6. Почему мы не Европа., Рассуждения обывателя

До конца 50-х годов партия жёстко контролировала количество ИТР на заводах. Директор крупного завода не мог самостоятельно увеличить Конструкторский отдел даже на одного человека. Не знаю точно причины, но к началу 60-х годов промышленная политика партии изменилась. Может это были попытки Хрущёва и правительства что-то предпринять. Ведь потогонная система, существовавшая у нас, не могла даже близко подойти к той производительности труда, которая обеспечивалась в развитых странах новыми технологиями и механизацией.

Шлюз был открыт и на заводах начали расти ОМА, т.е. отделы автоматизации и механизации и экспериментальные мастерские. Но! Как позднее скажет творец изящной русской словесности, господин Черномырдин: «Хотели как лучше…». Как-то не подумали, что дело не в количестве, а в качестве. В таких ОМА при заводах, со многими из которых я познакомился за 40 лет, подобрать нужных работников, которые самостоятельно бы решали вопросы механизации, создавали, доводили и внедряли новые станки, устройства, приспособления и приборы, было сложно. Тут даже не играл большой роли уровень образования.

Мне скажут - надо научить, но научить можно проектировать вентиляцию, канализацию или какой-нибудь конвейер сыпучих материалов, тележку, а создавать новое, изобретать, доводить до кондиции и внедрять – это или есть или нет. Кстати сказать, одной из первых работ мне и дали проектировать
канализацию. Это повергло меня в уныние и отвратительное (канализационное) настроение. Но, рядом сидящий коллега, мужик немножко с «прибамбахом», прочитал мне целую лекцию о том, что всякая новая работа волнительна в плане познания, вызывает прилив положительных эмоций и т.д. И договорился до того, что это вроде первой любви. Насчёт первой любви я не согласился, написал:

Я думал, что она придёт
С душевной встряской бурною,
Души моей растопит лёд
И станет жизнь сумбурною!

Я думал, будет идеал
Изящества и грации!
По вашей ж милости узнал
Её в канализации.

Обычно в таких коллективах, где 20-40 человек (а я познакомился с конструкторскими отделами Московских заводов «Красный богатырь», «Каучук», «1-й РТИ», «Сангигиена», а также РТИ - Лисичанским, Тамбовским, Саранским, Оренбургским) новые устройства или изобретения создают и внедряют 1-2 человека. А, например, на Тамбовском АРТИ одного из таких конструкторов перевели начальником цеха, но он так и продолжал – творил и внедрял. А на Московском заводе «Каучук» почти все новые устройства и механизмы выдал на гора слесарь Сливочкин. Я прочитал о нём в отраслевой литературе и съездил познакомиться.

Для наглядности можно добавить, что сержант без дипломов и даже без десятилетки, служивший слесарем по ремонту стрелкового оружия, сгоношил как-то автомат. Он так и получал Сталинскую премию, будучи сержантом, вспоминал: «Неудобно как-то было: кругом генералы и доктора наук, а я простой сержант». Фамилию его вы знаете.

Можно привести массу примеров, но, пожалуй, хватит ещё одного: изобретатель всех времён и народов Эдисон имел только два класса образования. Так что подбирать кадры в таких отделах сложно, и можно только, создав некий отборочный сортировочный механизм, месячный испытательный срок ничего не давал, а аттестационные комиссии были пустой формальностью. Они не имели права ничего прибавить и убавить. Такой механизм, например, был, как мне рассказывал главный механик одного завода, побывавший на крупной мебельной фабрике в Финляндии. Там конструкторский отдел курировал совет, назначенный акционерами. Он каждый год рассматривал, кто, как и с какой отдачей закончил год. И, не меняя общую сумму оплаты отдела, увеличивал зарплату удачно сработавшим за счёт тех у кого, скажем так, коэффициент полезного действия был меньше. И так было каждый год, и в конце концов у тех, кто несколько лет работали неэффективно, зарплата таяла так, что им оставалось только перейти на другую работу. Там так просто не увольняли. Ведь если человек не может работать творчески конструктором, то это не значит, что он плохой работник. Ему находили другую должность, где он мог проявить себя. Примерно то же самое я слышал и от человека, несколько лет проработавшего в Италии. А у нас, как всегда, бросались из одной крайности в другую. Если ещё недавно директор в райкоме партии выбивал одного-двух ИТР, то теперь отделы начали расти как на дрожжах. Никакой отборочно-сортировочной системы не было. Кроме того они (отделы) оказались очень нужными.

Прислали выпускников с дипломами – вакантных мест в цеху нет. Куда? – в конструкторский; поставили начальником цеха, не потянул – в конструкторский. У механика цеха несчастный случай на рабочем месте – в конструкторский и так далее. Тем паче и применение этим отделам нашли. Не выполнять требований райкома партии нельзя – а где взять подсобных рабочих на стройку, на уборку снега, чистку улиц, окраску заборов, а потом посадочная весной и уборочная осенью и т.д. Да и свои узкие места на заводе надо было разрешать. И никто не имел права отказаться, потому что главным оказалось не то, что ты должен делать, числясь инженером. И если у какого-нибудь конструктора за 5 или даже 10 лет ничего не было внедрено, т.е. он сидел все эти годы впустую (а такие были – это я заявляю с полной ответственностью, легко проверить), то он мог сидеть спокойно, получать оклад с премиальными. Но если бы он пару раз отказался поехать в колхоз – его участь была бы решена. Т.е. у нас тоже была система отбора в конструкторский отдел, но она отличалась от финской, очевидно, не только от финской, а от всего цивилизованного мира, где руководствовались здравым смыслом, а не указаниями «политической» партии. Правильней было бы написать не политической, а бюрократической.

Через несколько месяцев после моего поступления в конструкторский отдел меня послали в Москву в Институт усовершенствования. В нашей конструкторской группе было около 20 человек со всех городов, где были заводы РТИ. Условия зачисления были такие: работа конструктором и высшее образование, но, очевидно, с этим было нестрого. Во всяком случае, ко мне никто претензий не предъявлял. Жили мы в дачном посёлке Мамонтовка, а учились на Нижней Красносельской, недалеко от Ярославского вокзала. Пишу я об этой учёбе потому, что в техникуме и в этом институте учили не совсем тому, чему надо было учить.

Тема нашей учёбы была: «Механизация трудоёмких процессов в производстве РТИ», но впечатление было такое, что тут просто дают заработать своим людям. Например, зам. главного инженера с завода подъёмных кранов читал нам лекции о методах расчёта мостовых и башенных кранов; электрик, профессор, читал о создании и совершенствовании электродвигателей и надо сказать не читал, а артистически-эмоционально рассказывал, очень интересно! Уж не заснёшь! Методы сварочных работ преподавал, помню, кандидат технических наук Клячкин, тоже высший класс. Автоматизацию развески ингредиентов – реэмигрант, проработавший в Англии около 25 лет. Были и авторы книг, по которым учились в техникумах и институтах. Всё было интересно и на высшем уровне, но к нашей теме не имело отношения.

Остановился на этом я потому, что и в дальнейшем наблюдал – учат не совсем тому и не совсем так. Например, в нашу экспериментальную мастерскую при ОМА поступил выпускник ПТУ. Чему и как их там обучали - я не знаю, но у него не было никаких слесарных навыков, да и в чертежах он совсем не разбирался. Если бы он был туповат, то было бы понятно, но он наоборот, был восприимчив. Через несколько месяцев и в чертежах начал разбираться, и освоил неплохо слесарные навыки, по собственной инициативе, под надзором опытного токаря освоил токарный станок, сварку бензиновой горелкой и электро. А кончилось всё это трагически. Он смастерил себе шестизарядный револьвер под мелкокалиберные патроны. И то ли из-за несчастной любви, то ли случайно заглядывал в ствол, но в этот момент произошёл выстрел, так и не выяснили - суицид или случайность. Шёл, по-моему, 1993 год. Милиции было не до этого. Во всяком случае, никто не приходил и не выяснял, что это за мастерская, где можно незаметно изготовить револьвер.

И ещё один эпизод: в отдел по распределению попала девушка, окончила «Политех» по специальности контрольно-измерительные приборы (КИП) и электроника. Вот её слова: «Господи, чему нас учили, ведь я даже утюг не могу починить», т.е. я хочу сказать, что кадры не готовились узко целенаправленно. В таких конструкторских отделах при заводах, решающих текущие задачи малой механизации, нужны были не 25-50 человек с теоретическими знаниями, которые им не требовались и которые они быстро забывали, а несколько человек-механиков, окончивших Пастуховское училище (про него скажу немного ниже), практиков, знакомых с железом не по учебникам. Также, к примеру, и все конструкторы, проектирующие пресс-формы, были женщины (здесь требования были другие – усидчивость, работа в основном однообразная), окончившие техникум или институт по специальности технология резины, но эти знания, на вдалбливание которых тратились большие государственные деньги, на этой специальности им были не нужны, так же как и химия с марксизмом. Свою работу они практически начинали с нуля, и поэтому закончила она институт (технология резины) или шестимесячные сельскохозяйственные курсы (были такие), то, каким она будет конструктором зависело не от образования, а от её личных качеств.

О Пастуховском училище

Здание химико-механического техникума на улице Республиканской было когда-то построено купцом Пастуховым как училище механиков. Во дворе этого училища был маленький завод, где стояли не только все станки для производства, но и кузница, и даже своя литейка. Во времена купца Пастухова, чтобы получить специальность механика, надо было не только выполнить дипломную работу на бумаге, но самому изготовить все детали, собрать устройство и довести до рабочего состояния. А в советское время этот завод стал не нужен техникуму и его передали институту ПТНИИ. Без таких учебных заводов, приданных институту или техникуму, можно выпускать не конструкторов и механиков, а некий полуфабрикат. А будет ли он, к примеру, результативным конструктором, или хотя бы механиком, зависит не столько от такого образования, сколько от личных качеств, от отношения к работе, настырности, и главное, если так можно выразиться, от наличия или отсутствия технического интеллекта.

