Синдром доктора Хауса, в журналистике

Ой, девочки! Сгенерирую-ка я немного контента в рамках недели ДПП. Не то чтобы сильно наболело, но стало характерным явлением, достойным поста.

Есть такое заболевание - Синдром Доктора Хауса. Или Артемия Лебедева. Или, скажем, kitchen_nax'ова болезнь. Название варьируется.
Симптомы простые: никчемный п@здобол примеряет на себя модель поведения кумира. Ну, скажем, типа дизайнер с удовольствием общается в духе Артемия Лебедева. Он такой начитался Ководства, весело и бойко кроет хуями, разбирается, где говно, а где - нет, заказчики - мудаки, он - гений. И он вот-вот доделает свой мега-сайт (правда, делает уже года три, целую одну страничку сделал, перебивается случайными заработками, и портфолио у него такое, что лучше бы и не показывал).

Ну, вы поняли, да? Работа над собой подменяется копированием модели поведения. Таких вот псевдоартемиев я могу назвать несколько штук, все - реальные персонажи. Полагаю, врачи припомнят парочку "Докторов Хаусов", найдутся даже свои "Ксении Собчак" (бойкие на язык, но не могущие похвастаться умом и образованностью Ксении настоящей).
Еще характерный пример - недавно уничтоженное своими создателями сообщество kitchen_nax. Оно воспитало армию недокулинаров, освоивших десяток хороших рецептов и яростно кроющих хуями "нямку", но при этом не удосужившихся прочитать хоть того же Похлебкина или Эскофье, чтобы наработать базовые знания.

Я бы и не стал об этом вспоминать, но мне все чаще встречаются страдающие этой болезнью журналисты - в основном, взрослые и мужики, неглупые, и небесталанные. Но вот начитаются колумнистов типа Соколова-Митрича, Быкова или Лошака (местный вариант - Резниченко лет 10-12 назад), и давай "хуярить тексты из головы", сидя дома (зачем бегать на само событие - ведь есть интернет), не собирая комментариев (все равно ничего хорошего не скажут) и подменяя информацию своими тоскливыми, никому не нужными размышлениями.
Нет, все понятно: модные столичные колумнисты по сути делают так же. Соколов-Митрич не бегал на Манежку, чтобы писать про нее, а Лошак не тушил лесные пожары, чтобы накатить на МЧС. Непонятно другое. Когда взрослому человеку пытаешься объяснить, что ОНИ пишут шикарно, а ОН - отвратительно, что не надо маскировать колумнистикой свою лень, не надо пытаться казаться значительнее, чем ты есть на самом деле, не надо думать, что ты можешь на пустом месте сказать народу что-то невероятно важное, и народ зачитается, он обижается. Ну, конечно: редактор его не ценит, не любит и вообще мудак.

Думаю, вы тоже знакомы с творчеством таких заболевших, а присутствующие тут редактора сами побывали не раз в роли таких же "мудаков", правда?

Это сообщение отредактировал жирноевутесах - 15.12.2010 - 19:52

а можно ли сюда отнести особый тип ленивых ...плетов, которые материалы пишут, созвонившись с участниками событий?
ведь они не совсем из головы хуярят, мм?

Бенедикт
думаю, нет.

Таких ...плетов много у нас. Бывая на событиях, мало кого вижу (ну кроме фуршетов) - а статьи выходят и не маленькие и везде. А колумнистика - удел убогих, ИМХО

Тимыч
типа Соколова-Митрича, Быкова или Лошака
Кто из них убогий?

- по определению.

Тимыч
в хорошем колумнисте много чего сойтись должно
и это редкость, да.
но только при чем тут убогость?

Я бы, кстати, совсем не хотел сводить все к банальной лени. Не только нежелание отрывать жопу (а зачастую и вовсе не оно) заставляет человека еб@ть мозг редакторам. тут много факторов.

жирноевутесах

интересно. например?

