Журналистам и редакторам, Готовим книгу о Ярославле в годы войны

А истории (герои) исчерпаны уже?

Сквозь пожары к победному маю в кирзачах стопудовых прошла…

Стоит на дороге Пречистое – Коза небольшая деревенька Юрьевское. Когда-то была многолюдной. А сегодня её, как и многие другие русские деревеньки, постигла горькая участь вымирания. Тихо, незаметно исчезает она с лица земли.
Сидим за столом в старом, покосившемся от времени доме, ему уже 103 года. Моя собеседница – Мария Павловна Михайлова. С юмором сетует она на своё нездоровье. Нет, не жалуется, а тихонько посмеивается над собой: не та уж стала, что прежде. Как-то и не верится, что ей столько лет. Бодрый взгляд, речь скороговорочкой, пересыпанная шутками. Мудрая, много испытавшая в жизни, она ни на что не жалуется, только вскользь замечает, сокрушённо покачивая головой, при воспоминании о том, как работали до войны и после неё: «Сейчас-то поля не засеиваются, зарастают лесом. Не стало настоящих работников, хозяев, равнодушия много».
Наверно, кто-то называет её просто «баба Маша». У меня же язык не поворачивается обращаться к ней не по имени и отчеству, столько в ней достоинства, силы, внутренней энергии и красоты.
А разговор мы ведём о том, что, наконец-то, хотя бы и 65 лет спустя после памятного Дня Победы, она получила возможность жить в достойных участника войны условиях. Нет, если быть точной, то не эта повидавшая виды женщина говорит об условиях, об этом думаю и говорю я. Совсем недавно Мария Павловна получила благоустроенную квартиру.
Не хочется описывать то жильё, в котором она прожила много лет. Вдруг каким-либо неосторожным словом неприятно задену хозяйку. Этот дом даже в таком довольно плачевном состоянии дорог ей. А как же иначе! Здесь прошла жизнь её родителей. Здесь родилась она сама, два её брата и две сестры. Отсюда она бегала в школу, отсюда же ушла рыть окопы, сначала под Ленинградом, потом под Рыбинском. И сразу после этого по повестке из военкомата ушла на войну. Сюда же вернулась в победном сорок пятом. Из этих дверей много лет каждое утро торопилась на работу, к этому порогу спешила после трудового дня.
Ей не хочется, чтобы дом упал. Мечтает о том, как он будет перестроен и отремонтирован: «Всё сделаем, как думаю. Пусть стоит, людей греет».
Спрашиваю о том, как попала на войну. Смеётся: «Добровольцем!» А потом серьёзно добавляет: «А как я могла в то время ответить на вопрос, пойдёшь ли добровольцем? Пришла повестка из военкомата, мама плачет, я её успокаиваю. Так с 27 ноября 1942 года и ушла на военную службу. Силой никто не гнал. Погрузили в теплушки, там нары. Никакой технической базы. Выдали брикеты каши, а как варить? В вагоне круглая печка, паровоз как толкнёт – каша в банке слетела с этой печки, вот и поели! Туалетов не было, приходилось прямо на ходу из раскрытых дверей справлять нужду. Двери ходуном ходят, могли вылететь, а что могли ещё сделать? Так и добрались до города Куйбышева».
Слушаю её и думаю о том, сколько довелось испытать и пережить этим людям, а не жалуются на судьбу, не требуют к себе особенного внимания, почестей, воспринимают всё как должное, живут и радуются жизни. И на пережитые лишения смотрят не только как на что-то неизбежное, страшное, но и находят в этом смешное. В чём секрет этого неиссякаемого жизнелюбия и готовности работать, служить, преодолевать трудности? Только ли в характере, в образе жизни? А может быть в особом чувстве ответственности перед людьми и перед самим собой? Наверное, тогда помогало им и вело за собой вечное желание молодости как можно больше узнать, всё испытать, показать, на что способны.
Страха перед неизвестностью не было. В жизнь девушки ворвались новые знакомства, впечатления, обязанности. В 1942 году, в очень серьёзную для нашей Родины пору, был создан 40-й зенитно-прожекторный полк ПВО. Девушки заменили воинов-мужчин, высвободив их для борьбы на передовой. Прошли необходимое обучение в г. Куйбышеве. Размещались они во время обучения в здании школы. Представьте себе большие помещения, в них только нары, покрытые байковыми одеялами.
«Прибыли в 12 ночи, есть хотим, но не покормили, ешьте своё! У нас же почти ничего не было. А в 6 утра – подъём. Умываться на улице. Декабрь. Вода в умывальниках замёрзла. Толпимся, ведь вышел целый полк. Днём начали учить, вечером отправили на прогулку строем, мы устали, а тут команда: «Запевай!» Ночью вернулись, легли на нары, давай разбирать, что с нами не так делали. Командир услышал, всех вывели на улицу и приказали ползти по-пластунски. Снег набился в рукава, в валенки! Но с тех пор поняли, что такое воинская дисциплина, и больше не болтали!» - вспоминает Мария Павловна мелкие подробности первых дней обучения, словно всё это происходило совсем недавно.