Даже на Полимермаше, где я часто бывал, конструкторами работали ребята, ничего кроме школы не закончившие, или, например, учитель географии, а руководителем группы (10 человек инженеров и техников) работал штурман речного пароходства, окончивший Рыбинское речное училище.

В то время, когда я с трудом пробился в конструкторский отдел, там примерно половина конструкторов занималась проектированием пресс-форм, штанцев, вторая половина - механизацией, а года через полтора начался тот бурный рост, о котором я уже писал. В конструкторском отделе оставили пресс-формы, штанцы, оснастку, а для решения задач механизации создали ОМА (отдел механизации и автоматизации, 25 человек) с экспериментальной мастерской, а потом ещё ОПКО (отраслевой проектно-конструкторский отдел, 25 человек). Был также создан ещё ОНТИ (отдел научно-технической информации, 7 человек). В 60-е годы у нас в СССР была переведена книжка «НОТ» известного экономиста, лауреата Нобелевской премии, сыгравшего в своё время большую роль в рождении Японского экономического чуда, нашего эмигранта В.В.Леонтьева (вышвырнутого из России Владимиром Ильичём вместе с двумя миллионами такого же интеллигентного «г@вна»). Мы, разумеется, не могли пройти мимо и на заводах начали создаваться отделы НОТ (научная организация труда). У нас он состоял из 14 человек. И опять (мне уж неудобно дёргать классика изящной русской словесности, но крылатые слова – лучше не скажешь) «хотели как лучше…».

Мне потом рассказывал бывший начальник отдела НОТ: сидят 14 человек, чего-то пишут, зачем и чего - я не могу понять. Не помню, сколько лет он просуществовал. Так что указания райкома партии было кому выполнять. Иногда субботники доходили до абсурда: привозили три полных автобуса в колхоз, а на поле один трактор и два десятка корзин.

В то время говорили так: «Если они думают, что нам платят, то пусть думают, что мы работаем». Это относилось отнюдь не к тем, кто стоял у станков, прессов, вальцев – здесь потогонная система, о которой я уже упоминал, были доведены до предела, особенно на конвейерах, - работницам лба было некогда поднять.

Эти слова относились в первую очередь к раздутым техническим и конструкторским отделам. Та же самая ситуация была и в НИИ (научно-исследовательских институтах). Сейчас в печати я прочитал, что, имея 10% всех научных сотрудников мира, мы выдали научной продукции 0,3%.



Личный опыт обогащает человека глубокими истинами:
в мои 80 лет я, например, понял, что молодому, без сте-
нокардии и больной печени, жить гораздо приятнее.



Итак, я перешёл работать в конструкторский отдел, а потом в ОМА. Немножко «усовершенствовался» в Институте. Этот период я описываю подробно потому, что, мне кажется, он в какой-то мере даёт понять одну из причин: почему, имея два миллиона четыреста тысяч инженеров инженеров в промышленности (данные нашей печати за 70-е годы), - почти в три раза больше, чем в США – мы концу 80-х годов оказались в глубокой «заднице». Я хорошо понимаю, что создание этих ОМА и экспериментальных мастерских не могло решить каких-то глобальных задач и приблизить нас к западной технической цивилизации с её высокой производительностью труда. Нет, конечно! Но на этих примерах хорошо видно, что та наша система в принципе не могла организовать эффективную эксплуатацию работы мозгов. Даже на малом участке.

Вскоре я был определён в сектор специзделий (механизация изготовления, сборки и контроля). Руководителем сектора был Валера Тигин, мужик грамотный, но без творческой жилки, и больше электрик, чем механик. Не любил вечерников, говорил: знания, полученные в зрелом возрасте, это «на воде вилами». На полном серьёзе утверждал, что и Володя Ульянов наломал дров в России потому, что был вечерником, а точнее, сдавал экстерном.

За несколько лет работы в этом секторе, кроме небольших устройств и приспособлений, я разработал и внедрил в производство три крупных работы, имеющих отраслевое значение. Что значит внедрить в наших условиях, я напишу на примере стыковочных станков позже, а пока только скажу, что если бы не было у меня за спиной ремесленного училища и 16 лет работы слесарем, я ничего бы этого сделать не смог. Это были поворотные стенды для проверки клапанной системы противогазов и герметичности, которые кроме удобства в работе и ликвидации физических усилий, при подключении к приборам освободили на конвейерах завода 12 человек.

Шестипозиционные станки для обработки наиболее трудоёмких деталей (седловины клапана КО-3) признаны изобретением и опубликованы в печати (Авторское свидетельство № 303208).

На всех заводах с довоенных времён несколько десятилетий эти операции выполнялись вручную.

Следующее изобретение касалось здоровья работниц. На всех заводах талькирование масок производилось в барабанах, в которые через люк в борту загружались маски, и засыпался тальк, после чего барабан вращался. Из масок, которые имели сложную конфигурацию, после такого метода талькирования тальк высыпался горстями, и на обрезке выпрессовок работницы задыхались в тальке. Мной было разработано и внедрено устройство, состоявшее из большой закрытой камеры, в нижней части которой (куда засыпался тальк), располагался распылитель (вал со щётками, имеющий скорость вращения 3000 оборотов/мин.). При работе он создавал в камере тальковую взвесь вроде тумана, а в верхней части находилась решётчатая обечайка, куда загружались маски. При работе она медленно вращалась, создавая интенсивные и разнообразные движения масок в тальковом тумане. После этого двигатель распылителя автоматически останавливался, а обечайка с масками продолжала некоторое время вращаться, отряхивая лишний тальк, Маски после такой операции не пылили на участке обрезки. Это изобретение позволило уменьшить запылённость участка обрезки в 120 раз (по официальным замерам). Это было признано изобретением, и соответствующее авторское свидетельство № 292838 опубликовано в Центральном научно-техническом сборнике.

В 1969 году в городе Волжском проводилось совещание всех заводов и институтов, имеющих отношение к выпуску специзделий. Совещание проводил начальник главка Министерства нефтехимической промышленности Павлов. От нашего завода на нём присутствовали главный инженер Васильев Г.Я., технорук 2-го цеха Розов Г. и я. Мой доклад на совещании с наглядной демонстрацией (были специально сделаны крупные фотографии) произвёл большое впечатление. Во всяком случае, начальник главка после совещания меня одного вызвал в президиум и долго расспрашивал о моих планах, условиях работы, а потом попросил всё изложить письменно. Все мои работы, т.е. шестипозиционные «Станки для обработки седловины клапана КО-3», «Устройство для талькирования сложных резиновых изделий», «Поворотные стенды для проверки лицевых частей» были включены в план новой техники главка и все заводы обязаны были их внедрить у себя. Надо сказать, что волжский ВНИИКТИРП, работающий над теми же проблемами, не смог предложить ничего, а над поворотными стендами безрезультатно трудился 20 лет.

После возвращения с совещания меня назначили руководителем сектора, в котором все, кроме меня имели высшее образование, но поскольку работа в секторе требовала творческой жилки и желания работать, то я вскоре понял, что мне придётся руководить «ничегонеделаньем». Поэтому через несколько месяцев нас осталось двое. Последней, кстати сказать, окончившей дневной техникум и вечерний институт я сказал: «Ольга, приходи на работу, отмечайся, и под мою ответственность ходи и спокойно ищи работу». Она так и поступала. Нашла работу аппаратчицы на заводе СК. Потом, через много лет, когда я её случайно встретил, она очень благодарила меня и говорила: «На новой работе я стала получать в 2 раза больше, выработала вредный стаж, а сейчас ушла на пенсию и работаю инспектором по проверке газовых плит у населения, а ведь тогда я не знала, как досидеть до конца рабочего дня. Я понимала – какой из меня конструктор?». А ведь многие так и сидели до пенсии, делая такую работу, о которой один честный инженер-технолог сказал: «для её выполнения достаточно было кончить ЦПШ (церковно-приходскую школу), а не Политехнический институт».

В отраслевом центральном научно-техническом сборнике «Производство шин, резино-технических и асбестовых изделий», где печатали только те работы, которые имели отраслевое значение, я опубликовал около 15 своих работ, а потом как-то потерял интерес, и даже такие изобретения, как полуавтомат для вставки клапанных коробок в горловину, официально называвшееся «Устройство для сборки эластичных и жёстких частей изделия» (Авторское свидетельство № 1105565) и изобретение стыковочных станков, официально «Устройство для стыковки невулканизованных резиновых изделий» (Авторское свидетельство № 1703492), уже не публиковал.

Хотя, конечно, было приятно, когда я случайно в Москве попал в институт, занимавшийся разработкой водолазного оборудования, и увидел мои стенды для проверки гофрированных трубок на герметичность, причём выполненных без каких-либо изменений. Они стояли в огромном здании экспериментального цеха, при этом их было много, для проверки разных диаметров гофротрубок. Для того чтобы убедиться в происхождении оборудования, я спросил работников института, откуда взяты модели стендов. Мне ответили: «Прочитали в журнале и сделали». В своё время, когда у нас выпускалось до 16 тысяч гофротрубок в сутки, два таких стенда заменили целый участок проверки трубок, где трудились около 10 человек. Такая у них была производительность.

Мной было разработано, изготовлено (кое-что я делал сам, например, один из станков для обработки седловины клапана) и внедрено около 40 станков, устройств, приборов. Примерно половина имела отраслевое значение.
Я хорошо понимаю, что скромность украшает человека, но как сказал один умный мужик, звали его Гёте: «Весьма скромными могут быть только подлецы». Поэтому, думаю, что кроме честного отношения к работе, а она была моим хобби, у меня было что-то вроде технического интеллекта. Иначе как объяснить то, что все эти проблемы, которые требовали решения много десятилетий с довоенных времён, ждали меня - малограмотного, да ещё и инфантильного, мужика. Ведь на всех заводах в конструкторских отделах сидели умные солидные инженеры с высшим образованием.