Бенедикт
Ну, предполагаю такие варианты:
а) Желание повысить самооценку (и, как следствие, - отказ бегать в поля: не потому, что так уж сильно влом, а иерархии ради. Ветеранам не пристало бегать за Клинским);
б) Желание развиваться, стать круче, чем просто "ретранслятор информации". Тут путей, наверное, мало: госслужащий, редактор, колумнист.
в) Желание поделиться информацией + неумение ее излагать. Одно дело, когда человек натренирован в рамках газетного формата, и другое - когда начинается ТВОРЧЕСТВО. Вот он читает, допустим, колонку Кашина про лишний рулон туалетной бумаги и перепись населения и думает: "Во, говно-то! Ну надо же высосать такое из пальца на пустом месте (справедливости ради - так оно и есть - высосано из пальца). А у меня же более богатый внутренний мир, мне есть что сказать, и не только про туалетную бумагу!" (и таки да: действительно есть, что сказать, ценного и важного). Но получается говно. Потому что писать колонки тоже нужно уметь - это жанр, а не сочинение на свободную тему. И еще неплохо бы брать в расчет остальные журналистские работы Кашина, которым предшествовала точно такая же тупая рутинная работа по сбору материалов.

Ромыч - колумнист - "кухонная язва", забывшая полевые работы. Да, все вышеперечисленные - несомненно умны, но убоги, работая в стиле "баба-яга - против". Любой из нас колонку Лошака по региональному событию состряпает, не выходя из Яндекса. И за, и против, что попросят. Скудненько все это, хотя и подвигает народ. как Ленин с броневичка. Не самый умный народ.

жирноевутесах
н-даааа, много обломов ИХ ждет на пути в колумнисты, коли так)
а что, часто вообще приходится сейчас говорить:
"Ты, Коля, колумнистом в состоянии не быть!"?
репортаж никого не интересует?

Тимыч
но есть же масса тем, по которым некуда идти, кроме как в свою башку.
в частности, Дмитрий Быков в этом весьма успешен

Тимыч
Во... начинается. "Любой из нас", хуе-мое, ггггггггг
Только че-то я не видел в Ярославле качественных "колонок Лошака", извини. Может быть, потому, что у Лошака - ох@енный опыт работы, а не просто так он на пустом месте сел и начал писать?

извините, вспомнилось недавно прочитанное.