Конечно же, не о премудростях военной науки говорим мы с ней, не о том, сколько сбили самолётов и уничтожили врагов, а главная наша речь идёт о том, как жилось этим девчатам. О чём думали, во что одевались, что ели – об этих совсем не героических сторонах жизни рассказывала по моей просьбе она. Но ведь именно эти стороны и есть жизнь.
Им-то всего от восемнадцати до двадцати трёх лет. Юность – самая яркая пора в жизни любого человека! Неповторимая и незабываемая. Мечты, ожидания, встречи и разлуки. Желание нравиться и любить. И быть счастливыми…
Хорошо помнит Мария Павловна, как их «обмундировали»: ватные штаны, большущие сапоги (девчонки даже плакали, насколько они были им велики и от этого неудобны), фуфайки. Всё «бэушное», не украшающее девичьи фигуры. А на головы надели будёновки, тоже старые, несколько раз стиранные, и выглядели эти головные уборы совсем не такими, какими мы привыкли себе их представлять: от длительной носки и многократных стирок они уже потеряли свой вид, верхняя заострённая часть наклонилась на бок. Нарядились – все дружно над собой смеяться стали. Одежды хорошей никогда не было. В Керчи моряков много, им, девчонкам стыдно, что в рваном ходят, старались так юбку перевернуть, чтобы дыры парням не показывать.
Вслушиваюсь в слова рассказчицы, берегу её неповторимую интонацию, ловлю себя на мысли, что очень дороги ей эти дни, потому и помнятся до мелочей. Нет горечи, желания вызвать сочувствие, есть добрая усмешка над собой, тогдашней, такой неопытной и неразумной.
У Марии Павловны, а тогда просто Маши, появились шофёрские права. Она спокойно и подробно отвечает на мои расспросы, совершенно не путаясь, помнит порядок команд и необходимых действий.
«Получаем информацию от слухачей – летит самолёт, заводим специальную машину, она даёт ток на прожектор, прожектор ловит самолёт и ведёт его. Луч ведёт самолёт до шести километров. Зенитчики знают своё дело, видят цель в луче и сбивают. В таком луче ненатренированный лётчик может не справиться и упасть»,- не спеша продолжает рассказ моя собеседница.
«Помню, как в январе поехали из Куйбышева в Крым. На поезде до станицы Крымской. Далее своим ходом в Тамань. Переночевали в мазанках. На следующее утро узнали свой пункт назначения – остров Тузла. Спросили у местных, нам ответили, что это остров смерти. Плыли к острову ночью по Керченскому проливу. В Керчи – немцы. Их прожектора освещают море. Только луч подходит к нашему судну – останавливаемся, а так как кругом было много затопленных кораблей, то и на нас не обращали внимания. Прибыли утром. Остров около шести километров длины, а ширина его в самом широком месте около шестисот метров. Высадку производили при зажжённых дымовых шашках, с занятого немцами берега остров хорошо просматривался, нас легко могли убить.
Позднее в приборы моряков и мы хорошо видели немцев. Здесь ещё до нас расположилась наша морская пехота. Где нам жить? Приказали рыть землянки. Один смех, а не жильё. Вниз глубоко копать не станешь: вода близко. Вверх тоже не поднимешь: немцам всё видно. Так и жили в землянках, где даже сидеть приходилось, согнувшись, настолько низки они были. Помню немецкий обстрел. Я первый раз под огнём. Страшно! Но интересно. Кругом осколки визжат. Один впился рядом со мной. У моряков ограждение получше нашего было. Но и у них кирпич, мешки с песком – всё разлетелось. А у нас после обстрела хватило сил ещё и посмеяться над собой».
Из официальных данных известно, что в период с февраля по апрель 1942 года полк в составе 132 советских единиц осветил 46 самолётов противника.
Девушки-воины наравне с мужчинами испытали всю тяжесть, суровость и смертельную опасность фронтовой жизни.
Условия, в которых находился личный состав полка, были крайне тяжёлыми. С горы Митридат, на вражеском берегу, позиции нашего полка как на ладони, от врага отделял пролив шириной два-три километра. Вражеская артиллерия вела по ним огонь прямой наводкой. А тут ещё и погода преподносила свои сюрпризы: северный ветер дует – замерзали, южный – начинало затоплять. Остров абсолютно голый, только песок и ракушечник. Так что даже обогреться по-настоящему редко удавалось. Не всегда вовремя завозилось продовольствие. Так что и голодать пришлось.
А вот отрывок из воспоминаний С. Кржевацкого, майора запаса, ветерана 40-го ЗПрП:
«Полк вступил в период непрерывных боевых действий. Трудно передать то чувство, которое охватывало молодого воина-девушку, осветившую вражеский самолёт, по которому ведут огонь наша зенитная батарея или лётчики-истребители, вступившие в ночной бой. Иногда наши бесстрашные девчата вели поединки с самолётами врага, пытавшимися выйти из цепко охвативших его ослепляющих лучей прожекторов. Фашист с рёвом и свистом пикирует на одну из светящихся точек, ведёт прицельный пулемётный и пушечный огонь, бомбит светящуюся установку. Штурвал управления прожектором не бросишь – иначе ты трус!
