроена серьезно. Я поцеловал ее в ответ, а потом ее руки прошлись по моему телу, и я понял, что она настроена не просто серьезно, а окончательно серьезно…
Следующие полчаса я опущу. Это одно из самых сладких и нежных воспоминаний в моей жизни, делиться которым я пока что не готов. Да и не с кем.
Через полчаса мы лежали рядом, и я безостановочно болтал:
— Дракула был, конечно, гений пикапа. Спасти вампира — это круто. Но сейчас такое не проканает. Сегодня надо втирать подруге что-нибудь экологическое. Что, уступая грязным домогательствам, она уменьшает совокупный человеческий carbon footprint[10]. Или спасает бродячих животных… Мол, отдашься вихрю страсти — останутся жить эти десять собачек… И фотографию на стол. Можно даже так шантажировать. Или, еще лучше, что-нибудь про старых цирковых лошадок. Что их не пустят на колбасу, а дадут спокойно дожить на юге Франции… Не, про юг Франции не надо, а то бабу зависть задушит. Не понимаю, почему пикап до сих пор не взял на вооружение. Женщине всегда нужен высокий моральный повод для того, чтобы раздвинуть ноги.

о, знакомое слово

Al Kapone

Ну, так да. Грузовик такой маленький. На котором ковбои картошку с поля возят.

Это сообщение отредактировал Дуглас - 13.04.2013 - 07:59

прикольно

многабукаф
Хотя книга неплохая

для чего она...любовь то эта

))))...Это метод Мауса- шантажировать кошками...!!! Маус, ты вампир, значит???ГГггыыы!!

вот это прикольно

Алекс Лэсли, Рмэс

фуфло

Как же я хочу на концерт!............

Уже давным-давно замечено,
как некрасив в скафандре Водолаз.

Но несомненно
есть на свете Женщина,
что и такому б отдалась.

Быть может,
выйдет из воды он прочь,
обвешанный концами водорослей,
и выпадет ему сегодня ночь,
наполненная массой удовольствий.
(Не в этот,
так в другой такой же раз).

Та Женщина отказывала многим.
Ей нужен непременно Водолаз,
резиновый,
стальной,
свинцовоногий.

- - - -

Вот ты,
хоть не резиновый,
но скользкий.
И отвратителен,
особенно нагой.

Но Женщина ждет и Тебя,
поскольку
Ей нужен именно такой.

(с) В. И. Уфлянд

qkama

------------
какая то не складуха...

Я увидел то, что заставило меня повалить ее на пол — прошедшую по телу сладкую дрожь предвкушения, вспышку в мозгу, которая была обещанием бесконечного счастья. Но из-за ее слов я уже не смог бездумно слиться с этой вспышкой, как раньше. И крохотное промедление оказалось роковым.

Наслаждения впереди больше не было.

Оно выцвело, померкло — как огонь, залитый водой. И я понял, что за ярким обещанием, к которому я каждый раз устремляюсь в волнении сердца и чресел, ничего не стоит — и никогда ничего не стояло. Я вспомнил, что уже много раз понимал это, да что там, всякий раз понимаю в высшей точке наслаждения на крохотный миг — но тут же забываю опять.

Зачем все это, подумал я. Вот я иду к маяку ближайшей радости, он мерцает некоторое время передо мной, а потом рассыпается фальшивыми искрами, и я понимаю, что меня обманули, но уже вижу новый маяк и иду к нему, надеясь, что в этот раз все будет иначе. А потом исчезает и он, и так без конца, без конца…

Как будто меня ударили в самое чувствительное место — в нервный узел, про существование которого я даже не знал.

Я служил этому миру как мог, и действительно бежал по коридору мучений, о котором она говорила. Я презирал многое из того, что мне приходилось делать по службе — но за мой труд полагалась награда, и Кая была самой важной ее частью. И вдруг я увидел, что никакой награды нет. Она отняла у меня мое счастье, но огонь страдания остался на месте — и пылал теперь со всех сторон.