Единственными друзьями ребенка были тараканы (часть I)
Автор: LoveWriter

— Нет, — произнес вкрадчиво Витек, — так, милая моя, заметки не пишутся. То, что вы мне принесли, это…
Витек лениво принялся считать в голове до десяти, выдерживая тест-паузу. Вроде запнулся старший, а на самом деле — за реакцией смотрит. Если девчонка вклинится в молчание, начнет оправдываться, значит, дура беспросветная. Если подскажет нужное слово — получается, готова к сотрудничеству. Ну, а если промолчит, выходит, умная. Или, с равной вероятностью, тупая.
Девчонка молчала. И выводы пока делать было рано.
- …это халтура, — с оттяжечкой выговаривал слова Витек. — Полуфабрикат это. Не заметка.
Девчонке лет двадцать. Молодая. Кровь с молоком. И в дочки годится. Если бы тогда, в 1991-м, с Танькой срослось, была бы у Витька такого же возраста дочка. Или сын.
Девочка, блондиночка, ютилась на краешке стула. Стул был поганый. На недавнее девяностолетие областной газеты на его сиденье кто-то сблевал. Притом противно, с кусками салата. Уборщица вытирать отказалась. «И так почти за бесплатно ваши говна разгребаю! — негодовала ушлая, палец-в-рот-не-клади-какая баба. — Сами нагадили, сами и вытирайте! Где вы еще на такие деньги дуру найдете?» В итоге пакость с сиденья стерли юбилейным номером. Не все, понятно, стерли. Что-то и засохло. Вон оно, то пятно, у правого переднего угла. До сих пор видно. Пятно было как памятник несгибаемой принципиальности Витька.
Девочка словно что-то знала. Изящной попочкой съезжала к противоположному концу сиденья.
- Полуфабрикат, — почти ласково повторил Витек, ожидая реакции.
- А мне недавно о фабрике полуфабрикатов одна знакомая такие интересные вещи рассказывала, — сказала девочка. — Там, оказывается…
Неожиданно, надо признать, отреагировала. Нагленькая. Хотя и на коленки себе смотрит.
Впрочем, эти коленки Витек и сам бы с удовольствием порассматривал. Гладкие костяные чашечки, обтянутые полупрозрачными черными колготками. Чудо, а не коленки.
Витек с сожалением отвел взгляд. Жаль, что почти вся редакция сейчас за торжественной поркой наблюдает. И политобозреватель Марина, обладательница титанического вымени, которым она имела привычку то и дело шевелить, имея намерение не то смутить, не то соблазнить Витька. И Тамара Александровна — дама во всех отношениях почтенная, с большими знакомствами в обладминистрации. И седеющая брюнетка Шатохина. И социальщица Перец. И обозреватель промышленности Подавалов.
- Про фабрику полуфабрикатов у нас пишет Подавалов Дима, — перебил девочку Витек.
- Который для юных журналисток просто Дмитрий Ярославич! — склизким ужом взвился из-за стола Подавалов.
Марина, Шатохина и Тамара Александровна фыркнули.
«Промышленник» Подавалов был оптимистом. Например, он был уверен, что пользуется успехом у дам. Объективная реальность то и дело выбивала из-под этой уверенности шаткие клинья. Но какие-то основания для заблуждений у Димы Подавалова все же были. Так же бодро, оптимистично, писал он и про промышленность. Начальству нравилось.
- Но все-таки, там, на фабрике… — начала было девочка.
- Ты погляди-ка, Дмитрий Ярославич, — усмехнулся Витек. — Молодое поколение у нас какое бойкое. Ведь ни бельмеса в экономике. А туда же…
- Да! — Подавалов вылавировал из-за стола, одышливо приблизился к девочке, склонился над ней, заглянул в глаза и улыбнулся.
