4.Немного об учебе

Нормальной школы я закончил 4 класса. В пятый пошёл без учебников в ноябре. До ноября месяца пас скотину. Матери было не до наших забот. Это, разумеется, была уже не учёба. В середине зимы бросил. И только через 12 лет, уже после армии, меня очень больно клюнул петух в одно место. За эти годы я всё прочно забыл, но, тем не менее, сразу решил поступить в 7-й класс, минуя пятый и шестой. В двух вечерних школах мне отказали в приёме, требуя справку об окончании шести классов. А в одну я всё-таки поступил, и, как ни странно, располагалась она в той самой шляпной мастерской, в которой я учился в детстве. С четырьмя, очень плотно забытыми классами, я в седьмом мало чем отличался от барана, смотрящего на новые ворота. И если с гуманитарными предметами проблем не было - на одном из уроков преподаватель литературы спросила меня по теме, что я читал Горького, а я его прочитал к тому времени почти всего. Она попросила рассказать краткое содержание некоторых книг и сделать выводы. После этого она меня не вызывала к доске, ставила автоматически пятёрки. А с остальными предметами мне пришлось попыхтеть. Особенно с алгеброй. К концу года я был круглый отличник. В своей трудовой книжке я даже нашёл благодарность, а тогда был удостоен премии за отличную учёбу в вечерней школе.

Без проблем сдал приёмные экзамены на вечернее отделение химико-механического техникума. В те годы требования к учёбе в вечернем техникуме были жёсткие, учились 5 лет, в основном по четыре-пять раз в неделю, иногда даже шесть.

Из преподавателей особенно запомнился Михаил Львович. Плотный, крупный здоровячок, еврей, любитель анекдотов и вообще похохмить. Обычно он начинал урок с того, что нагибался, под столом рассматривал мою парту и говорил: «Ну вот, товарищ Денисов разулся – мы можем начинать», а я всегда скидывал обувь, чтобы ноги отдыхали. После этого он мог половину урока травить. Обычно это была пикировка со мной: «Вчера на проспекте я вас видел, товарищ Денисов, около комиссионного магазина. Вы фарцуете?». «Я там живу, Михаил Львович». «А что это на вас был за интересный «лапкирдончик» с собачьим воротником шалью и шапка пирожком? Вы стиляга, товарищ Денисов?». «Да нет, Михаил Львович, «лапсирдончик» - это такой одесский пиджак, а вот насчёт собачатинки – вы меня обижаете». Так было почти каждый урок.

В то время я ещё немного по инерции занимался коньками, был чемпионом на отдельных дистанциях на Всесоюзной Спартакиаде Химиков, членом сборной команды Всесоюзного общества «Химик», Часто бывал на сборах и на соревнованиях. Так что, в результате этого прогулы мои иногда затягивались на месяц и больше.

У нас в группе учился украинец Карпенко, а завучем вечернего отделения был Никитенко, и Михаил Львович, если мы у него просили отменить занятия в субботу (он преподавал несколько предметов и его уроки были почти ежедневно) или что-то перенести, обычно говорил: «Вы пошлите товарища Карпенко к товарищу Никитенко! Они два хохла - договорятся».

Однажды, после длительного моего вынужденного прогула, Михаил Львович не стал смотреть – разулся ли я, а строго сказал: «Товарищ Денисов, идите к завучу с объяснительной запиской». «Михаил Львович, я вот тут написал кое-что от души». «Ну, давай послушаем, что ты там написал?».


Я знаю, пошлёт к Никитенко
Жестокая Ваша рука,
А там уж - ни друг Карпенко,
Ни слёз не поможет река!

И я, не желая той встречи,
Пойду в коридорную даль,
Взвалив на поникшие плечи,
Обиду свою и печаль!

А может быть в Вас отзовётся
Моя, как хрусталь слеза?..

Тут он меня прервал: «Подожди, подожди, Денисов, какая слеза? Хрустальная!? Ты наверно тут ошибся – не хрустальная, а я думаю крокодилья слеза. Исправь». Он был вообще-то мужик с хорошо подвешенным языком.

А может быть, в Вас отзовётся
Моя крокодилья слеза,
Тогда мне идти не придётся,
Пройдёт стороной гроза!

И чувство, рождённое Вами,
Тогда не состарить годам!
И вспомнив о Вас за годами
В душе поклонюсь я Вам!

Пусть всё в этой жизни тускнеет,
О всём люди могут забыть,
И только Денисов сумеет
Признательность Вам сохранить!

«Ну ладно, давай сюда твой опус. Ведь как пишет, стервец: хрустальная слеза! Всё в жизни тускнеет – заплакать можно. Сиди уж, но чтобы больше не прогуливать!».

На Красной площади, в скверике у входа в здание Демидовского университета, стоит памятник поэту Максиму Богдановичу. Математику у нас преподавал его младший брат - Павел Адамович Богданович.
А вообще, как я уже говорил, в те годы учились по полной программе, без скидок, что в школе, что в техникуме. В 70-е годы и в вечерних школах и в техникуме учёба была уже другая. Очевидно, вечерников становилось всё меньше и их старались удержать любой ценой. От этого зависела зарплата преподавателей вечерних школ и других учебных заведений. Например, мой знакомый решил бросить учёбу в 9-м классе вечерней школы и пойти в техникум. В школе его уговаривали: придите хотя бы до конца года два-три раза и мы вам выдадим справку об окончании девяти классов. Так же и в техникуме, куда он поступил – учились по два-три раза в неделю.. А в 50-е годы всё было намного строже, и никаких поблажек, неуспевающих отчисляли безжалостно. В нашем потоке, например, в начале было сформировано две группы учащихся вечерников по 25-27 человек, а на втором курсе из двух групп уже сформировали только одну – кого-то отчислили, а кто-то не выдержал нагрузки, а до диплома дотянули только 12 человек из пятидесяти.

Альберт Николаевич, взгляните пожалуйста - на этом фото случано запечатлены не Ваши преподаватели химико-механического техникума?

мимошел


завтра покажу папе! спасибо!

мимошел
здравствуйте! спасибо за фото. к сожалению, никого не могу узнать. а когда оно сделано?

AlbertN
Точный год неизвестен. Судя по петлицам на кителе, довоенная.