Такой поединок мы тоже называли тараном. Девчата смело смотрели смерти в лицо, ни у кого не дрогнули руки, никто не сказал: страшно! А вот фашистские асы, иногда не выйдя из пике, потеряв ориентировку, врезались в морскую пучину.
Воинам-девушкам было труднее, чем нам, мужчинам. Они были участниками многомесячных изнурительных тяжёлых боёв за освобождение города Керчи и Крымского полуострова».
Мария Павловна вспоминает и о том, что было далее: «11 апреля 1944 года немцев из Керчи выгнали, быстро они удалялись, километров по 20 в день. Мы вдогон не стреляли. Выдвинулись на новые позиции, за Керчью в поле стояли на строго определённом месте. Двигаться в сторону было запрещено, так как всё было заминировано. Многие погибли на минах.
После освобождения Крымского полуострова наш полк был направлен в Западную Украину. И хотя уже не было прямо перед нами врага, но и здесь смерть поджидала нас за каждым углом и кустом. Были сложности с водой, население относилось к нам плохо. Подбрасывали листовки с требованием сдаться, с угрозами.
Однажды сообщили, что в селе расположилось около шестисот бандеровцев. А какие из нас вояки с мужчинами в открытом бою? Мы стояли в поле. Не убежишь никуда, не спрячешься и технику не бросишь. Двое из нас только что отдали ботинки в ремонт. На мою ногу ничего не лезет. Я с собой возила жакетку, ещё из дома в ней прибыла. До сих пор её помню, у неё опушка была по вороту и рукавам. Пришлось отрезать рукава и надеть их на ноги. Было нас десять девчонок, смотрят они на меня, и смеёмся все вместе. Но тогда бандеровцы стороной прошли.
Нужны продукты, дрова. Прикрепили к нам из сельсовета лошадей, а местные не дают: у самих пашня. Мы взяли пилу, пошли в лесополосу, хозяин увидел, что всерьёз собрались его деревья пилить, тут же дал лошадь. Сами сделали себе землянки, стены из чурок ольховых, потолок из соломы, что с поля натаскали. Свет – гильзы использованные, фитиль – кусок ткани от подола. Нальём бензин, вечером светло, весело. Ночью небо охраняли. Так и служили.
Не любили нас львовские, всё старались обидеть: «Что же у вас, девчата, одежда такая рваная?» А мы им: «Мы много работаем, хорошее храним, только в такое одеваемся».
В беседе с ветераном я сознательно старалась не спрашивать о боевых делах. Но ведь и то, что услышала и восприняла, достойно внимания и уважения. В полк родной Мария Павловна и её однополчане пришли девчонками, приняли на свои хрупкие плечи лихое бремя, дошли от Керчи до Карпат, испытали и пережили такое, что нам и не снилось.
Слушая, а позднее, описывая фронтовые будни девчат, не раз ловила я себя на мысли о том, сколько же сил надо иметь женщине, чтобы, пройдя через такое, свято исполнить свой долг не только во фронтовой, но и в мирной жизни и сохранить в себе то ценное, чем жив человек.
И она сохранила гордость, жизнелюбие, сумела испытать счастье.
Из армии в мирную жизнь шагнула 26 августа 1945. Домой очень хотелось, там мама, сёстры, братья заждались. Три дня только просидела дома. Мужиков почти нет, молодёжи тоже. А работы много, пошла на сенокос. В военкомате предлагали устроить на машину, отказалась. Работала в колхозе. Выучилась на счетовода, уговорили стать председателем колхоза и в сельсовете какое-то время работала.
Замуж вышла, своих детей не было, но воспитывала сына мужа. С особенной теплотой отзывается о приёмном сыне.
Вот такая судьба у этой русской женщины.
Перебираем вместе старые фотографии. С одной из них смотрит на меня прямым бесхитростным взглядом умная, чуточку насмешливая девушка в солдатской гимнастёрке. На других вижу её однополчанок, почти все уже умерли, но с фотографий военных лет смотрят коротко стриженые девчата, одетые в строгую форму, такие юные, красивые, что только поражаешься умению наших женщин в любой обстановке не терять свою привлекательность и, несмотря ни на что, жить, радоваться жизни.
А вот попался документ особого рода. Это «Благодарственное письмо» настоятеля Свято-Тихоновского Храма за то, что Мария Павловна внесла денежный вклад на строительство Храма в честь святителя Тихона, Патриарха Московского и Всея Руси в Дзержинском районе г. Ярославля
Рассматриваем вместе награды. Их много. Здесь медали, ордена, почётные нагрудные знаки. Какие из них наиболее памятны и дороги? Хозяйка помнит обо всех, когда, где и кем вручались.
Бережно открывает Мария Павловна поздравительную открытку, в ней старательным женским почерком написано поздравление от родственников. В этих не совсем умелых поэтических строчках её сестра попыталась передать всю жизнь дорогого ей человека.
Они, эти строчки, по разрешению хозяйки, перед вами.