Дейл Карнегги и многие последователи учат, что улыбка располагает к себе людей. В случае с «промышленником» Подаваловым все было совсем иначе. Некоторых людей его оскал ввергал в шок. Другие деликатно старались не смотреть. И действительно, видеть скалящегося Подавалова и не испытывать эмоций было не возможно. За долгие годы совместной работы Витек провел кое-какие подсчеты. По ним выходило, что во рту у Подавалова девять золотых и шесть стальных коронок. Плюс два-три своих зуба — прокуренных, зловеще черных. Впрочем, оптимист-«промышленик» искренне полагал, что улыбается неотразимо.
Девочка оторвала взгляд от коленок и посмотрела в глаза Подавалову, слабо улыбнувшись в ответ.
«Храбренькая, — понял Витек. — Далеко может пойти».
- Да не надо ничего смыслить! — сказала девчонка. — Тут вот какая ситуация…
Договорить ей была определенно не судьба. В кабинете загрохотали тяжкие шаги, в кондиционированный воздух вплелась перегарная струя. Показалась сивая, шальная голова с крупным, пятнистым носом, толстогубым ртом, наглым, навыкате, взглядом. Низкий лоб пересекала розовая, широкая полоса давнего шрама. Еще одна, похожая, отметина шла по-над подбородком.
Что и говорить, вблизи обозреватель по строительству Эдуард Янисович Пельш напоминал Франкенштейново чудище. Издали, впрочем, тоже. По редакции гуляла замшелая и выцветшая шутка. Пельш — на самом деле не фамилия. Это аббревиатура.
П — по, Е — еблу, Л — лопатой, Ш — штыковой.
Действительно, такой факт в биографии обозревателя по строительству имел место. Лет пятнадцать (или двадцать) назад, в новогоднюю ночь, кто-то отп@здил Пельша лопатой по роже. Обстоятельства этой истории до сих пор туманны. Конечно, возможно, что на пьяного Эдика напали хулиганы. Отчаянные такие, не в своем уме. Витек же полагал, что Пельш нападал на кого-то сам. От него отбивались. Сам Эдуард Янисович о встрече своей физиономии с черенком лопаты не помнил вообще ничего.
- Шт… што здесь происходит? — дружелюбным фальцетом осведомился Пельш.
На работе он не появлялся с прошлой недели. Да и сейчас был весел.
«Все-таки легкий человек Эдик, — подумал Витек. — И из запоя легко выходит. Но как же некстати он появился. Я тут девочку имею, хотя, по-хорошему, надо бы Эдьку пропесочить. Четвертую неделю один материал сдает».
- Эдуард Янисович, не броди, — сухо сказал Витек. — Иди за свой стол.
- Так точно, начальник! — просипел По-еблу-лопатой. — Ты тока мне скажи: у тебя там в тумбочке ничего не пылится?
Такой он был, Эдька. Любого до бешенства мог за пару минут довести.
- Нет, — Витек крепко сжал зубы, чтобы не сказать, чего покрепче. — Иди за стол.
Но было поздно. Вытаращенные глаза засекли девчонку.
- О! — не то сказал, не то отрыгнул обозреватель по строительству. — У н-нас девочки… П-потанцуем, сударыня. П-приглашаю.
- Так, Эдуард, мое терпение на исходе, — Витек поднялся из-за стола. — Иди к станку.
Шаги стройобозревателя были тяжелы, но нетверды. Он чуть не опрокинул свой стол. На пол посыпались бумаги, скоросшиватель, пепельница.
- Простите, — сказала девочка, теперь уже глядя Витьку в глаза. — Я никого не хочу обидеть. Но этот человек — действительно профессиональный журналист?
Хитро улыбнулась Тамара Александровна. Ох, не любила она Эдьку. Хотя и рядом, казалось бы, сидят в кабинете…
Но промолчала, слава Богу.