Приехав в командировку на Оренбургский завод РТИ, я был приятно удивлён: все пять конвейеров были оснащены моими поворотными стендами (высвобождено по заводу 20 человек). На всех конвейерах работали мои устройства для вставки клапанных коробок в горловину. « Как часы» работали три моих шестипозиционных станка для обработки седловины клапана, а также моя установка для опудривания масок. А ведь в конструкторском отделе у них сидело 50 человек.

Приехав в Москву на завод «Красный богатырь», где тоже были внедрены мои разработки, я был поражён огромным залом конструкторского отдела. На мой вопрос: «Сколько же у Вас конструкторов?», мне ответили: «200 человек, но у нас, понимаете, ещё заводской духовой оркестр числится, они тоже все проведены как конструкторы». У нас в провинции конструктора только чистили дороги, красили заборы, копали картошку. В то время ходила частушка, рождённая на головном предприятии «Резинотехника»:

Вот и веточки рубить
Наш отдел отправился,
Чтоб советский инженер
Ещё шире славился! (Веточки рубили на корм скоту).

Но вот духовой оркестр – это было что-то новенькое, смелое и новаторское в советской инженерии.

У нас, например (заявляю с полной ответственностью и могу доказать), если какой-нибудь творческий инженер год-два, а то и 5-10 лет ничего не внедрял, то все равно исправно получал зарплату и премии. Но стоило бы ему отказаться от поездки на картошку, он бы долго в отделе не продержался. И потому начальниками отделов чаще всего были не специалисты, а люди, безоговорочно выполняющие указания сверху. Например, начальник отдела В.Орлов (бывший до этого секретарём парткома), понимая, что сам он в конструкторском деле ноль, после долгих уговоров, сделал своим заместителем В.Тигина.

Последний на этой должности продержался до первой оказии. Как только Орлов ушёл в отпуск, Тигин на указание сверху послать двух человек на стройку, трёх – на прокладку трамвайной линии и т.д. , послал руководство подальше, причём без всяких дипломатических уловок. В конце дня его пригласил к себе в кабинет секретарь парткома, но беспартийный Тигин сказал, что ему нечего там делать, после чего был благополучно снят с занимаемой должности.

Против такой системы выступил однажды директор Тамбовского завода АРТИ Приматов. Когда ему дали разнарядку отправить на уборку 100 человек, он стал доказывать, что лишних людей у него на заводе нет, он только что провёл сокращение. Его вызвали в обком партии и так «вломили», несмотря на все его заслуги, да ещё пообещали отнять партбилет (а это автоматически лишало директорского кресла). Он обратился в родное министерство, где был на хорошем счету, но там добавили столько, что в итоге Приматов оказался на больничной койке с обширным инфарктом. Из больницы он уже не вышел, а было ему всего 46 лет. Я часто там был в командировках, и об этом мне рассказывал начальник ОМА Чернявский.

Так что конструкторские отделы были нужны на заводах, ведь с каландров или прессов много работников не снимешь. Подтверждением тому, что это были ниши для бездельников, служит то, что когда перестали посылать в колхозы (90-е годы) и начали считать денежки, из трёх отделов ОМА, ОПКО и конструкторского сделали один. Из 75 человек осталось 10. Я уверен, что на всех заводах отделы похудели так же. Для того, чтобы при посылке в колхозы не возникало отказов, давали обильные отгулы. Например, если ты пробыл в колхозе две недели, то почти столько же и отгуливаешь. За каждую субботу и воскресенье давали по два дня, т.е. за две недели – восемь рабочих дней отгула, а ещё больше поражала работа на складах овощной продукции. Там для разгрузки картофеля была организована работа в две смены – первая с 8-ми до 14 часов, вторая – с 14 до 18. Этой системой грех было не воспользоваться. Однажды нас с женой (копировщицей) послали на склад на субботу и воскресенье. Я должен был работать с утра, а она в вечерней смене. Чтобы не дёргать бабёнку, я работал с 8 до 18, т.е. в две смены оба дня и заработал 8 дней отгулов. Ни для кого не секрет, что за дежурство в народной дружине тоже давали отгул, пронесёшь портрет на демонстрации – отгул. Думаю, если бы отделы были действительно завалены работой, такой ситуации бы не существовало.

В той же статье, которую я упоминал, о соотношении количества инженеров в разных странах был приведён факт, что каждое пятое изобретение в мире было сделано в СССР. Цифры, конечно, от лукавого – ведь изобретения отличаются друг от друга, как, например, ушки у сапог для удобства натягивания (а это действительно считается изобретением) от изобретения двигателя внутреннего сгорания или двигателя переменного тока, которые определили весь ход развития промышленности, транспорта, культуры в двадцатом веке. Вы можете себе представить промышленность без электродвигателя переменного тока? Вы можете представить себе транспорт без двигателя внутреннего сгорания? Все, чего достигла цивилизация в двадцатом веке, стало возможным благодаря этим изобретениям. А теперь спросите любого – кому обязано человечество за этот взрыв развития? Уверен, 99% не знает, но зато знают (цитирую по газете) «у кого самая лучшая и соблазнительная задница в мире». Оказывается, у Кайли Миноуг – у неё она даже лучше, чем у Дженифер Лопес. А я-то, дурак, всю жизнь думал, что задница служит для завершения некоего физиологического процесса. Как сказал один поэт:

И тот же путь
Проходит по каналу пищи –
Бифштекс красавицы,
И корки нищей.

И уж если о «жопах» так подробно пишут английские газеты, то позвольте мне напомнить, что были такие мудрые мужики, как Николо Тесла и Этьен Ленуар. Им можно было бы поставить золотые памятники, если бы они сделали только по одному изобретению: двигатель переменного тока и двигатель внутреннего сгорания, а большое количество изобретений, сделанных у нас, это «лапша на уши».

Я немного знаком с американскими изобретениями в резинотехнической области. В 60-е годы ЦНТИ ежемесячно устраивал обзор-выставку периодической технической литературы западных стран. У нас на завод был принят на четверть ставки известный в то время реэмигрант Гудашев. Он приходил со мной на эти выставки и переводил то, что я просил. Американцы старались делать изобретения более ёмкими, с большим количеством пунктов, ведь с каждого запатентованного изобретения приходилось платить налог, да и оформляют его специалисты за приличные деньги. А у нас в то время гнались за количеством, налогов не платили, много было возможностей очки втирать. ВНИИШинмаш, например, помню, рапортовал о 20-ти сделанных за год изобретениях. Звучит, конечно, но для людей, хоть немного разбирающихся во всей этой кухне, понятно было, какая это лапша на уши. Как-то я спросил у Б.Миронова, который перешёл с нашего завода на ВНИИШинмаш, и там за несколько лет получил одиннадцать авторских свидетельств за изобретения, сколько он получал гонорар в среднем за каждое изобретение. Он прикинул и сказал, что выходит примерно по 14 рублей (дело-то было при развитом социализме). Я посчитал ради интереса, сколько бы мне должны были заплатить за одно изобретение «Устройство для стыковки невулканизованных резиновых изделий». Оказалось, в 230 раз больше, чем ему за одиннадцать.

Вообще, изобретений я мог бы оформить несколько десятков, если бы у нас на заводе был отдел патентоведения, как на ВНИИШинмаше, где сидели специалисты и делали то, что им положено. По инструкции составления заявок, автор должен был только составить графическую часть изобретения и участвовать в составлении формулы изобретения. Причём именно только участвовать, потому что саму формулу изобретения должны составлять специалисты. Они же составляют описание изделия, его работу, проверяют на патентную чистоту и пишут грамотную справку. Кто-то пишет техническое заключение, реферат и т.д. Всего получалось в среднем около 60-ти страниц типографского текста.

У нас на заводе всё приходилось делать самому, это отнимало много времени, а его было жаль. В БРИЗе же у нас были не специалисты, а статистики, которые считали, сколько рацпредложений сделал тот или иной цех. Как-то я просмотрел пачку таких «рацпредложений» и не нашёл ни одного рацпредложения среди них.

В стране Советов решили, что не должно быть богатых, поэтому за любое изобретение или открытие (даже, если бы это был двигатель внутреннего сгорания) максимальная сумма составляла 20000 рублей (их на чёрном рынке можно было обменять на 3,5-4 тысячи долларов). Так что не должно было быть, и не было у нас Биллов Гейтсов и Эдисонов со своими фирмами, экспериментальной и материальной базами, которые позволяли бы им двигаться дальше. Ведь Эдисон все деньги тратил на разработку и внедрение своих новых изобретений. Он писал в конце жизни,что на себя тратил сумму, примерно соответствующую зарплате кондуктора железнодорожного поезда. Что бы наша страна потеряла, если бы у нас были богатые Гейтсы и Эдисоны? Но в стране Советов все должны быть равны! Но самое губительное для этого строя, заложившего зерно его стагнации и краха, было решение о том, что в стране не должно быть богатых.

Этим и руководствовались те, кто устанавливал гонорары за рацпредложения и изобретения. Возьмём отвлечённый пример: конструктор разработал станок, довёл его до кондиции, внедрил в производство, на что ушло в десятки раз больше сил, ума и упорства, чем на чертежи. Станок заработал, высвободил 10 человек и проработал больше 25-ти лет. Что получает энтузиаст-автор станка: берётся голый оклад этих 10-ти рабочих за год работы, из него вычитается амортизационная стоимость станка и т.д. От оставшейся суммы он получает определённый незначительный процент, если оформит станок изобретением. Сумма бывает побольше, но только за один год (так было до 87-го года), а станок мог работать 25 лет. Но это не главное ущемление прав изобретателя. Главное – схема расчёта экономического эффекта. Во-первых, голый оклад никто не получает, значит при расчёте должны учитываться и премиальные. Дальше – по подсчётам экономистов наш советский человек 70% зарплаты получал через социальные программы: бесплатное лечение, обучение, бесплатное получение жилья и т.д. Умножить эту сумму на 25 лет (столько проработал станок), не забыв при этом учесть, что эти 190 работников за 25 лет выработали бы себе пенсионный стаж и могли бы после ухода ещё лет 10-20 получать пенсию. При таком расчёте сумма экономического эффекта получается в сотни раз больше. Наверно, разумно было бы платить от этой суммы, допустим, 2% изобретателю и 1% рационализатору в течение всего времени, пока работает станок. Это было бы справедливо по отношению к энтузиастам и выгодно государству. И главное, стимулировалась бы деятельность КО.