Дорогая Мария Павловна!
Пролетело шестьдесят!
То, что было, часть забылось. Помнишь – первая
В семье была, и четверых младших пришлось нянчить.
Детство всё прошло в нужде.

Настала юность, и опять её украли,
Пошли окопы рыть и воевать, а вам,
Девчонкам в девятнадцать – двадцать
Пришлось от Юрьевского до Керчи прошагать.

Пришли домой с войны, а тут разруха,
Опять же нужно сеять и пахать,
А мужиков-то только дядя Лёша Комин,
Один на всю деревню, чтоб бабам косы отклепать.

Не пали духом старики и дети,
Работали стемна и дотемна,
Хоть трудодней было по тыще,
В домах царила скорбь и нищета.

Отбрось сегодня все волненья,
Избавь и сердце от забот,
Пусть день шестидесятилетья
В дом светлым праздником придёт!

Достигнув зрелого расцвета,
Крепись и духом в трудный час,
Живи ты сотню лет на свете
И будь счастливою не раз.

А если кто про возраст спросит,
Ответь им на вопрос такой;
В природе есть златая осень,
А в жизни возраст золотой!


Всё то, что я выспросила и попыталась передать вам, впечатляюще ярко звучит в этих безыскусных строчках. Вся жизнь как на ладони.
После этого юбилея Мария Павловна отпраздновала и несколько других. Так пожелаем же ей, чтобы в своей новой уютной квартире она встретила свой очередной праздник. И чтобы было у неё здоровье, чтобы так же молодо светились глаза и звонко звучал голос.
Хочется порадоваться за Марию Павловну и других уважаемых ветеранов войны и тружеников тыла, на деле, а не на словах, ощутивших на себе память, благодарность и поддержку государства.
В череде событий нашей так быстро текущей жизни пусть это событие – получение ветеранами жилья – станет особенным, запоминающимся не только им, но и нам.
На то мы и люди, чтобы помнили добро и умели быть благодарными.

Тамара Алексеевна Капустина


ЗЫ Есть фото

Это сообщение отредактировал Slava_ku - 6.04.2010 - 00:25