Тамара Александровна обладала колоссальным авторитетом. Против ее слова не мог пойти даже заместитель главного редактора Виктор Леонидович Жмых. Он же Витек.
Странно, казалось бы. Человек в возрасте, при громкой, и почти что денежной должности, с высшим образованием, Виктор Леонидович предпочитал имени-отчеству простецкое, пацанское обращение. Уже поредели волосы и зубы, уже и лицо превратилось в изнуренную и печальную физиономию, но Виктор Леонидович по-прежнему внутренне представлял себя именно Витьком — веселым, сообразительным, чубастым пацаном. Таким дают девчонки, и улыбается удача. Какой, к черту, Виктор Леонидович?
- Ладно, — сказал Витек. — Давайте займемся вашей заметкой…
- Нет, подождите! — остановила его девчонка. — Я хочу знать ответ на свой вопрос. Это — профессионал?
В кабинете повисла зловещая тишина.
Глаза Тамары Александровны метали молнии. Девочке она больше не симпатизировала. Вот и славно.
- Девонька моя, вы когда-нибудь слышали о журналистской этике? — Тамара Александровна включила язвительнейшую из интонаций.
- Разумеется, — обернулась девочка. — Но этика здесь не при чем.
- Вот как? — вскинула бровь женщина с большими связями в администрации. — Значит, хамить старшим — этично?
- Где вы увидели хамство? Я всего лишь задала вопрос. По-моему, этот человек болеет алкоголизмом. Это же — больной человек. Разве вы сами не видите?
- Вот судить — не ваше дело.
Господи Боже, всемогущая Тамара Александровна ушла в защиту!
Витек зажмурился.
- Я не сужу, я сочувствую, — ответила девчонка. — И мне странно, почему вы не оказываете помощь больному человеку? Который, как мне кажется, еще и бомж!
«А ведь она права!» — вдруг понял Витек. Месяца два назад Эдька говорил, что его выгнала жена. А ведь о возвращении он и не упоминал! А где же он жил? У Подавалова несколько дней — это точно. Потом Подавалов наврал, что из района приезжают родственники, и таким образом избавился от совершенно невыносимого в быту По-еблу-лопатой.
- Это — профессионал? — Девчонка обвела редакцию взглядом.
- И очень заслуженный человек! — не выдержал Витек.
- Понятно, — усмехнулась девчонка.
Посмотрела на Эдьку. Тот уже похрапывал, уронив сивую голову в бардак на столе.
- Ну, так что вы хотели сказать мне по поводу моей статьи? — соизволила повернуться к Витьку.
«Ох, Пельш! Ох, позорище!» — подумал Витек. Совершенно неожиданно он стал ощущать странности. Например, сейчас он смущался этой девчонки. Хрупкая, тоненькая, с пухленькими грудками под рубашечкой — она будила в нем странные и темные мысли. Напрочь, казалось бы, забытые со времен последнего развода.
Смущение усилилось еще и оттого, что девчонка принялась пристально его разглядывать.
- Мне есть, что сказать по поводу вашего текста, — сказал Витек.
Он словно бы брезгливо ткнул пальцем в два листика компьютерной распечатки.
- Это — слабый, бессмысленный, глупый текст, — гвоздил Витек.
И вдруг понял, что девушка пристально, со смешинкой во взгляде, смотрит на него. Но не в глаза, а куда-то пониже подбородка. На замусоленный воротничок рубашки, которую Витек впервые надел три (нет, четыре) недели назад.
Витек густо, как пойманный за онанизмом старшеклассник, покраснел.
- Почему? — спросила девушка. — Обоснуйте?
«Какая же ты дотошная! — подумал Витек. — Откуда вас, бездарностей, набежало?»
На самом деле девушка была одна. Пришла в редакцию вчера. Попросила задание.