Однако, приведенная схема не исчерпывала инструменты государства в борьбе с обогащением конструкторов. Применялся ещё один метод: чем больше экономический эффект, тем меньше процент, положенный к выплате изобретателю. Мне, например, за стыковочные станки заплатили не как за изобретение, а как за рацпредложение. Выплата составила (положение 1987 года) 0,5% от годового экономического эффекта - 1090 рублей. То есть в итоге я получил 0,8% от годового экономического эффекта, рассчитанного наиболее выгодным для государства путём. А станки работают не год и не 10 лет, а уже 20 лет. Хотел бы я посмотреть, как размножившиеся певцы и певички строили бы свои особняки и покупали бы квартиры в элитных районах США, если бы получали гонорар в размере 0,8% от стоимости проданных билетов, предварительно очищенной от реальных и нереальных накладных расходов. И разделённый ещё на 20. 0,8% я получал за один год, а за остальные 19 лет я уже ничего не получал.

Приведу ещё два характерных случая. У нас на заводе изготавливалась деталь в виде колпачка, обозначалась она 2-18 и шла на комплектацию изолирующих средств защиты. Эта деталь должна была проверяться на герметичность. С предприятия, где использовалась эта деталь при комплекте в сборке, прислали такое приспособление. Оно состояло из байонетного затвора, куда подводился сжатый воздух. Надо было каждую деталь зажать в этот затвор, подать воздух, а затем опустить в ёмкость с водой. По пузырькам определялось – герметична деталь или нет. После проверки изделие надо было тщательно высушить. Технорук второго цеха, где изготавливалась эта деталь, Розов, подсчитал, что для проверки всей программы этим приспособлением требуется 10 работниц и, главное, 10 рабочих мест. А на участке мы впоследствии с трудом смогли найти одно рабочее место, настолько плотно всё было забито. По этим причинам деталь посылали без проверки, а предприятие, использующее эту деталь, естественно, ставило её в свои изделия и отсылало заказчику. И когда этот заказчик забраковал две партии комплектов по причине негерметичности изделий «2-18», изготовитель предъявил нам неустойку в размере стоимости этих двух партий. Нашему заводу пришлось заплатить два самых крупных штрафа за свою историю – 120 и 170 тысяч советских рублей. Суммы, по тем временам, огромные. Мы тогда лишились квартальных премий.

С просьбой решения проблемы ко мне обратился технорук цеха Розов. Я сделал сначала пятиместный, а потом десятиместный прибор довольно оригинальной конструкции (он впоследствии был опубликован в журнале). В нём для проверки тоже применялись пузырьки в воде, но деталь оставалась сухой – ручной труд на зажатие изделий исключался, а, главное, производительность была такой, что вся программа проверялась одной работницей за 2 часа. После того, как прибор заработал, и проблема была решена, мне отказали в оплате.

Начальник 2-го цеха Малышев сказал: «Мы на том, присланном, приборе не работали и производительность не знаем, так что сравнивать не с чем». Я тогда взял у заводского юриста всю переписку по этим штрафам. Запомнилась в ней наивно-трогательная фраза Волковича, тогда зам.директора завода: «Товарищи, нельзя же брать такие огромные штрафы, вы ставите в трудное положение большой коллектив завода» (мне в связи с этим вспомнился бравый солдат Швейк. Когда начался обстрел их позиций, он сказал: «Господи, что они сюда стреляют, ведь здесь же люди!»). Принёс я эту переписку в отдел труда и зарплаты. Они велели 2-му цеху провести контрольные замеры производительности обоих приспособлений. Но Малышев отказался. В результате я получил 10 рублей.

И ещё коротко. Мной был разработан 12-типозиционный автомат для проверки клапанных коробок ШМ-66 на герметичность и сопротивляемость выдоху. Его изготовили, поставили во 2-й цех, я его довёл до кондиции, и он начал работать. Маски стали монтировать с уже проверенными коробками, но гора масок, забракованных по сопротивлению, всё равно росла. Дело в том, что работницы ОТК на этой операции перестраховались, и годные маски с «подозрительным» сопротивлением откладывали в брак. Я договорился с военпредами, и стал относить весь этот «брак» в военную приёмку на перепроверку. Ни одной бракованной маски не оказалось. Так и должно было быть – они были проверены на автомате этой системы проверки. Но когда я сказал начальнику цеха Малышеву, что в результате таких проверок они выбрасывают в брак ежедневно тысячи годных клапанов, он дословно ответил мне следующее: «А мне х… с ним! Если я забракую 1000 клапанов, мне 3-й цех пришлёт дополнительно ещё 1000, забракую 2000 – пришлют 2000. Мне главное, чтобы военпреды не возвращали партии. Ты вот что, давай работницу с автомата отпускай на конвейер – у меня не хватает работниц». От этого внедрение автомата теряло смысл.

Я на нём поставил крест, и никто не снял с меня премию и даже не спросил, почему я его выбрасываю. Ведь выбрасывание изготовленных и не внедрённых станков было обычным явлением в нашей работе.

Эти два случая, по-моему, достаточно наглядно показывают, что при такой системе, сколько бы ты ни вкладывал в свою работу, какой бы эффект от неё ни был, ты будешь получать мизерное вознаграждение, и ту же зарплату и те же премиальные, что и бездельники, «работающие» в отделе, которые вообще ничего не пытались сделать и не делали. А то был ещё такой конструктор, который месяцами что-то чертил и никто не знал, что он чертит. Он не только в конце дня тщательно заклеивал газетами своё творение, но и делал это, уходя на обед. Когда я однажды спросил у его непосредственного начальника: «У тебя что, Л…… скоростной истребитель, что ли, изобретает?» тот только улыбнулся и пожал плечами.

Конечно, моральное удовлетворение было, когда я получал известие, что в Саранске или Лисичанске работают мои шестипозиционные станки. И мне было неприятно, когда я узнал, что на Тамбовском АРТИ мой станок стоит и пылится несколько лет. И поэтому, когда мне прислал письмо из Оренбурга бригадир слесарей Самыкин ( занимавшийся изготовлением и внедрением моих станков; я встречался с ним в Оренбурге, и он приезжал ко мне в Ярославль на консультацию), в котором сообщал, что все три моих станка заработали как часы, я ему не только послал благодарность, но и премию, потому что прекрасно знаю, сколько труда, настырности и мастерства требуется для того, чтобы внедрить в производство довольно сложные самодельные станки. К сожалению, среди моих начальников таких знающих людей не было. А ведь именно за этот «труд внедрения» разработчики нового закона об изобретениях и хотели платить в два раза больше, чем самому изобретателю.

У меня были ещё крупные работы, например, «Реконструкция и внедрение поточной линии вырубки фигурных заготовок» для лицевых частей противогазов, но этот текст занимает несколько страниц. Поэтому приводить его здесь не буду. Скажу только, для запуска и внедрения пришлось поработать не только конструктором и слесарем, но и технологом и кроме того кое-что купить на личные деньги. Проработала линия 14 лет и за это мне не заплатили ни копейки.

В начале 90-х годов, сначала в Верховном Совете, а потом в Государственной Думе долго обсуждался закон о вознаграждении за изобретения, где предлагалось платить за изобретения 45% от годового экономического эффекта, причём из них автору изобретения 15%, а 30% -тем, кто внедрил его. Я не знаю, кто готовил этот закон, но я уверен – это были специалисты, хорошо знакомые с положением дел в этой области.

Ну а теперь я ещё раз попробую объяснить, что такое внедрить изобретение в производство на примере стыковочных станков. Если бы я только разработал чертежи и отдал их в экспериментальную мастерскую, они лежали бы там до сих пор. Мастерская была за территорией завода и к тому времени состояла из одного слесаря и одного токаря. Там не было ни мастера, ни бригадира. И если бы я не проталкивал изготовление станков, выполняя при этом роль и мастера, и снабженца, и слесаря-наладчика, на этом бы всё и закончилось. Мне надо было искать на территории завода трубы нужного диаметра, листовую сталь определённой толщины, швеллеры, манжетки и т.д. Всё это нужно было собрать в кучу, выписать пропуск и вывести с завода.

Пневмооборудование для этого станка приходилось добывать на Полимермаше по знакомству за традиционные бутылки, т.к. у нас на заводе такие клапаны, дроссели и воздухораспределители попросту в то время не применялись. Лабораторный автотрансформатор (ЛАТР), трансформатор и другое электрооборудование, я вначале заказал у нашего главного энергетика и мне всё обещали достать. Но, когда опытный станок был почти готов, я понял – всё мне придётся доставать самому. Трансформатор я принёс с асбестового завода. ЛАТР пришлось покупать на Полимермаше, причём за бутылку мне только посодействовали, позвонили в отдел снабжения и попросили продать мне ЛАТР. После этого я написал заявление и ходил собирал подписи сначала на Полимермаше, вплоть до замдиректора, потом у нас на заводе, чтобы выдали мне чековую книжку для оплаты ЛАТРа. В общем, было столько беготни и хлопот, которые мне поперёк горла.. лучше бы я целый день кувалдой лупил. Латунные трубы для пневмосистемы мне тоже пришлось тащить со склада на Полимермаше, правда, тут без хлопот, т.к. зам.директора с кем-то договорился напрямую. Всё, что мне пришлось сделать из того, что не входило в мои обязанности, перечислять можно долго, поэтому остановлюсь на зажимах. Это, пожалуй, самое ответственное и сложное в станках. Я их долго переделывал, добавляя то режущие кромки, то пружинную проволоку по периметру отверстия и т.д.

