Умер Борис Черных

не помню уже.... 20 лет прошло..светленькая вроде...так они с БЧ разошлись? я с ними как=то во владике случайно стокнулся. году в 93, кажется

Смарагдова

Гонозов

Смарагдова

Гонозов

Смарагдова

Гонозов
И не стыдно? Лучше бы вообще промолчали, чем статью-некролог, да еще по собственному создателю откровенно тырить.

Амурская правда, 6 апреля:

Биография его была непростой: в 1982 году он был арестован и приговорен к 5 годам строгого режима и трем годам ссылки за создание в Иркутске вольнодумного Вампиловского книжного товарищества. ... Он был талантливым писателем с трудным характером, сам признавался не раз, что его беспокойная натура мешает жить всем вокруг, в том числе ему самому.
http://www.ampravda.ru/2012/04/06/034122.h..._medium=twitter

О как! Это что, теперь как похоронки с фронта, по единой форме? Нет, такое хамское коммуниздение ничего, кроме брезгливости вызывать не может.

Амурская правда вряд ли в 4 утра 6 апреля списывала у ЗК или ГК, так что понятно, кто у кого окормился.
А вот откуда про талант:
"Литературный талант Б.И. Черных высоко ценили такие известные писатели как Александр Солженицын, Фазиль Искандер, Валентин Распутин, Виктор Астафьев, Валентин Курбатов".

http://www.gzt-sv.ru/2012/04/05/svobodnyj-...-pisatelem.html

Нет, всё, отставить... Я уточнил: Черных, которая недавно выпустила книгу про нашего о. Павла (Груздева) - это другая Черных. Значит, Майя жила с Борисом Ивановичем в Благовещенске. Вот и в выложенной Нингё ссылке на интернет-газету г. Свободного от 5 апреля: "Сегодня ночью в Благовещенске скончался известный амурский литератор и публицист, член Союза российских писателей Борис Иванович Черных. Его жена Майя Петровна сообщила нам, что у него остановилось сердце.". То есть она - там.

Это сообщение отредактировал info - 11.04.2012 - 02:05

женя, передай наши соболезнования, по возможности.

Кстати, в продолжение темы о Чукареве. Читал я минувшей ночью воспоминания Черных из его двухтомника. Правда, в Сети есть только черновой вариант, еще не прошедший редакционную корректуру - ну да ладно. Писал Черных хорошо, хотя и специфично, временами вставляя в речь всякие старорежимные обороты. Меня слегка расстроило, что в общей массе воспоминаний Ярославль занял весьма незначительное место. И тем не менее яркие фрагменты есть, причем один - как раз о Чукареве:

"... Поразительная встреча ожидала меня в Ярославле летом 1990 года. Я избран главным редактором новой газеты. Демократическое крыло выдвинуло своего кандидата, увы, с партбилетом в кармане, но уже готового пойти, куда демократы призовут. Я значился под вторым номером и не склонил головы перед депутатским корпусом, в том числе не расшаркался перед самозванцами, это, как ни странно, понравилось консервативному большинству. Кандидат от демократов был провален...

В перерыве на сессии протиснулся ко мне человек, чье лицо не мог я забыть много лет, и вот – из неведения, из небытия – он тянет руку, поздравляет с избранием, а я не знаю, что делать с липкой его ладонью. Теперь Ч-в – активист Ярославского «Мемориала», «видный демократ», ученый–историк.

В 1966 году жар пыточного огня сжигал нас во Владивостоке [тогда на Черных, работавшего в "молодежке", впервые обратили серьезное внимание органы. - info], и в самые тревожные недели зачастили в краевую молодежную газету два аспиранта, один из университета, а второй из Рыбвтуза. Первый держался раскованно, второй сдержанней, но того и другого мы все же вычислили, и не ошиблись. Великий грех на душу берешь, приговаривая в душе человека к отвержению.

Первый любил навязываться в собеседники редактору газеты Вале Юдиной. Оно бы ничего, Валя жаловала неординарных гостей. Но следом, раз за разом, Валентину ставили на ковер к первому секретарю крайкома партии Чернышеву и цитировали собственные ее заявления, требуя отчета в антипартийности. Скоро она с омерзением поняла, что цитируют ее разговоры с Ч-м, при этом смещают Ч-кий смысл градусов на десять по... компасу.
Я посоветовал редактору разок не принять Ч-ва. И разразилась истерика. <…>

И вот в благословенные времена Бог занес меня на берега Волги. Ярославль бурлил. Опытным глазом я вижу – бурление поверхностное. По авансцене шастают опереточные фигуры: репортер, требующий суда над КПСС, но живущий в огромном обкомовском особняке, полковник, бывший политработник, внезапно прозревший на старости лет. Демократическая дама, всю жизнь славившая режим, но переметнувшаяся по ветру.
И рядом доцент с бегающим взором. В годы разлуки Ч-в преуспел, в том числе на партийном поприще (при его горячем участии ставилась политучеба – слово-то придумали – в обкоме и в местном КГБ). «Сгинь!» – единственное, что я смог сказать новоявленному либералу, он исполнил привычное для него приказание и сгинул. Ярославль – не хутор, улицы здесь широки и многолюдны, площади раскидисты, а в университетские аудитории мне не ходить за недосугом.

Но некий старожил города стучится в редакторский мой кабинет. «Из губернской хроники вчерашнего дня», – говорит он и кладет на стол номер областной молодежной газеты. Ч-в, читаю я в «Юности» (так называется газета), был тем человеком, который отдал на заклание в КГБ своих воспитанников – студентов исторического факультета ЯрГУ. Ярославские гэбисты прикинулись гуманными – они покусали ребят, потаскали по кабинетам, кое-что изъяли из рукописей, попутно устроили выволочку ректорату. Ч-в отметился особо: выполняя социальный заказ ведомства, поставил двойку за курсовую самому бескомпромиссному из группы студентов. Не мог не поставить: в курсовой опальный студент написал, что восстания крестьян против большевиков были праведными. Никто из ученых коллег не одернул Ч-ва, не попытался усовестить. Боялись. <…>

Внедрение приспособленцев во все структуры новой власти не только в провинции, но и в столице, центростремительно. Скоро они оседлают многоговорящих российских лидеров, спевшись для начала, – а жизнь не успеет поднять к кормилу подлинных вождей, опять мы окажемся в межеумочном положении. На дальних путях не забрезжит этапный вагон, но не у дел окажется орлиное племя, – а кто останется у дел? Сакраментальный вопрос. Останутся Князевы, Чукаревы, Федосеевы..."

----------------------

Кстати, и другие "опереточные фигуры" вполне узнаваемы. "Репортер, требующий суда над КПСС, но живущий в огромном обкомовском особняке" - это, надо полагать, Цветков; "полковник, бывший политработник, внезапно прозревший на старости лет" - безусловно, Марковин; "демократическая дама, всю жизнь славившая режим, но переметнувшаяся по ветру" - скорее всего, Курикалова.

Это сообщение отредактировал info - 13.04.2012 - 16:17