- Вы же с журфака, — припомнил Витек. — Неужели вам там ничего не объясняли?
Он бросил взгляд на распечатку. Под заголовком было напечатано имя автора. Алина Брюсова.
«Красиво, — подумал Витек. — Не то, что Виктор Жмых».
- Начнем с заголовка, Алина, — сказал Витек. — «Молодым семьям подарили песни»… Ну, что это такое? Это безобразие, а не заголовок.
- Согласна, — вдруг сказала девочка. — А какой нужен?
Между сердцем и селезенкой, под ребрами, разлилась вдруг сладкая патока. Ненадолго. Пока девчонка не принялась рассматривать неаккуратно заштопанную кофту под пиджаком.
- Заголовок — 75% хорошего материала! — отводя глаза, забубнил Витек. — Он должен интриговать, подчеркивать острые моменты. То, что поразило лично вас.
- Я поняла, — сказала наглая девчонка Алина Брюсова. — Что еще?
Теперь она рассматривала жирное пятно на лацкане замредакторского пиджака.
Ситуация почему-то больше не доставляла Витьку удовольствия. Он привычно, при помощи отработанных годами слов, принялся разжевывать девчонке элементарное: что должны быть факты, цифры, прямая речь. Отсюда и интерес читательский.
- Я все поняла, — сказала Алина.
- Не верю, — покачал головой умудренный Витек.
- Дайте задание?
- С заданием и дурак справится. Ну, да поспрашивайте у журналистов. Кому нужна помощь?
- Кому нужна помощь? — тут же звонко спросила Алина.
Витек уже понимающе усмехнулся. Как вдруг заметил поднятую руку социальщицы Перец.
- У меня в плане материал про детский приют, — тихо и даже с какой-то обреченностью произнесла эта женщина со страдающим лицом. — Я не успеваю.
- Думаешь, справится Алина?
- С этим все справляются, — ответила Перец.
- Поступай в распоряжение, — сказал Витек, переходя на «ты».
Алина направилась к столу соцобозревательши. Достала из сумочки блокнот, положила его на стол, стала записывать.
Девчонка была высокой. Для того, чтобы записывать, ей пришлось согнуться. Пополз вверх край юбки. Неожиданно Витек увидел голую, загорелую кожу, открывшуюся над кружевным краем…
«На ней чулки все-таки!» — со странным и позабытым волнением подумал Витек.
Зрелище девчонкиных ляжек неожиданно взбудоражило Витька. В нем будто проснулось что-то темное. И такое сладкое… Витька так и влекло к девчонке. Словно двадцать лет назад.
Когда Алина закрыла блокнот и направилась к выходу, Витек тоже поднялся из-за стола.
- Ну, Алина, включай журналистское чутье, — принялся шутливо наставлять Витек.
- Я на его отсутствие не жалуюсь, — сказала девушка.
- Ну, и что же ты чуешь? — очень снисходительно усмехнулся Витек.
- А вы действительно хотите это услышать? — удивилась девушка.
- А как же!
- Ну, слушайте, — пожала она плечами. — Вы хотите со мной переспать.
Витька словно по лицу отхлестали мокрой тряпкой.
- Что?! — изумленно спросил он.
А девушка смотрела на его вельветовые брюки. Витек опустил голову. Увидел, что молния на штанах разошлась. А несильная эрекция вытолкнула наружу материю нечистых, в цветочек, трусов.
В который раз за сегодня Витек ощутил на лице невидимую тряпку. Он инстинктивно прикрыл ладонями причинное место, попятился к столу.
Хихикала в сторону Шатохина. Качала буклями социальщица Перец. Царственно прикрывала веки Тамара Александровна.
«Она ведь меня опозорила! — ошарашенно подумал Витек. Тут же возник и план мести: — Я ее сгною! Ох, попляшет она у меня!»
Но сначала следовало напиться.
далее - http://litprom.ru/thread38283.html