Поэтому в формуле изобретения они защищены несколькими пунктами. Кроме конструкции я разработал технологию изготовления. По моей технологии для изготовления зажимов требовалось в стальной болванке толщиной 54 мм вырезать точно и аккуратно отверстие сложной конфигурации. А сделать это можно только струной на эрозионном станке. Совсем незадолго до этого я впервые прочитал о таких станках в специальной литературе. Для начала я попытался сделать это на Полимермаше , но там в то время таких станков ещё не было. Они предложили прожечь специальным графитовым электродом это отверстие за большую сумму, но не гарантировали качество. Пришлось отказаться. После этого договорился с заводом дизельной аппаратуры. Там такие станки были. Сходив туда, я выяснил, что они не были оснащены компьютером, т.е. работали по шаблонам, что не гарантировало качество. Но сделать первые зажимы нужно было хорошо, иначе бы вся затея провалилась. После этого я побывал на Моторном заводе. Там мне сказали, что режут только сверхтвёрдые сплавы по прямой линии. Но сообщили, что на опытном заводе ПТНИИ есть такие станки, которые работают по программе, составленной на компьютере. С большим трудом, но всё-таки я туда попал, и первая проба оказалась брачной. Мне объяснили это тем, что рядом проходит линия высоковольтной передачи, и это сбивает программу. После этого я ходил ещё на один завод – «Тормозной», но там вырезка отверстия могла быть выполнена только по официальному заказу. А это означало многомесячные затяжки и астрономическую сумму оплаты с заводскими накрутками, т.е. невозможное. В конце концов, я познакомился с работником «Красного маяка», а тот свёл с тем, кто смог мне «по левой» вырезать это отверстие за мои личные деньги. Это было только начало работы по изготовлению зажимов, которую мне пришлось выполнять самому, т.к. технологию изготовления мне пришлось продумывать и уточнять в ходе работы. Это мог сделать только, выражаясь языком рекламы, конструктор и слесарь «в одном флаконе». Для того, чтобы понятней было, что это за работа, приведу пример.

Через несколько лет на ГАЗе было заказано два зажима, сумма оплаты за них равнялась моей зарплате за 7 лет, а выполнены они в итоге были плохо и в производстве не применялись. Если бы я сам не изготовил зажимы, никто бы мне не дал такую огромную сумму на опытные работы, и никакого опытного станка бы не было. Но вот, с большим трудом, опытный станок собран, но, как известно, настоящая работа конструктора начинается после изготовления станка и нажатия пусковой кнопки: то обрезки уплотнителей после прохождения ножей вместо того, чтобы падать разворачиваются и остаются на месте – приходится всю конструкцию переделывать. То приходится искать угол установки ножей, т.к. если установить их по ходу среза, то при обратном ходе ножей, задираются срезанные и разжиженные кромки. В результате стыковка не получается. Кроме того, надо подобрать силу тока при предварительном подогреве ножей и силу тока в момент реза заготовки (по технологии она должна меняться). То по ошибке, даже во время испытания нажмёшь не ту кнопку пневматического пуска – создаётся аварийная ситуация. В цех так отправлять нельзя. Приходится придумывать какую-то пневматическую блокировку, которой нет в технической литературе. Станок в целом доведён. Мне в мастерскую привозят несколько противней заготовок. Я их стыкую. Результат положительный и станок отправляется в цех, где ставится в дальний угол и там пылится. А дальше что – цех живёт напряжённой жизнью, у каждого своя работа, свой план. Рабочих не хватает, осваивать станок некому. Да и вообще, всем «до лампочки».

Я уверен, если бы я на этом остановился, потратив столько сил и времени, первый опытный станок так бы и остался пылиться в углу. На этом бы всё и закончилось. Поэтому я прошу дать мне работницу, т.к. на станке можно работать только вдвоём. Мне её, разумеется, не дают – лишних нет. Тогда в помощники я привожу своего сына, который тогда учился на вечернем отделении «Политеха» и работал слесарем в экспериментальной мастерской. По сути, я не имел права этого делать, т.к. цех вредный, а ему было 18 лет. Начали стыковать, набираться опыта, а он был нужен, потому что в первые годы работы при всех неполадках и недоразумениях вызывали меня. Опытные партии мы состыковали сыном и их смонтировали на ГАЗе, где в результате дали положительное заключение. А дальше начальник цеха говорит: «Стыкуй, я тебе платить буду», и действительно - начал платить. Но вот цеховые-то рабочие мне только, как говорится, «клюв не чистили». А уж материли от души. Дело в том, что у каждой бригады была своя тележка, и никто своё отдавать не хотел, а везти заготовки четырёхметровой длины в поддонах через весь цех, заставленный оборудованием, тяжело и трудно. Другой раз, привезёшь несколько поддонов, и сил больше нет. Был даже такой случай. Когда я в очередной раз пожаловался начальнику цеха, что не могу больше так работать, т.е. на проблему подвозки заготовок к станку из-за того, что никто не даёт тележку, он сказал: «Это ерунда, пойдём со мной». Мы спустились в цех, он подвёз тележку к помещению, где выпускали заготовки. Пока мы выносили поддон с заготовками, тележка исчезла. Пришлось заготовки вернуть. Пошёл опять в цех, привёз опять тележку, стали выносить заготовки снова, тележка опять исчезла. И только с третьего раза мы смогли отвезти поддоны. Но вот на опытные партии дано положительное заключение. На основе опытного станка с учётом всех недостатков, я разрабатываю новые чертежи. По ним заказывают два станка у одного из появившихся в то время кооперативов. При изготовлении станков в этом кооперативе мне пришлось вести не только авторский надзор, но и засучивать рукава и многое делать самому, например, полностью собирать пневмосистему, и делать многое другое. Главное, я быстро понял, что зажимы эти кооператоры изготовить не смогут, и мне опять пришлось ими заниматься самому (причём, на заготовки кооператив деньги дал). Иначе бы вся идея «повисла в воздухе». Позднее цехом была проведена большая работа по освоению и внедрению станков, в частности, участок выпуска заготовок был переведён непосредственно к станкам, что исключило трудоёмкую и неудобную транспортировку заготовок через весь цех. Переделаны были подъездные пути к вулканизационным котлам и т.д.

Мною была разработана новая, более мощная конструкция станков, и всего их было изготовлено 8 штук. Причём 4 станка на ГАЗе. В виду того, что зажимы работали в тяжёлых условиях, в режиме постоянного схлапывания с усилием 700 кг, их хватало на несколько сотен тысяч срабатываний, т.е. на год-полтора. Все эти годы зажимы изготавливал я по трудовому соглашению за смешную сумму; до 1998 года за 2000 рублей, а после – за 5000 рублей. Причём, почти все эти деньги мне нужны были для оплаты за вырезку отверстий в заготовках. Для сравнения: как я уже говорил, за два зажима ГАЗу выплатили сумму равную моей зарплате за 7 лет. А позднее, когда новое начальство отказалось от моих услуг, зажимы были заказаны в ИФО, которое запросило 159000 рублей за два зажима, а после торга согласились сделать за 78000. И сделали так, что их переделывали шесть раз в течение полугода прежде, чем зажимы принял цех.

Следует отметить, что экономический эффект от внедрения станков (официальный расчёт 1989 года) составил 422000 советских рублей, т.е. был равен моей зарплате за 200 лет. А я только для того, чтобы внедрить в производство стыковочные станки, три комплекта изготовил бесплатно, а около 15 комплектов – за чисто символическую цену.

Главным во внедрении станков был не экономический эффект, а возможность изготавливать уплотнители из новой резины (61-90), которая не стыковалась существующим ручным способом, несмотря на работу, проделанную в течение года по техническому заданию по заводу №50 от 18.02.1988 (копия задания имеется). Завод в тяжёлый для него период лишился бы значительного заказа, а для 3-го цеха на тот момент это значило бы потерять до 70% его объёма. Расчёт вознаграждения за эту работу мне произвели только в конце 93-го года, когда это были уже не деньги, а весенний снег.

Но главная моя обида в том, что я в те годы долго и безуспешно хлопотал об улучшении моих жилищных условий. Мы жили в квартире, которую выделил моей матери Горисполком взамен той, из которой нас выселили после расстрела отца. В квартире жили я с женой, также работающей на нашем заводе, дочка, и сын с женой. Пять человек на площади 27м2. Я к тому времени отработал на заводе 40 лет, а жена 20 с лишним. Но я хлопотал, если так можно выразиться, по-культурному. Приходил на приём к директору, он мне говорил: «Ничего нет, Альберт Николаевич», и я, поговорив минут пять, отправлялся восвояси. И так из раза в раз, из года в год.

Можно бы много привести примеров, но я только о том, что было на моих глазах, пока я добивался улучшения жилищных условий. Было начало 90-х годов. Наш отдел ОПКО каждый год сокращался (заказы на военную продукцию, которую мы курировали, уменьшались). Вдруг, совершенно непонятно почему, в отдел приняли девушку. Я даже поинтересовался у неё, как она к нам попала. Потом я узнал, что мужа её тоже устроили на завод дежурным по подстанции. Обычно там работали девушки после недельной подготовки. Им сразу, в обход всех очередей, где стояли по десяткам лет кадровые рабочие, дали двухкомнатную квартиру. А жили они тоже в двухкомнатной квартире, только не впятером, как мы, а вчетвером. Вскоре ту девушку или сократили, или она сама уволилась, а ее мужа попробовали на должность начальника электроцеха и уволили, как не справившегося с обязанностями.

Эта распределительная система не только в принципе не может быть справедливой, но и даёт большие возможности для махинаций. Когда я при очередном посещении спросил у директора: «Почему мне ничего нельзя сделать, а фактически посторонние люди получают у нас квартиру?». Он буквально взорвался возмущением и грозно предупредил меня, чтобы я этот вопрос больше не поднимал, а вскоре был арестован зам.директора по быту. Целый год он провёл в следственном изоляторе. Оказывается, он продавал заводские комнаты. Это было доказано. Без участия директора это мог делать только фокусник.

