Интервью с империалистом, националистом, да и прос, А отвечать пусть будет Пушкин

http://www.odnako.org/blogs/show_11042/
04 июня 2011
Александр Гончаров *красс*
Не буду рассказывать, как мне удалось побеседовать с Александром Сергеевичем Пушкиным. Просто приведу запись беседы...

Красс: Уважаемый Александр Сергеевич, у нас – в России XXI века многие проблемы удивительно напоминают все то, с чем Вам приходилось сталкиваться в девятнадцатом столетии. Творческая интеллигенция упорно не замечает народа, для нее обыкновенные люди всего лишь пластилин для лепки или глина, которой можно придать любую форму. Особенно в этой ереси упорствуют наши либеральные писатели. Что Вы думаете по этому поводу?

А. С. : Писатели во всех странах мира суть класс самый малочисленный изо всего народонаселения. Очевидно, что аристокрация самая мощная, самая опасная – есть аристокрация людей, которые на целые поколения, на целые столетия налагают свой образ мыслей, свои страсти, свои предрассудки. Что значит аристокрация породы и богатства в сравнение с аристокрацией пишущих талантов? Никакое богатство не может перекупить влияние обнародованной мысли. Никакая власть, никакое правление не может устоять противу всеразрушительного действия типографического снаряда. Уважайте класс писателей, но не допускайте же его овладеть вами совершенно.

Красс: Есть, извините, чисто журналистская придирка. Вы же сами зависели от мнений образованного класса, а так ополчились на него. Ведь без поддержки тех же писателей и публики, даже "Борис Годунов" вряд ли когда-нибудь вышел бы в свет...

А. С.: Вы говорите об успехе “Бориса Годунова”: право, я не могу этому поверить. Когда я писал его, я меньше всего думал об успехе. Это было в 1825 году – и потребовалась смерть Александра, неожиданная милость нынешнего императора, его великодушие, его широкий и свободный взгляд на вещи, чтобы моя трагедия могла увидеть свет. Впрочем, все хорошее в ней до такой степени мало пригодно для того, чтобы поразить почтенную публику (то есть ту чернь, которая нас судит) и так легко осмысленно критиковать меня, что я думал доставить удовольствие лишь дуракам, которые могли бы поострить на мой счет.

Красс: Ну, вот, Вы опять воспеваете царизм. Но наши литературоведы давно доказали, что царь Николай Первый чуть ли не лично преследовал Вас.

А. С. : Кстати скажу тебе новость (но да останется это, по многим причинам, между нами): Царь взял меня на службу, но не в канцелярскую или придворную, или военную -- нет, он дал мне жалование, открыл мне архивы, с тем, чтобы я рылся там и ничего не делал. Это очень мило с его стороны, не правда ли? Он сказал Puisque il est marie et qu`il n`est pas riche, il faut faire aller sa marmite (так как он женат и не богат, то нужно позаботиться, чтоб у него была каша в горшке). Ей богу, он очень со мною мил.

Красс: Александр Сергеевич, опять Вы представили Николая Павловича ангелом без крылышек. Но ведь всем в государстве всегда заправляет элита или аристократия по-вашему. Разве не аристократия рулила Россией на протяжении столетий?

А. С. : Аристокрация ...неоднократно замышляла ограничить самодержавие: к счастию, хитрость государей торжествовала над честолюбием вельмож и образ правления остался неприкосновенным. Это спасло нас от чудовищного феодализма и существование народа не отделилось вечною чертою от существования дворян. Если бы гордые замыслы Долгоруких и проч. совершились, то владельцы душ, сильные своими правами, всеми силами затруднили б или даже вовсе уничтожили способы освобождения людей крепостного состояния, ограничили б число дворян и заградили б для прочих сословий путь к достижению должностей и почестей государственных.

Красс: А что Вы, думаете о духовенстве? В наше время, мягко говоря, плохо относятся к православным пастырям...

А. С. : Многие деревни нуждаются в священниках. Бедность и невежество этих людей, необходимых в государстве, их унижает, и отнимает у них самую возможность заниматься важною своею должностию. От сего происходит в нашем народе презрение к попам и равнодушие к отечественной религии; ибо напрасно почитают русских суеверными; может быть нигде более, как между нашим простым народом, не слышно насмешек на счет всего церковного. Жаль! ибо греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер...
В России влияние духовенства столь же было благотворно, сколько пагубно в землях римско-католических. Там оно, признавая главою своею папу, составляло особое общество, независимое от гражданских законов, и вечно полагало суеверные преграды просвещению. У нас, напротив того, завися, как и все прочие состояния, от единой власти, но огражденное святыней религии, оно всегда было посредником между народом и государем как между человеком и божеством. Мы обязаны монахам нашей Историею, следственно и просвещением.

Красс: Наши доморощенные либералы буквально молятся на Радищева, ведь, по их мнению, он чрезвычайно удачно разоблачил традиционное российское раболепие и холопские инстинкты русского народа...

А. С. : В Радищеве отразилась вся французская философия его века: скептицизм Вольтера, филантропия Руссо, политический цинизм Дидрота и Реналя; но все в нескладном, искаженном виде, как все предметы криво отражаются в кривом зеркале. Он есть истинный представитель полупросвещения. Невежественное презрение ко всему прошедшему; слабоумное изумление перед своим веком, слепое пристрастие к новизне; частные поверхностные сведения, наобум приноровленные ко всему, - вот что мы видим в Радищеве.

Красс: Не могу не задать вопрос о США, сем оплоте демократии и общечеловеческих ценностей.

А. С. : С некоторого времени Северо-Американские Штаты обращают на себя в Европе внимание людей наиболее мыслящих. Не политические происшествия тому виною: Америка спокойно совершает свое поприще, доныне безопасная и цветущая, сильная миром, упроченным ей географическим ее положением, гордая своими учреждениями. Но несколько глубоких умов в недавнее время занялись исследованием нравов и постановлений американских, и их наблюдения возбудили снова вопросы, которые полагали давно уже решенными. Уважение к сему новому народу и к его уложению, плоду новейшего просвещения, сильно поколеб@лось. С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую – подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort); большинство, нагло притесняющее общество... ; со стороны избирателей алчность и зависть; со стороны управляющих робость и подобострастие; талант, из уважения к равенству, принужденный к добровольному остракизму...

Красс: Спасибо! Теперь о другом. В России в тысячный раз слышатся призывы к очередной революции. Конечно, эти призывы сопровождаются реальными негативными фактами из области управления, которые просто не могут ни вызывать всеобщего неудовольствия. Особенно энергично выбрасывают революционные лозунги молодые люди. Что Вы скажете им?

А. С. : Молодой человек!.. вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений.

Красс: Уважаемый Александр Сергеевич, сейчас принято все пороки современности приписывать традициям, укорененным в историческом процессе...

А. С. : Я далек от восхищения всем, что я вижу вокруг себя; как писатель, я огорчен, как человек с предрассудками, я оскорблен; но клянусь вам честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, ни иметь другой истории, чем история наших предков, как ее послал нам Бог.

Вот такое получилось интервью. Слова Александра Сергеевича подлинные, поэтому перед праведным гневом либералов я стою совершенно невинным агнцем.

А отвечать пусть будет Пушкин!

К этим ответам можно и еще вопросиков подбросить.

Как писал по другому поводу Высоцкий:
Но гениальный всплеск похож на бред,
В рожденьи смерть проглядывает косо.
А мы все ставим каверзный ответ
И не находим нужного вопроса...