и кусочек из второй части:
…Пятничный номер был настоящей головной болью. Шестнадцать полос. Да еще и легкочитаемого текста. По правде говоря, написать текст, который можно было бы прочитать, не вывихнув мозг, ни один из штатных писателей областной газеты не был в состоянии.
Однако каждый раз удавалось как-то выкрутиться.
Самыми популярными у читателей были потребительские полосы: какую колбасу нельзя есть, какие консервы лучше обойти дальней стороной, как должны пахнуть окорочка, чем фирменные сапоги отличаются от китайских. Все это в большом объеме производила Лена Шатохина, седеющая блондинка. Несколько раз Лена робко спрашивала насчет повышения зарплаты. До сих пор этот вопрос удавалось обходить.
Потребительские материалы не требовалось править и переписывать, их можно было ставить в первозданной красоте.
А вот с прочими текстами было хуже.
Если бы кто-нибудь предложил выдавать гонорары не деньгами, а телесными наказаниями, Витек первый проголосовал бы за такое нововведение. Притом обеими руками.
Сделать из иного текста нечто читаемое, стоило трудов и нервов.
На нескольких пятничных номерах Витек опробовал один трюк, который порядком экономил силы. Выглядел он достаточно просто. Допустим, журналист сдает скучнейший текст. Скажем про ЖКХ. Читать невозможно. Но как он заиграет, если в первый абзац вставить имя какой-нибудь знаменитости. В начало такого текста следовало дописывать что-то вроде: «На днях в парижской квартире звездных супругов Брэда Питта и Анджелины Джоли случился потоп. Прорвало канализационную трубу. Такие же проблемы возникают и у жителей нашего города…» И дальше — геморрой про ЖКХ.
Звезды Голливуда жалоб пока не предъявляли.
Этим утром работа шла своим чередом.
Подавалов намекал на то, чтобы похмелиться. Потом заявился По-еблу-лопатой и тоже принялся намекать, навалившись на стол и дыша перегаром.
- Идите, пишите, орлы! — прикрикнул на них Витек. — Я, между прочим, жду от вас к обеду тексты…
Работа шла. Витек «узвездил» несколько текстов. Над одним думал почти полчаса. Тот был посвящен давкам в общественном транспорте.
«Кто из звезд ездит общественным транспортом? — задумался Витек. — Тот, кого лишили водительских прав. Логично. А кого лишили, кстати? Кто бухой за рулем ездил? Мэл Гибсон, вроде бы…»
«Недавно популярный актер и режиссер Мэл Гибсон признался, что любит ездить в общественном транспорте. Свободно, комфортно, безопасно, и дорожной полиции можно не бояться. Но то в Америке, а у нас картина другая…»- Вуаля! — удовлетворенно произнес Витек. — Вот у нас уже есть и полномера.
Он кивнул выжидательно застывшему Подавалову, тот передал кивок Пельшу. И журналисты пошли на традиционное остограммливание в хачапурную, расположенную сразу за углом редакционного здания.
...В принципе, номер собирался. Спортивный обозреватель Пацюк, в смысл текстов которого Витек вникнуть даже никогда не пытался, выдал на две полосы каких-то турнирных таблиц. Осталось найти еще хоть чего-нибудь на полоску.
В задумчивости Витек переступил порог кабинета. Тут же его схватила за воротник громадная лапища.
- Я, короче, текст пишу, — утробным рокотом оповестил человек-гора. — Про капстроительство. Скоро уже сдам…
- Давай, родненький! — оживился Витек, избавляясь от хватки заскорузлых пальцев.
- Пошли накатим?
- Да какой «накатим»? Ты с ума сошел?
- А сам, так втихую выпил… Мне все доложили… Угости?
- Эдик, мы сдаем номер! Но-мер! А ты говоришь — выпить…
- Ну, дай тогда денег. Рублей двести.
- Ты же не отдашь.
- Конечно, нет. Зато текст сдам прямо сейчас.
Витек задумался. Его шантажировали.
- А если я тебе дам, скажем, сто рублей?
- Ну, это значит, что на следующей неделе текст будет.
- И черт с тобой, — забормотал Витек, отсчитывая шантажисту купюры.
- В компе у меня возьми. Файл «Поебень-3». Там, в принципе, вся фактура есть. Только обработать немного надо.
Витек знал, что такое обрабатывать за Пельшем тексты. Это была задача, требовавшая стальных нервов и несгибаемого трудолюбия. Как ветеран, Пельш считался «золотым пером». Однако следовало признать, что на склоне лет «золотое перо» не то исписалось, не то удалилось в область запредельных экспериментов. С каких-то пор По-еблу-лопатой стал писать краткими обрывками. Плюс к месту и не к месту добавлял мат. Для того, чтобы разобраться, что в этих текстах к чему, требовалась колоссальная выдержка.
Витек сел за компьютер и прочитал первые строки того, что По-еблу-лопатой называл «статьей про капстроительство»:
«28 августа
экономический форум про какую-то х@йню
Я бл@дь х@й проссу про что они трут
78% какой-то поеботины
рост инвестиций да вы бл@ди еб@нулись!!!
Где банкет?!!»По-хорошему, за чтение подобных текстов надо было не давать две сотни, а, наоборот, взыскивать.
Однако чем хороши были тексты Пельша — так это тем, что он всегда сдавал их с опозданием недели на полторы. И в Интернете всегда можно было посмотреть — что имел в виду признанный редакционный златоуст.
Витек вздохнул и принялся за перетолмачивание алкоголических прописей на русский язык.
«28 августа экономический форум», — набил Витек в поисковике.
Есть. Значит, с датой не напутал Пельш. А то бывали случаи…
«Я бл@дь х@й проссу про что они трут…» Витек ненадолго задумался, затем его пальцы застрекотали по клавиатуре: «Простому человеку порой трудно осмыслить всю значимость неотложных проблем затронутых на экономическом форуме, который состоялся в областном центре 28 августа».
Дело заспорилось.


целиком вторая часть - http://litprom.ru/thread38298.html


зы. по теме:
корректней было бы назвать тогда уж Синдром Хауса из первых трех сезонов. когда он реально не общался с подопечными пациентами или сводил общение с ними по минимуму.