Деньги, и только деньги. На деньги должны покупаться квартиры, машины, путёвки, питание и т.д. Когда-то давно-давно люди изобрели монеты – это и обеспечило разделение труда и дало толчок цивилизации, а предложенный Джоном Ло бумажный эквивалент, раскрутил промышленность и экономику. Зачем же надо было вводить большевикам распределиловку, которая, как началась в 18-м году, когда чекистам давали на пару кусков сахара и пару вобл больше, так и пошло. Вот пример большевистской распределиловки. Всем известно, что в начале 30-х годов в связи с коллективизацией в деревне, на СССР обрушился жестокий голод. Люди умирали миллионами! Хотя умирали и в России, и на Кубани, и в Казахстане, но сейчас Ющенко пытается доказать в ООН, что это был геноцид украинского народа со стороны России. Там тогда погибло от голода около четырёх миллионов человек.

А вот воспоминания об этом времени снохи Каменева Галины Сергеевны Кравченко о кремлёвском спецпитании. «Обеды были на двоих – на Льва Борисовича и Ольгу Давыдовну, но девять человек бывали сыты этими обедами. Я ездила за ними на машине Льва Борисовича… К обедам всегда давали полкило масла и полкило чёрной икры. Зернистой. Вместе с обедом или вместо него можно было взять так называемый «сухой паёк» - гастрономию, сладости, спиртное. Вот такие рыбины! Чудные отбивные. Всё, что хотите. Если нужно больше продуктов – всегда можно заказать».

Впечатляет!? Эту распределительную систему в великий мор довела до такого абсурда партия – ум, честь и совесть нашей эпохи.

Но я вообще-то не о кремлёвском спецпитании, спецбольнице, спецотдыхе, а о нашей житейской распределиловке. Пару примеров. У нас при парткоме была такая должность – заведующая несуществующим парткабинетом. Не знаю, какую лепту эта заведующая виртуальным кабинетом вносила в мировое коммунистическое движение, но путёвки на курорт она получала ежегодно.

Из наших конструкторских отделов на курорты ездила только одна женщина, тоже каждый год. И не потому, что она была хорошим конструктором, скорее наоборот, но она была каким-то общественным казначеем в завкоме и часто сидела там, а не в отделе. Многие наши «канцелярские крысы» тоже бы не прочь съездить, да и я неоднократно подавал заявления, но мне вежливо объясняли, что путёвки в первую очередь выдают тем, у кого тяжёлые условия труда. Всё правильно – не поспоришь! И так все 40 лет. Между прочим, эта распределиловка нарушала основной лозунг большевиков: «От каждого – по способности, каждому – по труду». Правда он был временным потому, что в коммунистическом обществе, которое мы вот-вот должны были построить, должен был быть воплощён уже другой: «От каждого по способности – каждому по потребности».

Правда, тут как-то не учли, что потребности человека немного отличаются от потребности морской свинки, и наши товарищи Абрамович и К0 доказали это. Трудно представить себе, что миллионы членов партии, психически здоровых людей могли в этот лозунг верить. Они - что? Не были знакомы с женой известного рыбака, о которой рассказывал Александр Сергеевич?

Распределиловка касалась не только материальных благ, но и распределения орденов и званий. Особенно это расцвело во времена Хрущёва и Брежнева, может быть, для того, чтобы как-то оправдать свои «иконостасы». При всём моём отрицательном отношении к Сталину, я заметил, что он правильно оценил вклад в победу над Германией своих двух верных товарищей Ворошилова и Будённого, и ни тому, ни другому не дал по Золотой Звезде Героя. А вот Хрущёв и Брежнев расщедрились, и Будённый получил аж трижды Героя Советского Союза в 58, в 63 и в 68-м годах, а товарища Ворошилова обидели – дали Героя только дважды в 56 и в 68-м, но добавили Героя социалистического труда.

Кстати, вначале для вручения Героя социалистического труда подготавливали фиктивное огромное перевыполнение плана, как у Стаханова, или ещё что-то придумывали, а потом это делалось уже намного проще. На Главк дают одно звание Героя социалистического труда. Главк предлагает это одному заводу, тот отказывается, считая, что у них нет достойного кандидата. Отказываются второй-пятый завод, но вот один завод соглашается. Наш РТИ. Ему диктуют условия: кандидат должен быть средних лет, член партии, активный общественник, иметь хотя бы один орден и т.д.

У нас на заводе было две кандидатуры – прессовщик и бригадир участка клейки клапанов. При обсуждении прессовщика забраковали, что-то у него не ладно было с поведением. Кандидатура бригадира подошла по всем параметрам: орден есть, член партии, общественница. Перевыполнение плана, правда, на этом участке не выделишься, потому что тут, как и на конвейерах, потогонная система достигла предела.

Получив звание Героя, она, по-моему, пару раз съездила за границу с какими-то делегациями. Помню, мне она рассказывала с большим восторгом о жизни в Финляндии.

Вроде всё правильно: рабочих надо выдвигать, чтобы они знали, что могут честным трудом добиться элитного положения в обществе, что их труд уважают и ценят. Но! На участке работало человек 20, а поскольку я на этом участке был своим человеком (месяцами внедрял два станка для обработки седловины клапана КО-3, 12 устройств для промазки лапок клеем, устройство для нанесения штампа на клапан и ещё один автоматик для нанесения штампа на коробки с мембранами, да и потом несколько лет был там за дежурного слесаря, пока не передали всё хорошему слесарю) в доверительной беседе мне работницы сетовали: «Как же так. Мы вместе с ней также работали, а теперь она ездит по заграницам, а мы тут в духоте, в шуме работаем. Несправедливо!». Особенно был недоволен слесарь. Он мне ещё до этого говорил: «На западе специалист, налаживающий, настраивающий станки и инструмент получает в четыре раза больше, чем простые исполнители» (не знаю, где это он прочитал, я передаю его слова). А тут простую, по его определению, исполнительницу вознесли до неба, а он, такой специалист, как оплёванный.

Я не думаю, что эта распределительная система фактически по жребию, назначавшая Героев, имела положительные результаты. Остальные 19 человек чувствовали себя обиженными. И главное она (распределиловка) опять-таки нарушала основной постулат: «от каждого по способности, каждому – по труду». Получалось не по труду, а по жребию. Ведь трудились-то все одинаково хорошо. На таких участках и конвейерах потогонная система была на пределе. Если в ОМА можно было годами ничего не делать (несу полную ответственность за свои слова), то здесь нельзя было отвлечься на несколько минут. А если ордена и Героя давали для возвеличивания рабочего человека, то, извините, я что - не рабочий? Если не считать два года с кнутом, то всё равно с 14 лет, имея 4 класса образования, проработал 16 лет слесарем. И если бы я продолжал и дальше работать, например, прессовщиком, клейщиком клапанов и выполнял по полторы нормы, то, очевидно, был бы передовиком производства, мне бы давали ордена, путёвки, а может и рассматривали бы мою кандидатуру на присвоение звания Героя труда, но я избрал другой путь, потруднее. И благодаря этому на том же участке клейки клапанов принёс пользы больше, чем Герой социалистического труда не в 5 и не в 10 раз, а учитывая мои внедрённые разработки и изобретения не только на этом участке и их использование в отрасли, в сотню раз больше.

Но никто никогда не заикался: может ,подбросим мужику какой-нибудь орденишко – старается. Но этого не было, и правильно: беспартийный, не общественник, критиканством строя занимается. Да уже и не рабочий, а из этой иждивенческой прослойки, но тут извините, не совсем так. Всё, что я внедрил и довёл до кондиции, до рабочего состояния- все было сделано своими «слесарскими» руками. Иначе у нас было очень трудно что-либо запустить. Поэтому и все разработки и изобретения, внедрённые на заводе за 40 лет, имеющие отраслевое значение, были моими. Правда, несколько рацпредложений внедрил А.Кузнецов и тоже только потому, что засучивал рукава, когда нужно было, и работал в мастерской или в цеху. Так что орденов не дали, но однажды я оказался в центре внимания. Руководитель сектора электриков устроил к себе приятеля, хотя у него совершенно без дела сидели две девушки (в то время был такой анекдот- в двух конструкторских отделах для поднятия дисциплины у входов поставили львов, чтобы они съедали тех, кто опаздывал на работу; но в этих конструкторских отделах с дисциплиной был порядок. Льву хочется жрать, а никто не опаздывает. И когда ему стало совсем невмоготу, он сожрал уборщицу. Прошёл день-другой, никто мусор не убирает, грязь. Расследование показало, что уборщицу съел лев. Его повели в суд. По дороге ему встретился коллега из другого отдела и спросил: «За что тебя?». «Да вот съел неграмотную уборщицу – думал, не заметят». «Ну, ты, браток, и дурак. Нашёл, кого есть. Я вот четвёртого конструктора доедаю, и никто не замечает их отсутствия»).

Так вот этот новый молодой товарищ «проработал» в отделе пару лет и всё время у него на кульмане висел один и тот же лист, т.е. он ничего не делал. Когда я ему об этом сказал – он мне пообещал устроить… Как-то мы на работу пришли втроём с коллегами, опоздав примерно на 5 минут, но этот комсомольский «обормот» разглядел только меня, сходил в «Комсомольский прожектор» (был тогда такой) и на другой день у главного входа на заводе висел большой плакат, написанный чёрными буквами: «Позор нарушителю трудовой дисциплины Денисову А.Н.».

В конце 80-х начале 90-х годов, когда я уже приближался по возрасту к 60-ти годам, и когда «козе было понятно», что пользы от меня было больше на моём рабочем месте, никто не разу не освободил меня от чистки улиц, окраски заборов, а уж работа в колхозе – это святое. На стройку тогда посылали в посёлок завода «Резинотехники». Однажды на стройке жилого дома местный бригадир вручил мне лом, показал, где долбить в железобетонном перекрытии, сочувственно посмотрел на меня и спросил:
«Пьёшь?!» «Почему Вы так думаете?». «Да ведь вроде интеллигентный, в очках. Да и возраст такой. За что же тебя послали на стройку? Обычно молодых посылают».

Переубеждать его я не стал. За весь день я продолбил в железобетонных перекрытиях два пролома для газовых стояков (на всех этажах для этого были готовые аккуратные отверстия, а на двух этажах их почему-то не было. Перепутали, наверное, плиты). В конце работы бригадир похвалил меня за хорошую работу. Не знаю, что это было: действительно оценка моих раздолбанных дыр или просто хотел морально поддержать опустившегося «алкоголика».

В конце тридцатых годов Лев Троцкий, незадолго до своего знакомства с альпинистским инструментом, написал интересную книжку «Преданная Революция». В ней не надо было вылавливать в замутнённых фразах 14-ти тысяч предсказаний Нострадамуса, где всегда найдёшь то, что нужно и останется только подтянуть их за уши к современным событиям. Там чётко и ясно предполагалось то, что у нас случилось в начале 90-х годов. Я прочитал её почти 20 лет назад и, разумеется, запомнил только основное. Передаю своими словами, по памяти, но за смысл ручаюсь: «Если правительство назначило государственные цены на все товары, то это значит оно поставило крест на экономике. Если государство закрылось ото всего мира, то оно должно будет в одиночку перегнать весь мир в науке, в промышленности, в производительности труда и т.д., а если этого не произойдёт, оно обратно должно будет вернуться к капитализму, к рынку. И в этом случае – при разгосударствлении богатств страны, основная часть всего будет захвачена политическими бюрократами и капитанами (так у Троцкого) промышленности». Остаётся только добавить - и их братьями по крови, каким-то образом примкнувшими к ним. Всё так и получилось.


Я уже писал, что, придя на ТЭЦ работать, очень внимательно слушал тех людей, которые значительную часть жизни прожили и проработали при царе-батюшке, но я так и не мог понять, хорошо или плохо им было тогда. Товарищ Ворошилов в своих мемуарах хвастался, что молодым парнем на Луганском ПСЗ зарабатывал больше 100 рублей в месяц. Огромные деньги. И сейчас, если бы какой-нибудь любопытный пацан 15-16 лет начал меня расспрашивать, как мы жили тогда, в 50-х, хорошо или плохо, я бы не смог внятно и чётко ответить.

Как-то мы с приятелем молодости проходили по Кировской улице (2007г.) мимо бывшего ресторана «Волга». Он начал возмущаться: «Надо же, такое помещение продали москвичам. Это был лучший ресторан. Я так любил в нём бывать. Благоприятная обстановка, высоченные потолки и в то же время очень уютно». Я тоже бывал, разумеется, в Советское время. И даже с женой заходили. Не часто, но заходили. На всю жизнь осталось воспоминание, связанное с этим рестораном.

На два дня соревнований первенства области по конькам нам давали талоны на питание в этом ресторане (завтрак, обед и ужин по 8, 9 и 8 рублей, соответственно). За два дня выходило по 50 рублей. В то время (середина пятидесятых) это были большие деньги даже для ресторана, где, кстати, цены были немного выше, чем в столовых. Мы, спортсмены (человек 30) талоны объединили и после соревнований (кто-то занимался, естественно, организацией всего этого) всё уже было готово: сдвинутые столы, белые скатерти, уставленные закусками и вином, светло, весело, музыка, а главное -молодость – ни стенокардии, ни давления, и совсем не болит печень. Я помню, завернул вилку в длинный свиток своего опуса и встав после первой рюмки (все уже ждали) отпустил вилку и она развернула рулон с моими, извините, «стихами». И начал:

Аллах, вдохни в моих друзей терпенье,
Я им прочту моё стихотворенье!
И так поторопись, Аллах, я начинаю,
Я чувству одному сию поэму посвящаю.
Она вся про любовь, хотя не о Джульетте,
Конец её трагичный
и т.д.

Ну, как скажешь, что жили плохо. Такое яркое пятно, оно как-то затушёвывало и мизерные зарплаты, и 5-7 человек, живущих в одной комнате. И, кстати, обращаясь к тем, кто сейчас видит причину убывания населения РФ в нищете, тяжёлых жилищных условиях, невозможности вырастить и выучить в таких условиях детей, хочу сказать, что ведь и тогда жилищные условия, и всё остальное было на порядок хуже, но детей рожали, растили, давали высшее образование. Причём высшее, как я заметил, получали те дети, у которых были отцы по брони, или по каким-то причинам не попавшие на фронт, или вернувшиеся с фронта. В нашем коридоре, как я писал, вернулся только один, Нюрин муж Василий, ему было всего 30 лет. Они после его возвращения добавили к двум дочкам ещё сына и всем дали высшее образование. Жили они впятером. Разумеется в одной комнате 20м2.


Два моих приятеля, которые жили и воспитывались в
одной комнате (семь человек).

А вот другая семья, где были два моих близких приятеля молодости. Жили в комнате семь человек: отец, мать, три брата, две сестры. Если кто не догадывается, могу сказать – дети спали на полу. Старший, Аркадий поступил в авиационное училище. Окончил его (технарь), начал службу лейтенантом в Московском военном округе. Однажды, несмотря на давление, настоял – не выпустил один самолёт на парад. Потом разобрались – самолёт действительно нельзя было выпускать. Ему вынес благодарность сам Василий Сталин (он мне показывал эту грамоту, подписанную Василием), потом поступил в Киевское высшее техническое авиационное училище. Другой брат, Мишка, уехал в Одесское мореходное училище. Младший брат (он был на много моложе старших) закончил мединститут и вскоре защитился, стал кандидатом наук. Сёстры тоже получили образование. Одна впоследствии работала директором техникума.

И ещё об одном парадоксе. Не знаю, как сейчас, а в 60-70-80-е годы рестораны работали до 11 или до 12 часов ночи, а в сороковые, начале пятидесятых, как ни странно, до утра. Во всяком случае, так было в 52-м году, когда мы, в составе шумной студенческой компании (в которую я попал, как Аркашин приятель), посетили один из ресторанов. Был ещё один студент из нашего дома, Юра Дусавицкий. Кстати, его отец был зам.главного инженера ТЭЦ. Он, очевидно, знал в своё время моего отца, и, не афишируя своё знакомство с сыном «врага народа», иногда в производственных закоулках останавливал меня и кое о чём расспрашивал.

Так вот тогда мы «гудели» до трёх часов утра, а потом, когда вышли на улицу, была такая тёплая летняя ночь, и нам было так весело, что мы отправились на Волгу купаться. После купания Аркаша долго пыхтел – никак не мог одеть на ногу носок. Пока не выяснили под общий смех, что товарищ ст.лейтенант пытается натянуть на ногу свой галстук.

Так что вот, как я объясню пацану, плохо было нам или хорошо в то время. Например, рестораны тогда были для всех. Я даже однажды побывал в московском «Славянском базаре», где в своё время бывали Чехов, Шаляпин и т.д. Помню фирменный квас с хреном, уха из стерляди с расстегаями, жаркое. А сейчас, может, от того, что начитался в газетах, как например пушистый мальчик Максим Галкин заплатил за лёгкий ужин, в котором Алла Пугачёва поковырялась вилкой, десять тысяч рублей, боюсь даже подходить близко к ресторанам. Ноги дрожат – а вдруг затащат. И тогда, во время этой прогулки мимо ресторана я подумал, что та «обратная» революция, которую предсказал мудрый Лейба Бронштейн (можно сказать последний большевик из Ленинской гвардии, не добитый Сталиным, но уже приговорённый), сделала нас людьми не то второго, не то третьего сорта. Во всяком случае, стало понятно, что с нашими зарплатами и пенсиями мы не в этот ресторан, ни в какой другой уже никогда не попадём. Об этом я сказал возмущённому приятелю – кстати Заслуженному деятелю культуры Российской Федерации. Он согласился. Вроде старались, работали, чего-то добивались, да и денег было подкоплено по 5-7 тысяч, советских, разумеется. И вдруг сразу, как в том гимне: «Кто был ничем, тот станет всем». Только наоборот.

Всё это произошло потому, что коммунист, член редколлегии самого одиозного советского журнала «Коммунист» тов. Е.Гайдар немного ошибся. Как сейчас помню его слова: «Если мы отпустим цены, ничего страшного не произойдёт. Они поднимутся в 2-3 раза, и всё встанет на свои места». Но умный (как сказал Ельцин) экономист немного ошибся – цены поднялись в две-три тысячи раз. Что и определило Великую социальную революцию. Все сразу стали нищими и «Народные артисты, и трубочисты».

Может мы в России, которую история выбрала для проведения социальных экспериментов, что-то неправильно поняли и сделали, но у нас и в тех странах, куда мы экспортировали социализм, результат был один и тот же: культ личности, репрессии, стагнация в экономике и производстве.

Что бы ждало Финляндию, если бы она не упёрлась в 39-40 годах? Нищета Карело-финской? А ведь в середине 90-х государственный бюджет крошечной Финляндии равнялся Российскому. Сравните ФРГ и ГДР, Северную и Южную Корею, Северный и Южный Вьетнам (в Южном до объединения жизнь была на порядок богаче). А огромный отрыв Тайваня от коммунистического Китая!! А ведь и там, и там живут китайцы. И то, что эти догмы тормозили Китай видно из того, как он неудержимо рвётся сейчас. За время реформ он увеличил свой ВВП в 11 раз, а мы уменьшили свой ВВП за время проведения реформ. Так что мы, и не только мы, но и США должны быть благодарны Мао Цзе Дуну за то, что он коммунистической удавкой почти три десятилетия сдерживал развитие Китая, а то бы Китай сейчас не только нам отрубил наш «атрофированный хвост» – дальний Восток, но и американцев бы за «пищик прихватил». Но это ещё будет.

И ещё об одной стороне этой «Обратной революции», когда пышным цветом расцвела демократия, где не последними были слова о правах человека. На наш завод пришёл новый хозяин. Я специально пишу- не владелец контрольного пакета акций, а хозяин. Новый директор, отставной офицер, ничего не смыслящий в производстве, с подачи своего хозяина на первом же собрании дал понять, что мы теперь бесправное быдло. «За второе опоздание на 5 минут – увольнение». На вопрос: «А если с транспортом случится какая-нибудь авария?», последовал ответ: «Меня это не касается». Главное показать, что хозяин крут. Дальше пошло, как по маслу: «Всем понизить оклады». Все, кроме одной, подписываются. «Всем написать заявление на отгул за свой счёт такого-то числа». Безропотно.

А мою персону даже как-то выделили. Мы обычно тянули жребий – кому когда идти в отпуск. И вот вскоре после того, как список, составленный согласно жребию, был послан в отдел кадров (он у новых хозяев назывался «отдел по работе с кадрами» с новым начальником, вооружённым бескомпромиссными указаниями Тонкова) оттуда пришло персональное указание Денисову дать отпуск не раньше, чем он отработает 11 месяцев, т.е. в декабре. Я 50 лет проработал на заводе, и никто никогда мне такого не говорил. Дело было в том, что если я отгуляю в июне, а в августе умру, то хозяин понесёт убытки, т.к. я недоработаю несколько месяцев за отпуск. Но, как я уже писал, у меня в цеху работает 5 стыковочных станков, которые в первый год дали экономический эффект равный моей зарплате за 200 лет, а работают уже 12 лет. Чтобы меня не обвинили в мошенничестве и в том, что я хотел обокрасть завод и Тонкова, я пишу заявление на имя директора завода, где беру социалистические обязательства не умирать в первые месяцы после отпуска, а если я их не выполню, то пусть какую-нибудь миллионную долю вычтут из упомянутого мной экономического эффекта.

Это не анекдот: директор сказал, что такого вопроса он решить не может, но может дать ход моему заявлению и переслать его генеральному директору объединения. Я отказался. Вдруг, и у него тоже нет чувства юмора. Хоть и генеральный. А вот что сказал мой зам.начальника. Передаю точные слова: «Альберт, почему ты так нескромно начал добиваться отпуска, с намёком на твои изобретения и экономический эффект? Написал бы, что ты больной и тебе надо ехать в Москву на консультацию». И это в то время, когда Думой был принят закон: отпуска давать вновь поступившим через 6 месяцев, а не через 11, как было. И я так нескромно думаю, что ему легче было пару слов за меня «вякнуть» в отделе кадров, чем придумывать мою болезнь и немощь, но вот так всех напугал грозный окрик хозяина, переданный через отставного офицера.

В дальнейшем, чтобы мне отпуск разрешили не в декабре, а в ноябре, я писал заявление и отсылал его начальнику отдела кадров головного предприятия. Она взяла на себя эту, без преувеличения, огромную ответственность, и разрешила. Я был восхищён бесстрашной женщиной, но потом её отвага объяснилась – она была родной сестрой Тонкова.

До чего же в нас за 70 лет вросла эта покорность, рабство, и не только в рядовых коммунистического строительства. Я помню большую развёрнутую фотографию в газете, где был запечатлён исторический момент вручения пятой Золотой Звезды дорогому Леониду Ильичу. А на заднем плане покорно стояла вся, я считаю, униженная и оскорблённая правительственно-политическая элита. Ведь там были неглупые люди и понимали, что это старческий маразм, но никто из них не мог сказать и не сказал: «Леонид Ильич, а может не будем смешить народ?». А народ реагировал вот такими анекдотами: два вурдалака поймали Брежнева, отвернули ему голову, один говорит: «ну что, как всегда будем пить из горла?», а второй отвечает: «Ты что, дурак, это же пять звёздочек, тащи коньячные рюмки».

В начале 90-х годов помитинговали, побурлили, постучали касками о Горбатый мост. И всё встало на свои места. Даже ещё ниже. Во всяком случае, ни один советский руководитель не мог бы сказать: «Два опоздания на 5 минут – увольняю, а авария на транспорте меня не касается».

Мне пять лет пришлось поработать при том преступном указе, когда за опоздание на 20 минут давали год заключения, но и тогда, очень хорошо помню, если с трамваем случалась авария и рабочие опаздывали, отдел кадров звонил в диспетчерскую трамвайного депо, выяснял, и уголовные дела не возбуждались.

В конце 90-х - начале 2000-х годов с работой были проблемы. Все боялись потерять её. Боялись – не совсем то слово – были парализованы страхом. Начали показывать свою принципиальную преданность новому начальству, следить за опоздавшими, во время ли возвращаются с обеда и т.д.

Ещё об одном хотелось бы сказать. На заводе в 3-м цеху больше 57 лет проработал участник Великой отечественной войны. При уходе на пенсию он получил выходное пособие из расчёта 25 рублей за каждый проработанный год. Если верить официальной статистике, покупательная способность советского рубл@ равна нашим тогдашним 50-ти. То есть за каждый проработанный год он получил по 50 советских копеек. Также в это время ушёл газосварщик Сачков, проработавший также около 60 лет. Он не раз наплавлял и сваривал мне детали. Могу сказать, что сварщик, несмотря на возраст и фамилию, был очень хороший. Его выходное пособие было таким же. В Японии крупные фирмы своим работникам, уходящим на пенсию, платили по два оклада за каждый проработанный год. Из длительного разговора с человеком, который проработал в Италии 2,5 года, я знаю, как там, да и не только там, относятся к кадровым работникам, проработавшим на одном предприятии 20 и более лет, не говоря уже о почти 60-летнем стаже. Я, разумеется, не ратую за японскую систему, но давать такое выходное пособие – это всё равно, что дать пинка в задницу, тем паче, что сам Тонков считает – достойный труд должен быть хорошо оплачен. При его собственном увольнении «Сибуром» с должности директора Шинного завода, он потребовал за несколько проработанных лет выплатить ему выходное пособие в двести миллионов рублей. Я, кстати, тоже получил при увольнении на пенсию такой же пинок под зад (одну тысячу рублей). Тут, по-моему, капитализмом не пахнет.

Провинциальный демагог, начавший «перестройку» пообещал исправить социализм – сделать его с человеческим лицом, но в этом мутном, грязном, криминальном потоке родилось нечто другое, уродливое, непонятное – только лицо чётко обозначилось. Точнее уже не лицо, а морда-шакалья. А ведь перед глазами был наглядный пример – Китай, где осторожного и мудрого Ден Сяо Пина заботила судьба Китая, где он начал реформы так, что Китай начал разгоняться, а не попятился назад и не свалился в выгребную яму нищеты и криминала, как Россия.

Ну почему России так не везёт?! Почему у нас на тот момент, когда социалистические догмы были на изломе, у руля оказался не государственный деятель вроде Ден Сяо Пина , а слабохарактерный, неграмотный демагог. Для примера – два случая. На собрании в Нижнем Новгороде, кажется, на ГАЗ, он сказал: «Почему мы всё время говорим о выпуске автомашин на мировом уровне, а почему бы нам не выпускать автомашины выше мирового уровня». И понятно, что все дружно захлопали в ладоши, поскольку по инерции тогда ещё сохранялся социалистический всеобщий дружеский «одобрямс». Такие слова мог произнести только недалёкий или, даже, не побоюсь этого слова, неграмотный человек. Потому что любой более-менее грамотный, даже если он не технарь, знает, что автомобиль или самолёт – это итог всей промышленности страны, что у этих сборочных гигантов по 300-400 заводов-поставщиков. Следовательно, чтобы делать такие машины, нужно чтобы все заводы страны на устаревшем и одряхлевшем оборудовании выпускали продукцию выше мировых стандартов. Это могло быть только «по щучьему велению!».

Вот ещё одно высказывание 87-го года. «К 2000-му году все семьи будут иметь отдельные квартиры». Как мог государственный деятель говорить такую безответственную чушь? Что значит – все семьи? Сколько их будет? А те семьи, которые образуются в 99-м году? А во второй половине 99-го года? Я думаю, что к этим двум глупым популистским высказываниям и комментарии не нужны – всё ясно: прокукарекал.

И ещё одна глупость, исходящая от него – ввели госприёмку, дублирующую работу ОТК, с целью улучшения качества продукции. Хотя козе понятно – для улучшения качества надо менять устаревшие технологии и древнее оборудование. А, кроме того, это был опять сильный удар по основному лозунгу: «От каждого по способности…» по тому, что оклады работникам госприёмки назначили значительно больше, чем производственникам, выпускающим эту продукцию. Вот и верь после этого, что «…каждому по труду».

Такой человек-руководитель мог попасть на самый верх только благодаря тому, что в этой партийно-бюрократической системе не было даже намёка на демократию, а какие-то непонятные подковёрные движения кучки стариков определяли кандидатуру.

Про Андропова говорили – интеллигентный, умный, принципиальный. Зачем же, когда газеты полны таких лозунгов: «Советский народ, воодушевлённый решениями съезда Партии, с огромным трудовым энтузиазмом начал их воплощать в жизнь». Зачем же смешить мир, объявляя фактически осадное положение, когда по баням, парикмахерским, останавливая троллейбусы, начали вылавливать ударников коммунистического труда, а ими к тому времени были почти все мужчины, кроме тех, кто попадал в вытрезвитель. Зачем же их отлавливать, когда они «с огромным трудовым энтузиазмом…!».

А потом зачем на пост генерального секретаря «не приходя в сознание» заступил Константин Устинович Черненко? У него что – не хватило ума отказаться? Или просто сил не хватило (задыхался) убедить товарищей не делать глупостей!

Только в таких условиях мог «кукарекающий» демагог попасть на верхушку. А дальше – больше. Потомственный коммунист Гайдар под руководством кандидата в члены Политбюро повели нас (чуть не сказал стройными рядами) нестройными рядами вперёд к победе старого общественного строя – капитализма! К 1998 году. Тут уж никак не уйдёшь от крылатых слов современного Гоголя: «Хотели как лучше…». Немного пожили, опираясь на две трубы и опять: «Буря мглою небо кроет…».